когда приходит время ежегодного улльского набега, они строят на
побережье, у самой воды, хижину, какую-нибудь дрянную развалюху, лишь
бы ветром не унесло, складывают туда кучу старого хлама - и все,
готово! Уллы не пойдут вглубь острова, если найдут добычу у самой
воды. Но остается еще одна проблема. Уллы выходят в море не столько
для того, чтобы забрать чужое добро, сколько для того, чтобы отбить
его у хозяина в хорошей драке. Так что пустой дом они, скорее всего,
не тронут, а пойдут искать такой дом, у которого есть хозяин.
случаях принято бросать жребий. В жеребьевке принимают участие все
мужчины, начиная с пятнадцати лет. Впрочем, в некоторых местах женщины
тоже - все, кроме тех, у кого совсем уж маленькие дети. В том же
Койдо, например, все равны перед законом о защите поселения... Тот, на
кого выпадет жребий, должен остаться в хижине и стеречь барахло. Когда
прийдут уллы, он должен драться с ними не на жизнь, а на смерть,
словно защищает не кучу ненужного хлама, а свое достояние. Дело
заканчивается тем, что уллы его убивают, или оглушают - это уж как
повезет! - забирают добро и счастливые уезжают восвояси. Теперь они
получили все, чего хотели: и драку, и добычу. Все честь по чести...
хижины с барахлом не будет защитника, уллы скорее всего пойдут дальше,
и тогда дело не ограничится всего одним убитым.
семья переехала в Койдо, когда мне стукнуло четырнадцать лет. Так что
на следующий год мне пришлось принять участие в жеребьевке. И жребий
пал на меня, как я уже сказал тебе с самого начала...Если бы это
случилось сейчас, я бы, пожалуй, не стал веселиться. Но тогда я был
мальчишкой. Глупо звучит, но я был совершенно счастлив: судьба дала
мне шанс стать героем, и мой отец мог пойти в задницу, вместе со
своими великими поучениями о том, как следует прожить жизнь. Будешь
смеяться, но первое, что я сделал после того, как на меня пал жребий -
это послал его подальше! И мой грозный отец ничего не сказал мне в
ответ. Он промолчал, поскольку я больше не был его сыном. Я был живым
мертвецом, а на мертвецов никто не смеет командовать, поэтому мне
разрешалось все. Три дня, пока горожане строили хижину на побережье и
свозили в нее мусор из своих кладовых, я был самым счастливыми
человеком в мире. Не могу сказать, будто я вытворял нечто из ряда вон
выходящее - тогда мне просто не хватало воображения! - зато я знал,
что могу сделать все, что мне взбредет в голову, и никто слова поперек
не скажет. Таким счастливым я уже никогда не буду, сколько бы курмды
не съел за обедом! А потом меня привели к хижине, дали столько оружия,
что я не мог удержать его в руках, и оставили в одиночестве. Хорошо
быть мальчишкой! Мальчишки не боятся смерти, и в этом их великая сила!
Когда появились уллы, я сражался с ними с таким же азартом, с каким
тузил соседских ребят. Сейчас сам не могу поверить, но мне удалось
уложить пятерых уллов: четырех я подстрелил из лука, одного за другим,
а пятого прирезал - и как только изловчился? Дело кончилось тем, что
дядюшка Люсгамар оглушил меня своей дубиной, а потом сказал своим
спутникам, что из такого мальчишки может вырасти великий воин, поэтому
он заберет меня с собой и будет кормить, как собственного сына... Он
до сих пор чувствует себя виноватым, что я вырос таким тощим: уллы
считают, что худой человек - что-то вроде тяжелобольного. Но кормил он
меня на славу, просто комплекция у меня такая тщедушная! Одним словом,
я очухался уже на улльском корабле. Думал: вот сейчас они меня будут
убивать, но вместо этого мне тут же принесли котел похлебки из сала
халдобы, а потом появился дядя Люсгамар и спросил, не буду ли я так
добр научить его сыновей хорошо стрелять из лука - дескать, ему очень
понравилось, как я стреляю... Сам понимаешь, он тут же купил меня с
потрохами: когда тебе всего пятнадцать лет, и вдруг такой здоровенный
дядя смотрит тебе в рот и просит научить чему-то других таких же
здоровенных дядь, начинаешь думать, что жизнь удалась! Наверное,
поэтому я у них так хорошо прижился!
как мне показалось, самый старший в компании, забрался на стол и
выкидывал там отчаянные коленца, нечто среднее между твистом и
гопаком, если вы способны вообразить, как это выглядит. Остальные
приплясывали вокруг стола, ритмично хлопая в ладоши, и хором пели:
"Чуб-чуб-чуб-чуб-чуб - Чубарага! Люс-люс-люс-люс-люс - Люсгамар!" Они
без конца повторяли этот речитатив, так что у меня была возможность
выучить его наизусть.
полюбопытствовал Хэхэльф. - А почему в ней не упоминаются все
остальные?
эти двое уже катались по полу, как разыгравшиеся щенки. Впрочем,
тузили друг друга они вполне по-настоящему, только в отличие от
классической, эта драка сопровождалась не надрывной руганью, а хохотом
противников. Никто кроме меня не обращал на их потасовку никакого
внимания: уллы продолжали петь и плясать, а прочие посетители трактира
почти с благоговением наблюдали за этим незабываемым зрелищем.
парнем еще до Альгана добираться!
откуда-то из "центра циклона" - Не бзди, Ронхул, я его в два счета
сделаю!
встрепанные и счастливые. Драгоценный шлем рыжего мирно успокоился под
столом - кажется, хозяину было глубоко наплевать на его участь.
любопытством спросил я. - О чем они поют, если не о себе?
Чубараге и Люсгамаре, которые присутствуют здесь, а о своих древних
богах. Чубарага и Люсгамар - это пивные боги, а мои приятели просто
получили свои имена в их честь. Считается, что Чубарага и Люсгамар
научили первых уллов готовить курмду. Поэтому когда уллы напиваются,
они всегда поют хвалебную песню своим богам и танцуют благодарственный
танец - вот и все.
с уллами и дают им добрые отеческие советы? - небрежно спросил я.
живут улльские боги, известно только, что сами уллы уходят к ним после
смерти. Каждый идет к тому богу, в честь которого назван... Если
разобраться, дяде Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с
таким покровителем, как у него, не пропадешь!
еще какие-то?
Агум - бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать;
Гамбустыг - изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж;
Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих
источниках; Олгом - бог праведного возмездия; Гардумба - покровитель
щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах - бог трудного дня,
покровительствующий тем, кто встает на рассвете... Да всех и не
упомнишь!
кусочек курмды - сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день -
описать невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в
конце "фестиваля"...
преисполнился счастливой уверенности, что мир, в котором я живу -
чудное местечко, окружающие меня люди - настоящие душки, а я - самый
замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и
заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из
моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо
скоординированные телодвижения - исполненными совершенно особой
величественной грации... да уж, могу себе представить! Если честно,
так нажираться мне удавалось только в далекой юности, да и то не
часто, всего пару раз, когда шквал дармового коньяка обрушивался на
стабильно голодный желудок... Смутно помню, что в конце праздника я
отплясывал вместе с уллами, с энтузиазмом подпевая: "Чуб-чуб
-Чубарага" и то и дело восклицая: "Йох! Унлах!" - в точности, как мой
давнишний собутыльник Таонкрахт, будь он трижды неладен. Волосатые
чудовища одобрительно отзывались о моих хореографических талантах, а
Хэхэльф смотрел на меня совершенно круглыми глазами: до сих пор он
считал меня вполне приличным человеком - и вот, на тебе!
компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на
палубе "Чинки", да еще и укутанный в волшебное одеяло ургов - думаю,
именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал на
меня с заметным сочувствием.
ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так
уж плохи. Ну да, "Альганского Розового" мы, хвала аллаху, не пили!
самого, чем Хэхэльфа. Но ответ на этот риторический вопрос у него
имелся.
Распопов Дмитрий
Василенко Иван
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий