совершал.
Никто не станет искать короля Наварры в борделе мамаши Жозефины.
К тому же здесь поблизости - дюжина гасконцев, готовых удавить
самого Папу Римского кишками Лютера - лишь бы не дать вас в
обиду. Так что набирайтесь сил, а там - глядишь, шум поуляжется.
лейтенанта, неся в руках ароматно пахнущую, объемистую кружку,
над которой поднимался густой пар.
приятеля! Хочешь, чтобы у него случилась головная лихорадка, чтоб
мозги у него закипели? Иди-ка лучше вниз, выставь за двери одного
пьяного наглеца. Он решил, что может получить здесь кое-что без
монет. Так покажи ему, что именно! А вы сударь, выпейте этот
бульон, вам он сейчас весьма кстати.
хозяйка борделя на улице Пон-Вьё, лет пятнадцать тому назад
начинала свою карьеру, следуя маркитанткой за королевским полком,
и, как видно, знала толк не только в высоком искусстве любви, но
и в грубой науке врачевания. Все, что касалось ран, ушибов,
переломов, ожогов - словом, всего того, с чем приходится
сталкиваться в военном лагере после боя, было для нее делом
привычным и обыденным. Травяные настои, примочки, наваристые
куриные бульоны восстанавливал ли мои силы буквально на глазах.
ярчайшие картины событий, свидетелем которых я никак не мог быть.
Я не мог освобождать из английского плена Жанну д'Арк, но точно
помнил ее лицо и голос. Помнил сражения, отгремевшие сотни лет
тому назад. Я никак не мог странствовать в Святой земле,
отвоевывая у неверных Гроб Господень, но перед глазами моими
частенько вставал образ императора, вещающего что-то толпе
замерших прелатов у разверстых ворот Иерусалимского храма.
ученые мужи, не попадала в чистилище после смерти, а
странствовала? И по сей день странствует, переселяясь из тела в
тело? Таким образом я вижу прежние свои жизни. Но я не мог
вспомнить ни имен ученых богословов, говоривших о таком вот
переселении душ, ни, что хуже всего, своей роли во всех тех
историях, которые мне порой виделись. А еще иногда в моем
возбужденном мозгу всплывали видения уж совсем Странные: я видел
людей, летящих в небе на больших белых парусах, железные кареты с
пушками, много более совершенными, чем наши. А еще в памяти
воскресали образы людей в перьях, слушающих седовласого оратора с
посохом, вокруг которого обвилась огромная змея.
дю Лиса, время от времени требовавший активизировать какую-то
связь, настаивавший, чтобы я не предпринимал ничего
необдуманного, и утверждавший, что он все равно найдет меня.
верным де Батцем, но они доводили моего друга до такого
суеверного ужаса, что я почел за лучшее держать свои беды при
себе.
становилось небезопасно. Имевшееся в наличии золото подходило к
концу, и единственным способом пополнить его запас была продажа
прихваченных во дворце драгоценностей. Как говорится, война сама
себя кормит. Но сколько ни дали бы за них ростовщики - шанс, что
деньги не пойдут впрок, был более чем высок. Ищейки Паучихи
шастали по Парижу, точно тараканы по столу с объедками, выискивая
тех, кого можно было покарать, свалив на их головы всю вину за
произошедшее. Я в этом списке стоял первым. Уже были повешены
мсье де Ту, обезглавлен родственник Гизов, их ярый сторонник и
активный участник "Парижского мятежа" герцог Омальский и
несколько десятков вельмож рангом пониже. Уже бежал из Парижа
Генрих де Гиз, и его роскошный особняк в квартале Маре был
передан в казну, как и имущество его братьев, найденное в столице
и ее окрестностях.
наступала пора королевского дома Наварры, то есть в первую
очередь моя. Оставаться дольше в Париже было невозможно. Как ни
скрывайся я в этих стенах, рано или поздно ищейки все равно
выведали бы место нашего убежища, и ни де Батц, ни дюжина
гасконцев, готовых безропотно отдать жизнь за короля, не спасли
бы меня от "праведного гнева" Черной Вдовы. К тому же
прославиться под именем государя, всю жизнь укрывавшегося от
опасности в борделе "Шишка", что на улице Пон-Вьё, мне вовсе не
улыбалось.
хозяйственная Жози устраивала ревизию заработанных девицами монет
и потому не крутилась близ красавца лейтенанта. - Пора уезжать из
Парижа,
до сотни тех, кто сражался вместе с вами в Лувре. Я посылал
человека, сегодня он вернулся с сообщением: солдаты будут ждать
не более двух недель. Им приходится скрываться, а деньги на
исходе. Если мы не появимся, они попросту разбредутся кто куда.
невелик - не более двух сотен, но это испытанные бойцы. Они будут
рады служить под вашим знаменем.
не имея под командой даже эскадрона, - это самоубийство!
нас вряд ли получится навербовать более пяти полков пехоты и двух
кавалерии. Этого тоже мало для войны с Францией.
должен ехать кто-то, способный убедить их королеву дать денег и
послать флот. А Испания, прошу простить меня. Ваше Величество...
Но ведь вы же гугенот. Король Испании никогда не станет вести
переговоры с гугенотом.
воли и, похоже, изумил Отважного лейтенанта.
лагерю католиков или же их непримиримым врагам-гугенотам, честно
говоря, не тревожил меня нисколько. И вот теперь он встал со всей
остротой.
гугенотской партии, мой капитан.
что за всех наших ребят молитвы Господу возносил наш эскадронный
капеллан, царствие ему небесное. Светлая душа. Там, в Лувре,
рубился до последнего, пока его алебардой в спину не ткнули. - Он
печально вздохнул, на минуту задумываясь. - А то вот еще можно
двинуться в Ла-Рошель. Там, правда, католиков не любят, ну да вы
меня и ребят не выдадите. Ну а мы с вами - и в огонь, и в воду!
Поговаривают, что в Ла-Рошели ваш кузен, принц Кондэ, уже войска
собирает. Так, может, туда?
Гасконь нас будут искать, как нигде в другом месте Франции. Кроме
того, почему-то мне кажется, что я не в самых добрых отношениях с
кузеном Кондэ. Не думаю, чтобы он обрадовался моему приезду. Пока
одно ясно точно: из Парижа самое время Убираться. И вот еще что.
Если я не убивал короля Карла IX - а я готов отдать голову на
отсечение, что я его не убивал, - значит, его убил какой-то
негодяй, желающий приписать мне смерть государя. Что бы ни
случилось, я обязан распутать это Дело. Имя короля Наварры не
должно быть запятнано обвинением в подлом цареубийстве. А потому,
будь добр, послушай, что говорят на эту тему на рынке, в коллежах
Сорбонны, у Девиц... Где и что сейчас Екатерина, Генрих
Анжуйский, Алансон, Гиз, моя супруга Марго и прочие мои
родственнички.
заскучавшей без лихого гасконца, и я приложил палец к губам,
давая знак прекратить наш военный совет.
мы начали подготовку к отъезду. Для начала мой верный соратник,
прикидываясь простецким искателем удачи из Прованса, обошел все
городские ворота, спрашивая, нельзя ли устроиться где-нибудь
стражником. Но южный говор Мано заставлял парижан
настораживаться, и, невзирая на уверения в полной преданности
канонам католической церкви, ни один цеховой старшина,
возглавляющий отряд местной стражи, не пожелал взять к себе
чужака. И все же сказать, что преданный гасконец зря стаптывал
сапоги, было нельзя. Результат, хотя и неутешительный, имелся.