еще и "ла", а если вдуматься, черт с ним, пусть подавится, еще и
"фон", а он нам Мано на блюдечке с голубой каемочкой. Как
говорится, наши дела стоят ваших "де ла"." - Он хотел еще что-то
добавить, но тут вошедший в мой кабинет благочестивый
бенедиктинец смиренно напомнил, что нынче же ночью у нас
планируется еще один визит к его преподобию господину де Ботери,
секретарю папского нунция.
поздними гостями, но, разглядев в свете поднесенного фонаря лица
визитеров, отворила калитку, впуская нас во владения его
высокопреосвященства.
негромко проговорил я.
более дивные мы видим перед собой всякий час, но не придаем им
должного значения.
пространные повествования о деяниях святых и подвижников, но
покои кардинала Солертини, в свите коего состоял бывший викарий
парижского архиепископа, находились в крыле дворца, стоящем
совсем рядом с калиткой, через которую мы только что вошли.
пропустил, не задавая вопросов. Казалось, присутствие кроткого
бенедиктинца служило универсальной отмычкой ко всем запертым
дверям французского королевства. Пройдя какое-то время в молчании
по гулкому коридору, мой гид остановился перед одной из дверей,
на вид ничем особо не привлекательной, и, для приличия постучав,
несильно толкнул ее.
свои личные кельи, дабы любой из начальствующей братии мог
беспрепятственно войти в каждую из них, когда вздумается. Ибо
тайность, как утверждали праведные отцы Церкви, мать всякого
заговора и разврата.
однако сильно ли это способствовало искоренению заговора в святых
угодьях, оставалось невыясненным. Преподобный мсье де Ботери
восседал за небольшим письменным столиком, низко наклонясь над
исписанным листом. Судя по гусиному перу, сжимаемому им в
пальцах, и распечатанному свитку с красной печатью, укрепленному
на пюпитре перед ним, в этот момент святой отец переписывал
очередной документ, возможно, речь для завтрашнего выступления
его высокопреосвященства. Заслышав скрип петель,
священнослужитель поднял на вошедших подслеповатые глаза и,
близоруко щурясь, попытался распознать поздних визитеров.
стоящий рядом бронзовый письменный прибор. - Это вы! Я собирался
увидеться с вами завтра. Тут вот наш король Генрих III отсылает в
Рим интересную депешу. - Монах постучал пальцами по листу,
укрепленному на пюпитре. - Он просит развода для своей любовницы
Марии и ее супруга - принца Кондэ, дабы позднее иметь возможность
с ней обвенчаться. Я подумал, что вам это должно быть интересно,
- благостно улыбаясь, проговорил брат Рауль.
об этом, - прервал собрата духовник Маргариты Наваррской. - Мой
спутник желает побеседовать с вами.
оглядываясь и хлопая ладонью по лежавшим вокруг бумагам. -
Представляете, брат Адриэн, куда-то запропастились очки. Он что
же, друг мой, тоже...
добродушного священника наш капеллан. - Его имя Генрих де Бурбон.
говоря, даже не представляя, с чего начать свою обличительную
речь. Мне он представлялся совершенно другим, этаким прожженным
интриганом, худым и жестким, как удар плетью, прирожденным
чудовищем, на котором монашеское одеяние должно было смотреться
дерзким вызовом христианскому миру. Если возможно судить о
человеке по лицу, я готов был присягнуть, что этот толстенький
невзрачный человечек, от рождения уготованный для служения
Господу, не мог организовать то хладнокровное убийство, которое
я, да и не только я, ему приписывал.
пытаясь собраться с мыслями. - Для-я-я меня это честь.
изощренного негодяя за ворот сутаны и, приложив для острастки
пару раз об стену, вытряхиваю из подлеца все детали недавнего
цареубийства. Однако хватать и бить такого вот бумажного червя
рука не понималась. Опираться можно лишь на то, что
сопротивляется.
более Грозно произнес я, сразу беря быка за рога.
причетником луврской часовни, а в тот день, по обычаю, служатся
поминальные мессы за упокой души вашего великого предка, короля
Людовика Святого.
угрожающих интонаций, но, честно говоря, был обескуражен
безропотной кротостью воображаемого чудовища.
душам, алчущих крови. Я и еще несколько обитателей и обитательниц
Божьего храма чудом спаслись из дворца незадолго до взрыва. Вот и
брат Адриэн может подтвердить это.
вечер?
по безмятежному лицу священнослужителя, он отвечал откровенно. И
все же проку от его ответов не было абсолютно никакого. Впрочем,
на что же, собственно говоря, я надеялся? Что возможный
заговорщик, увидев меня, начнет каяться и просить пощады? Нет, я
надеялся на иной сценарий допроса. Такое перемалывание воды в
ступе напрочь сбило меня с толку.
голосу грозное звучание. - У меня есть все основания полагать,
что именно вы отдали своему племяннику приказ убить короля Карла
IX. Не знаю еще, ваша ли идея, или же он сам придумал свалить на
меня вину за это убийство, но я об этом непременно узнаю. Даже
если все сказанные вами сегодня слова вам придется подтвердить на
дыбе.
молчащего брата Адриэна, словно прося у его заступничества, взвыл
монах, - Я секретарь папского нунция!
Одним замученным священником меньше, одним больше - какая
разница!
покачивая головой, весомо промолвил мой провожатый. - Зачем вы
пугаете этого доброго человека? Я могу вам подтвердить, что в
Лувре в ту ночь он не покидал пределов молельни, кроме как в те
минуты, когда все мы, там находившиеся, спасались от неминуемой
гибели благодаря христианской доброте ваших пистольеров.
с духом, выпалил брат Рауль, едва сдерживая в груди глухие стоны.
- Я оболган, я оклеветан! И я, и мой бедный племянник, мир праху
его! Не верьте подлому обману. Ваше Величество! Рене был хороший
мальчик. Он не мог поднять руку на своего короля. Это все дю Гуа!
Это он сразил нашего несчастного государя и затем вставил в рану
ваш кинжал, - тараторил монах, раз за разом увеличивая периметр
тонзуры. - Зачем, скажите, нужна была смерть Карла IX моему
дорогому племяннику? Ведь он был дворянином его свиты. Это Луи де
Беранже! Это он получает все после смерти Карла и коронации его
брата Генриха!
земли в свое безраздельное владение. И вряд ли ему когда-либо
понадобится больше. Он убит сегодня утром на дуэли, - пристально
глядя в глаза священнослужителя, произнес я.
викарий. - Скор и справедлив!
распятием из черного дерева, висевшим у изголовья его весьма
скромной кровати. Истовая молитва, полившаяся из уст смиренного
служителя церкви, по моим расчетам, могла затянуться надолго.
Возможно, до утра. Не знаю уж, чего ждал после рассвета от своего
помощника кардинал Солертини, но мои функции в делах наступающего
дня были весьма многочисленны и требовали ясности ума.
сорвать выступление духового оркестра. - Здесь мы ничего не
добьемся. Я почитаю Всевышнего, но терпеть не могу святош!
христианскому монарху.