Чтение 2–й страницы книги ~Без пощады~

- Идем в барак, стратеги, - предложил я, допивая кисель.

Казарменного типа домик, в котором жила наша группа, был всем хорош и пригож, грех жаловаться. Официально он именовался жилым блоком. Но из глубин коллективной исторической памяти всплыло и насмерть приклеилось к нашему жилью невеселое татарское словечко "барак".

Там уже собрались на послеобеденный отдых все наши. Не хватало только кавторанга Щеголева, которому теперь предстояло пять суток маяться в изоляторе. У изолятора были свои плюсы (не надо ходить на лекции Кирдэра), но имелись и два крупных минуса.

Во-первых, в изоляторе отсутствовали окна. Как ни хорохорься, как ни храбрись, а это психику калечит. Не за один раз, но все же.

Во-вторых, в изолятор запрещалось приносить книги из лагерного культблока. О, книги в изоляторе имелись, почему нет! "Ясна", "Гаты", "Дисциплинарный регламент офицерских лагерей Главного Управления Лагерей Народного Министерства-Обороны Конкордии" и, конечно же, "Шахнаме". Тот самый шикарный том на русском языке, который конкордианцы щедро раздаривали нашим делегациям накануне войны!

Я сам, к счастью, пока что в изолятор не попадал. От такого круга чтения и ласты склеить можно. Бедный Щеголев!

В бараке, вместо мирного ничегонеделания с какой-нибудь хорошей книжкой (я их нагреб целую тумбочку, чтобы лишний раз не бегать в культблок), меня, увы, ожидал отдых активный: драка и другие незапланированные телодвижения.

Когда мы вошли, там уже разворачивалась драматическая сцена. Так что получилось "Явление надцатое. Те же и Пушкин, Ходеманн, Ревенко".

В проходе между кроватями лицом к двери стоял новенький. Вокруг него в экспрессивных, я бы сказал - просто-таки микеланджеловских позах застыли несколько наших - я сразу узнал со спины Леву-Осназа и Тихомирова. Был там и каперанг Гладкий.

Остальные - человек пятнадцать - лежали на кроватях, с интересом болельщиков следя за развитием событий.

А события развивались так.

- ...собрались одни пораженцы! - орал новенький, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь. - Сдались клонам в первом же бою! Без единого выстрела оставляли города! Целые планеты! И вы смеете называть меня провокатором?! Меня?!

- Повторяю, капитан-лейтенант, - отчеканил Гладкий, повышая голос. - Немедленно успокойтесь! Степашин принесет вам свои извинения. Но для начала вы должны выполнить приказ старшего начальника и замолчать.

"Ну и денек выдался... - подумал я. - Сперва Щеголев сорвался, теперь этому неймется... Переодеться еще не успел, а уже в бутылку лезет... И не стыдно: капитан-лейтенант все-таки, комэск небось. Не-ет, наш Готовцев себе такого никогда не позволил бы".

Я не успел толком разобраться в ситуации, но ощутил неожиданно сильный прилив злости. Как всегда, особенно обидно было слышать "сдались клонам в первом же бою", потому что применительно ко многим из нас это было чистой правдой. Взять хотя бы меня...

Капитан-лейтенант и не думал подчиняться приказам Гладкого.

- Пр-ровокатор... - рычал капитан-лейтенант, даже не взглянув в сторону каперанга. - Дерьмо собачье! Вы что, думаете здесь конца войны дождаться?! На наших же трофейных харчах досидеть?! Там целые эскадры на смерть идут, в пекло! Восемьсот Первый парсек в огне! Зелень всякую со вторых курсов сгребают, чтобы было кого в вылет выпихнуть! Американцев уже выписали, докатились! А вы, кадровики...

- Ну хватит, - выдохнул Лева-Осназ, багровый, как буряк. - Придется вам, товарищ капитан-лейтенант, немного отдохнуть... уж не обессудьте...

С этими словами он сделал шаг вперед. Можно было не сомневаться: сейчас последует эффектный прием из богатого осназовского арсенала, после которого скандалист наконец заткнется. И промолчит часок-другой.

Увы, у капитан-лейтенанта была хорошая интуиция. А уж реакция - просто выше всяких похвал.

Удар! - и Лева-Осназ, не ожидавший такой прыти, падает на спину, а капитан-лейтенант, перепрыгнув через кровать, страхует себя от немедленного возмездия со стороны Тихомирова.

Все вскочили на ноги.

- Это уже переходит все границы! - грохочет каперанг.

Я сам не заметил, как в два прыжка оказался рядом с буяном. Лева-Осназ к тому моменту снова был на ногах, но я его опередил.

- Саша, стой! - крикнул мне в спину Ревенко. Но было поздно.

Заводной капитан-лейтенант хотел вмазать и мне, но я был готов к такому обороту событий. Его кулак прошел в двух пальцах от моего виска, а вот мой хук достиг цели.

Хрясь!

Воспользовавшись тем, что я на секунду оглушил смутьяна, на него навалился Лева-Осназ.

Через полминуты обездвиженный медвежьими объятиями Левы и вмиг присмиревший капитан-лейтенант уже извинялся. В первую очередь перед начальником группы - Гладким. Во вторую - перед Левой-Осназом, то есть, простите, старшим лейтенантом Львом Степашиным.

Мне было донельзя стыдно, что пришлось ударить старшего по званию. Не знаю, что на меня нашло... Но уж больно это мерзкое зрелище: офицер в истерике. Тьфу.

- Как его хоть зовут? - спросил я тихонько у Злочева, отводя его за локоть в сторонку. Почему-то в ту минуту это мне казалось самым важным.

- Капитан-лейтенант Богдан Меркулов. Вроде как истребительный комэск с "Нахимова".

- Контуженный, что ли?

- Может быть. Хотя... Хотя скорее всего просто...

- Что - просто?

- Ну, расстраивается, что в плен попал.

У них в Глобальном Агентстве Безопасности все "просто". Но готов спорить, на каждый случай у Злочева сотня задних мыслей, всяких "соображений". Свои соображения по поводу тихой истерики Щеголева, громкой истерики Меркулова, а также относительно прибытия сегодняшнего конвоя и даже участия скромного, уравновешенного младшего лейтенанта Пушкина в происшедшей только что драке.

Именно так. Один раз по морде врезал или сорок один - все равно, в рапорте так и пишется: "участвовал в драке, первым ударил старшего по званию..."

- А что послужило поводом? - спросил я.

- Понимаешь, он еще представиться не успел, а уже начал выспрашивать о перспективах побега. Ему сперва пару раз намекнули, а потом и открытым текстом сказали, что такие вещи всерьез здесь обсуждать нельзя. А он все не унимается. Тогда Лева-Осназ у него полушутя так спросил: "Товарищ, а вы не провокатор, случайно?" Тут он и взорвался.

Тем временем, приняв извинения от Меркулова и оставив Степашина что-то добродушно гудеть на ухо капитан-лейтенанту, к нам присоединился Гладкий.

- Значит, так, Пушкин, - вполголоса сказал он. - Я это всем говорить буду, но вам сообщаю персонально как участнику драки. - О, я знал! "Участник драки", а как же. - Российские офицеры выясняют отношения тремя способами. Первый: словесно. Второй: через рапорт вышестоящему начальству. Третий: на дуэли с применением защитной одежды и холодного оружия установленных образцов. Рукоприкладство категорически запрещено! По отношению к младшему или равному по званию оно квалифицируется как превышение служебных полномочий. По отношению к старшему, в зависимости от ситуации, - как злостное хулиганство либо мятеж. Понятно?

- Так точно, товарищ капитан первого ранга! Разрешите обратиться?

- Да.

- Капитан-лейтенант Меркулов игнорировал ваши приказы и превысил служебные полномочия в отношении старшего лейтенанта Степашина! Своими действиями капитан-лейтенант Меркулов оскорбил честь мундира офицера российского военфлота!

- Возможно, - кивнул Гладкий. - Но вопрос об оскорблении чести мундира должен решать товарищеский суд, а не распоясавшийся младший лейтенант. В любом случае вы были не правы, Пушкин. Потрудитесь извиниться перед капитан-лейтенантом Меркуловым!

К нашему разговору, который теперь велся в полный голос, прислушивался весь барак. Не исключая и Меркулова.

- Товарищ каперанг, разрешите?.. - сказал он. Лева-Осназ больше не держал его, капитан-лейтенант подошел к нам.

- Да.

- Я так понял, фамилия этого товарища Пушкин?

- Да.

- Не Александр, случайно? - Меркулов усмехнулся.

- Именно так. - Гладкий кивнул. В уголках его губ тоже вильнула хвостиком улыбка.

Я понял: грозовые тучи рассеялись. И позволил себе встрять в разговор капитанов:

- Отчество мое Ричардович. Не Сергеевич.

- Как ты догадался?! Именно это я и хотел спросить! - хохотнул капитан-лейтенант. - Ну а меня зовут Богдан Меркулов. Как раз Сергеевич. Будем знакомы.

С этими словами капитан-лейтенант протянул мне свою квадратную, поперек себя шире ладонь с невообразимо толстыми пальцами. Я, чуть замешкавшись, ответил на рукопожатие. (На самом деле это тоже против правил: капитаны не подают руки малознакомым младшим офицерам.)

- Извините, товарищ капитан-лейтенант, что я вас... - поспешил сказать я, косясь на нахмурившегося Гладкого. - Что я допустил в отношении вас неуставные действия! Неадекватно оценил ситуацию, каюсь.

- Брось, - отрезал Меркулов. - Молодец, удар хороший. В ушах звенит... Все, забыли. Но, товарищ капитан первого ранга, - это он уже Гладкому, - все-таки скажу вам откровенно: пусть я десять раз грубиян, а в этой дыре засиживаться не собираюсь. И никому не рекомендую. Намерен с сего момента денно и нощно искать пути к освобождению!

Через плечо Меркулова я видел, как Лева-Осназ скроил рожу и покрутил пальцем у виска.

Гладкий не мог себе позволить подобных вольностей, но, готов спорить, подумал о том же самом.

- Похвальные намерения, капитан-лейтенант, - спокойно сказал он. - Но я бы рекомендовал вам для начала войти в курс наших дел. Отчетливее уяснить себе диспозицию. Вы не против?

- Не против! Этого я и хотел, но товарищ из осназа почему-то назвал меня провокатором!

- Тогда сделаем вот как... - Гладкий на секунду задумался, а потом обратился ко мне не по-уставному, тем самым давая понять, что инцидент с рукоприкладством признается полностью исчерпанным: - Саша, я вас прошу совершить с капитан-лейтенантом небольшой моцион. Сводите его на западный край плато, покажите желтые таблички, покажите красную... Проведите немного по тропе... Введите в курс, одним словом. Хорошо?

"Плакали мои книжки..." - подумал я.

- Разумеется, Никтополион Васильевич... То есть так точно, товарищ капитан первого ранга!

- Товарищ капитан-лейтенант, не обижайтесь, но ни в коем случае нельзя обсуждать вопросы побега в бараках. И вообще на территории лагеря. Здесь наверняка все прослушивается. А даже если и не все... - Я замялся.

- Что?

- Неприятно это говорить... Но... Но, возможно, кто-то из наших товарищей согласился... или в будущем согласится... на сотрудничество с клонами...

- Стукачи?! - ахнул Меркулов. - Кто?!

- Тише, тише. Я не сказал, что они есть. Но они могут быть. Или могут появиться.

- Да я голыми руками!.. гада!..

"Ну и тип. Как он умудрился до капитан-лейтенанта дослужиться и ни разу не загремел обратно в летехи по неполному соответствию? При таком характере!"

- И я, товарищ капитан-лейтенант. Но если не знаешь, кто этот гад, а он тем временем на тебя стучит коменданту, то согласитесь...

- Чепуху мелешь, лейтенант... Не может такого быть, чтобы русский офицер продался этим выродкам! - Меркулов явно переключился на диалог с внутренним голосом, не со мной. - Не-ет, такому никогда не быть!

Аргумент был веский, ничего не скажешь. Оставалось только согласиться.

- Я тоже в этом уверен.

Мы шли длинным проходом между двумя сетчатыми заборами. Этот проход, рассекающий лагерь надвое, находился под постоянным наблюдением из цитадели.

Лейтенант Тихомиров, знаток и ценитель античности, уверял, что такая центральная улица в римском военном лагере называлась "виа преториа". Это мудреное название не прижилось, а вот "Тверская", как окрестил ее Лева-Осназ, подхватили все.

Итак, прошли мы с Меркуловым по Тверской и уперлись в турникет Западного КПП.

Кроме этого символического препятствия, ничто не мешало военнопленному покинуть территорию лагеря в любое время дня и ночи. Не было там ни собак, ни автоматчиков, ни многорядной проволоки под током, ни колониальной экзотики вроде живой изгороди из трайтаонских хищных лиан.

Удивительно?

Да.

Я достал свое удостоверение и засунул его в щель сканера. Створки турникета разошлись в стороны.

Пройдя через КПП, я достал удостоверение из лотка, в который оно было выплюнуто, и положил обратно в нагрудный карман.

"Вы покидаете территорию лагеря нравственного просвещения им. Бэджада Саванэ. Напоминаем, что ближайшее мероприятие - ужин - состоится через один час тридцать восемь минут. Ближайшее контрольное мероприятие - построение перед вечерней молитвой - состоится через два часа тридцать восемь минут. Приятной прогулки!"

- Чтоб тебе сдохнуть, - проворчал Меркулов.

Итак, мы на свободе. Жилблоки, санблоки, пищеблок, спортплощадки, раскидистые платаны, погребальная башня-дахма и, главное - цитадель все осталось за спиной.

Повторяю: на свободе.

Не верите? Зря.

- Послушай, я не понял. - Меркулову было явно не по себе. - В чем подвох? Если мы подойдем к краю плато, нас снимет снайпер?

- Нет.

- Значит, где-то есть скрытый периметр охраны? Пикеты? Секреты? Огневые точки?

- Насколько я знаю, нет.

- Плато оканчивается отвесным обрывом?

- Нет. Там есть вполне сносный спуск.

- Так какого же рожна?!

Нехорошо отвечать старшему по званию вопросом на вопрос, но эффект того стоил.

- Как, по-вашему, называется эта планета? - Меркулов посмотрел на меня испытующе.

- В загадки играть будем?

- А почему бы и нет, товарищ капитан-лейтенант?

- Ну давай поиграем...

Меркулов остановился, подпер подбородок рукой и с демонстративной задумчивостью вперился в бледно-голубое небо.

Я торчал здесь уже три недели. Почти все мои товарищи по несчастью, которых конкордианское вторжение застало на планетах внешнего пояса,- больше месяца. Среди них были опытные навигаторы и астрографы, пилоты и разведчики. Был, в конце концов, всезнающий эксперт Здочев. По ночам они изучали рисунок созвездий и подсчитывали количество небесных тел в звездной системе. Днем по сто раз глядели на местное солнце, растирали в пальцах грунт, по часу рассматривали каждую залетную "стрекозу" (квазинасекомые; настоящим стрекозам здесь взяться было неоткуда).

Никто не смог уверенно опознать планету - ни по астрографическим, ни по каким другим признакам. Наши же тюремщики держали ее название в строжайшей тайне. "Не важно, как называется место, куда занесла нас судьба, - говорил Кирдэр. - Важно, что здесь проходит передний край борьбы с Ангра-Манью".

Но не могли же мы всерьез называть планету, на которой, быть может, нам предстояло проторчать еще долгие годы, "Передним Краем Борьбы с Ангра-Манью"! Просто "Передний Край", может, и сгодилось бы - для передовой базы нашего флота, но уж никак не для клонского тайного логовища!

Поэтому кто-то из старших офицеров еще до моего появления окрестил планету Глаголом. Для гражданского уха звучит диковато, но для военного - органично.

"Глагол" - это четвертый код из таблицы условных позывных (после "Азов", "Бук", "Ветер"). Во время планирования реальных боевых действий эти коды обычно перекрываются личными позывными командиров тактических подразделений. Но во время учебного моделирования табличными кодами пользуются вовсю.

Эти коды - азбука войны.

Скажем, задача из учебника по тактике может формулироваться так.

"Вам приказано атаковать на высокой орбите планеты 3-класса транспорт противника условного типа "Дюгонь". Ударные группы "Азов" и "Бук" состоят из трех торпедоносцев ДИ-4 каждая. Группа прикрытия "Ветер" состоит из шести истребителей РОК-12-тер. В вашем распоряжении имеются еще два истребителя РОК-12-тер, два штурмовика ЛЕ-10 и два разведчика ДИ-4Р. Варианты использования этих флуггеров: (1) сформировать одну большую демонстрационную группу "Глагол"; (2) сформировать две демонстрационные группы - "Глагол" и "Древо"; (3) распределить флуггеры между группами "Азов", "Бук", "Ветер".

Сделайте ваш выбор и обоснуйте его, если известно, что транспорт охраняется двумя фрегатами условного типа "Хищный", находящимися на той же орбите, что и транспорт, с опережением и отставанием в 2000 и 1000 км соответственно (ТТХ условных боеединиц см. в Приложении 2)".

Но зачем мне было говорить Меркулову, что условное название планеты - Глагол? И что ничего достоверного установить не удалось? Пусть уж помучается!

- Это не так-то сложно, когда знаешь все планеты Конкордии наперечет... - пробормотал Меркулов, на глазок определяя угловые размеры неяркого светила при помощи разведенных большого и указательного пальцев. - Та-ак, это не Йама. Там центральная звезда значительно меньше. Не Ардвисура- спектральный класс другой. Ну, не Паркида и не Вэртрагна, ясно... А, да это же Хварэна! Что тут сложного? - Он повернулся ко мне с улыбкой победителя.

- Все бы хорошо, но сутки здесь втрое длиннее хварэнских. Кроме того, есть и другие отличия. Вы их еще встретите.

- А что за сутки на Хварэне?

- Двадцать два стандартных часа.

Эту цифру я вынес отнюдь не из Академии. Кому она нужна, Хварэна?! Но в последние недели я столько раз становился свидетелем и посильным участником подобных дискуссий, что волей-неволей начал ориентироваться в конкордианской астрографии.

- Ну допустим. А другие отличия?

- Вот о них я и хотел вам рассказать. Пойдемте к ребятам.

Я указал на группу пленных, которые, как и мы, вышли погулять. Они стояли перед желтой табличкой "СТОЙ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!" и играли в "ложки".

- Да ну их, этих ребят.

- Это займет пять минут. Пойдемте-пойдемте, не пожалеете.

Мы подошли. Ребята оказались итальянцами. Я их лично не знал, хотя мне было известно, что это звездолетчики с двух линкоров, расстрелянных из засады в упор на рейде Екатерины.

Занимались итальянцы вот чем. Набрав в столовой ложек (администрацией лагеря это не приветствовалось, но и не возбранялось), они бросали их за желтую табличку. И смотрели, что дальше будет.

Когда Меркулов увидел, что дальше, ему оставалось от изумления только открыть рот и молча ждать, что будет еще дальше.

Итак. Итальянец бросает ложку - легким взмахом руки, метра на два.

Подчиняясь закону всемирного тяготения, ложка падает на грунт. Но вместо того, чтобы полностью упасть и лежать себе, ложка встает вертикально. И стоит.

Грунт как грунт. Щебенка с серой глиной вперемешку. Трава на ней не растет, но и в других местах, если исключить специально культивированные участки лагеря с завозным черноземом, тоже не растет ничегошеньки. Надо старательно присматриваться, чтобы заметить, что бочок то одного, то другого камешка в аномальной зоне нет-нет, да и заиграет на свету бледным радужным сполохом. А иногда и этот эффект не наблюдается.

А ложка стоит. Десять секунд стоит, двадцать... а потом - хлоп! - вылетает из аномальной зоны по параболе, как пробка из бутылки.

Игра состоит в том, чтобы твоя ложка улетела как можно дальше. Только и всего.

- Это как? - спросил ошалевший Меркулов, когда самый рослый из итальянцев с ликующими воплями побежал за своей ложкой, ударившейся о землю в семи метрах у нас за спиной (остальные ложки взлетали выше, но летели круче и едва не настучали капитан-лейтенанту по макушке).

- Это вот так, - ответил я, приветственно улыбаясь итальянцам. Дальше улыбок и чао-какао у нас с итальянцами не шло. Персональных переводчиков нам не выдали (напротив: отобрали даже те, которые были у некоторых на момент сдачи в плен). Горячие же итальянские парни отбывали детство в захудалой колониальной школе на Лючии. Язык межнационального общения там преподавали из рук вон плохо. Помню даже до войны репортаж такой проблемный: вот, дескать, Закон о Языке приняли, а не исполняем! И ладно бы всякие отсталые правительства, но даже нации-комбатанты!

- Что это за дьявольщина? - продолжал докапываться Меркулов. - Переменное магнитное поле?

- Я не знаю, что за дьявольщина. Это не магнитное поле. И не гравитационное. В чистом виде по крайней мере. Это - аномальный физический эффект, не имеющий ни названия, ни разумных объяснений. А табличка, поставленная заботливыми клонами, указывает границу зоны, в которой этот эффект проявляется.

- А что случится с человеком, который туда зайдет?

- Проверять никому неохота. Но клоны, наверное, недаром желтую табличку поставили. Пойдемте дальше гулять?

- Пойдем... И много здесь таких зон?

- Много. И не только таких. Это не планета, товарищ капитан-лейтенант, а психоз. Никто в Объединенных Нациях о такой не слышал. Даже в Глобальном Агентстве Безопасности о ней ничего не известно. По крайней мере лейтенантам. Пришлось назвать Глаголом.

- Плохо работают... Плохо! Ишь Глагол выдумали! Азов, мать его за ногу, Ветер-Древо-Зубр-Игла... И наша, флотская, разведка никуда не годится! Заселенную клонскую планету проморгать - где это видано... Быть такого не может! Понимаешь, лейтенант? Не может быть!

Разговор мы продолжали на ходу, направляясь к западному краю плато. Чтобы Меркулов отчетливо представил себе незавидные перспективы бегства, я хотел показать ему местные достопримечательности. А то ведь по всему было видно: этот субъект сбежит первой же ночью. И сгинет без следа, дурень...

Я вздохнул.

- Това-арищ капитан-лейтенант, не верите мне - спросите у старших по званию.

Но Меркулов меня не слушал. Его мысли уже неслись дальше. Причем в том самом направлении, которое я и предугадывал.

- Сколько клонов в охране лагеря? - отрывисто спросил он.

Меркулов вообще говорил отрывисто. Произносил два-три слова, а потом запинался на секунду - причем в самых неподходящих местах, из-за чего сбивались привычные русскому уху интонации. Например, свой вопрос он задал примерно так: "Сколько клонов в охране?.." Пауза и вроде бы конец вопроса. А потом неожиданно, с повышением голоса: "...лагеря?"

- Не знаю. С виду цитадель рассчитана человек на сто - сто двадцать.

- Это я понял. Нужны точные цифры. Ты не пытался подсчитать число постов? Количество смен? Не следил, как часто меняются солдаты в дежурных нарядах?

- Как уследишь за ними, если большая часть - клонированные демы?