Чтение 39–й страницы книги ~Боевая машина любви~

Глаза Тенлиль расширились от искреннего ужаса. Мгновение она сверлила Ларафа взглядом, чтобы удостовериться, не разыгрывают ли ее. Но по невозмутимости Ларафа она поняла, что ни о каких шутках не может быть и речи. Потому что таких шуток не бывает в природе.

Она отчаянно хлопнула ресницами, схватила ртом воздух и пробормотала что-то нечленораздельное.

Лараф вдруг подумал, что сраженная последним сообщением Тенлиль не ровен час потеряет сознание. Интересное дело - наподдать в пах мужику, оказавшемуся самим гнорром! Но вместо обморока Тенлиль бухнулась на колени у ног Ларафа и, сжавшись словно перед бичеванием, залепетала нечто совершенно сумасшедшее.

Лараф разобрал что-то вроде "я заслужила казнь" и "прошу перед смертью направить письмо моей дорогой матушке"...

Наконец-то Лараф смог обнять Тенлиль. Но даже эйфория, охватившая его при ощущении тепла сестринского тела, не смогла заслонить от него очевидность того удручающего факта, что при каждом его прикосновении девушка вздрагивает так, как будто в нее тычут раскаленным прутом.

- Госпожа Тенлиль, мне понятно ваше волнение. Я понимаю ваши эмоции. Любая порядочная девушка на вашем месте чувствовала бы то же самое.

Но Тенлиль больше ничего не говорила. Она подобрала под себя ноги, согнула спину, зацепилась пальцами за носки туфель и, приобретя вид фантастической черепахи, пребывала в полном молчании. Она уже не всхлипывала.

В какой-то момент Ларафу даже показалось, что Тенлиль не дышит. Он тихо сидел рядом с ней. Ему было не по себе.

Вдруг он заметил, что белый воротничок на платье сестры в месте соприкосновения с шеей уже перестал быть белым и стал желто-серым. "Она не снимала платье три дня", - промелькнуло в голове у Ларафа. На него нахлынула волна жалости. Он положил руку на голову Тенлиль. На сей раз та не пошевелилась.

Она была в глубоком шоке. "Наверное, если бы я заявил, что я - Сиятельная Княгиня Сайла, она и то испугалась бы меньше", - вздохнул Лараф. Ему ничего не оставалось, как продолжать свои увещевания.

- Тенлиль, вы станете богатой. Все будут кланяться вам. Вам будет позволено все. И я влюблен в вас, - говорил Лараф, который ощущал, что часть звериного отчаяния Тенлиль понемногу передается и ему.

Но Тенлиль по-прежнему молчала. От этого отчаяния хотелось выть по-волчьи. Неужели все впустую?

- Вы совершенно свободны и вы можете уйти. Я не хочу вас неволить. Мне нужна любовь, а не рабская покорность. Вы правы - гулящих в Пиннарине гораздо больше, чем торговцев сладкой водой. И хотя мне нужна только одна вы, вы свободны, - сказал Лараф, когда все остальные аргументы были исчерпаны.

Последние слова, к вящей радости Ларафа, дошли до сознания девушки.

Она наконец-то подняла глаза на Ларафа. Эти глаза, казалось, изменили цвет - с голубого на сталисто-серый. Словно ясное небо заволокли грозовые тучи. Веки были красноватыми и казались отекшими. В остальном лицо Тенлиль было бледнее снега.

- Вы не шутите? Я правда могу уйти? - шепотом спросила Тенлиль.

- Конечно можете, - сказало устами Ларафа великодушие гнорра, в изображении которого Лараф успел поднатореть. Как выяснилось - поднатореть чрезмерно.

Получив подтверждение, Тенлиль неожиданно шустро вскочила на ноги и бросилась к выходу на лестницу. Лестница вела в вестибюль, который открывался в суровую пиннаринскую ночь.

"Что я сказал, какой я болван! Кто меня тянул за язык?!" - спохватился Лараф. Тенлиль, на сей раз выказавшая больше сметки, крутила ключ в замке.

- Прекрасная госпожа! Быть может, вы дадите мне шанс? Ведь, если вы уйдете, у вас уже не будет возможности узнать меня лучше! Разве я не нравлюсь вам?

Лараф решил начать с заговаривания зубов, продолжить просьбами и мольбами, оставив угрозы на крайний случай. Словом, делать что угодно, лишь бы не допустить той самой "свободы", которую только что так опрометчиво пообещал. "В крайнем случае, кликну охрану... пусть снова усыпят ее", - впопыхах решил он.

- Разве я вам совсем не нравлюсь? - повторил Лараф.

Выпустив из рук ключ, Тенлиль внимательно разглядывала гнорра. Довольно долго она всматривалась в его лицо, фигуру, с опаской изучала детали его одежды.

- Вы очень красивый, милостивый гиазир гнорр, - робея сказала она.

- И это все? - спросил Лараф. Он не сумел скрыть разочарование.

- О нет, милостивый гиазир гнорр! Не все! Конечно не все! Вы вроде Шилола. У вас власть делать что угодно. Но...

Тенлиль замялась. Она опустила глаза.

- Что "но"?

- Но вы сказали, что вам нужна любовь. Верно?

Лараф кивнул.

- А я не могу полюбить вас.

- Я не заставляю вас прямо сейчас взять - и полюбить меня. Я просто хотел сказать, что возможно в будущем, когда вы узнаете меня лучше, вы сумеете полюбить меня. Я же не какое-нибудь чудовище.

- Нет, вы очень красивый, милостивый гиазир гнорр, - твердила Тенлиль. - Но...

- Ваше сердце не свободно? - подсказал Лараф.

Эту фразу он заготовил еще вчера вечером. Правда, он очень надеялся, что воспользоваться ею придется для придания домогательствам пикантности, а не для выяснения правды.

- У меня не было мужчин, - отвечала Тенлиль.

- Тогда в чем дело? - Лараф попробовал улыбнуться.

- Я просто чувствую, что не смогу полюбить вас. Мне не хочется вас обманывать. Вы такой добрый.

- Почему вы так "чувствуете"?

- Потому... - Тенлиль замялась, словно решая, стоит ли продолжать. - Потому, что вы... вы... чем-то похожи на моего брата Лоло.

Лараф сглотнул ком холодного воздуха. В какой-то момент ему показалось, что вся челядь Казенного Посада сейчас наблюдает за этой сценой, припав к щелям в оконных занавесях. От этого у него слегка закружилась голова. Но он совладал с собой.

- Надо думать, ваш брат Лоло подлец и негодяй?

- О нет, милостивый гиазир гнорр, - запинаясь, запротестовала Тенлиль. Она догадалась, что сказала нечто, чего говорить вовсе не следовало. - Лоло славный, он такой... такой деликатный... Я даже люблю его... как сестра. Но я лучше утоплюсь, чем разрешу его руке прикоснуться ко мне вот здесь.

Тенлиль коснулась своей пышной груди, обтянутой серой чесучой, и зарделась.

- Что ж, в таком случае можете идти, - выдавил Лараф и повернулся к окну. Ни на мольбы, ни на угрозы у него уже не было душевных сил - словно половина Ларафа умерла в это мгновение.

Он слышал как Тенлиль простукала каблуками сбивчивый ритм своего бегства.

Он вытянулся на кушетке, относительно которой еще час назад у него были гораздо более радостные планы, лицом вниз.

Ему очень не хотелось заплакать. И он не заплакал. Только в горле у него стоял ком, похожий на заледеневшую медузу. Пролежав так с полчаса, Лараф вдруг заметил, что лежит он на книге.

Не без усилия опустошил он свой ум и раскрыл "Семь Стоп Ледовоокого". Он хотел утешения, совета, головоломки - чего угодно, лишь бы не вспоминать, как вздрагивает обернутая несвежим воротничком шея Тенлиль от его утешительных поцелуев.

Книга открылась.

"На владыку Асетокра у любой красотки мокро", - прочел он на одной из страниц Синего Раздела.

Таких издевательских каламбуров его подруга ему еще не подкидывала. Лараф взвыл, словно только что получил еще один удар в пах. Раздражение его было столь велико, а обида - столь жгуча, что он размахнулся и изо всех сил швырнул книгу в сторону окна.

Пролетев неожиданно значительное расстояние со скоростью, втрое превышающей нормальную, книга врезалась в стекло, обрушила его на подоконник и вылетела наружу, словно была каменной и вдобавок крылатой.

Книга исчезла за окном. Лараф услышал, как она шлепнулась на мостовую.

Вдруг гнев его утих, словно бы его рукой сняли. Вместо него снова нахлынула тоска. Только теперь Лараф не мог понять, за кем он тоскует больше - за ушедшей сестрой или за книгой.

"Надо пойти поднять. Не то приханырит ее какой-нибудь длиннорукий пар-арценц", - решил Лараф.

Когда Лараф, отирая измазанный грязью оклад подруги шелковым рукавом своей рубахи, снова входил в дом, мысли о Тенлиль, пробирающейся через сумрачный и опасный город без гроша в кармане, его уже не донимали.

ГЛАВА 28. ВТОРОЕ СНОВИДЕНИЕ

"В своем бегстве храбрец жалел лишь об одном: преследователи чересчур нерасторопны и тем лишают его возможности как следует проучить их."

"Эр окс Эрр и Властелин Морей". Варм окс Ларгис

Есмар спал. Эгин под предлогом того, что ему необходимо все как следует обдумать, в тысячный раз перегонял по кругу кости четок. Шел четвертый ночной час. Он же - первый предрассветный.

Эгин в очередной раз поймал себя на мысли, что засыпать ему попросту страшно. Он лучше потерпит до завтрашнего вечера, чем вновь будет занесен местными потусторонними ветрами невесть куда.

Следующую ночь они проведут уже за пределами запечатанного города. Где-нибудь в Туимиге... Там хоть и каторжная тюрьма, да зато нет ни "жемчужников", ни стражей-магиков.

Все кончено. Лагху он не дождался и вряд ли дождется, даже если будет просиживать в Волшебном театре хоть с утра до ночи.

Ходить в этот сумасшедший дом? Засыпать вновь и вновь в призрачной надежде повстречаться с гнорром? Бессмысленно и опасно.

Кое-что они здесь умеют, в своем растреклятом Ите. Кое-что такое, что позволяет им содержать не то воплощенных, не то призрачных бойцовых котов, убийц призраков-сновидений. И знать пусть искаженные, но свежие и не лишенные достоверности новости из Варана и Орина. Да наверняка и из многих других мест...

Неужели в Варане действительно мятежи? Что ж, вполне возможно. И кто теперь гнорр, интересно знать... Или точнее - что есть гнорр теперь?

А истинный гнорр Свода Равновесия, Лагха Коалара, развоплощенный? Он ждал гнорра почти вдвое дольше, чем тот ему приказал. Значит, Лагха не смог вернуться. Значит, он не сможет этого сделать уже никогда.

За несколько минут семя души гнорра проделало тот путь, на который ему были отпущены милостивой судьбой три недели. Проделало, чтобы попытаться найти тайну кольчуги Итской Девы и сообщить ее Эгину. Но потусторонние ветры оказались сильнее.

Да и далекий крик гнорра... Пожалуй, он был главным свидетельством в пользу того, что Лагхи нет больше. С Золотым Цветком шутки плохи.

Скрипнула дверь спальни. Эгин оглянулся. На пороге возник Есмар. "До чего же худой все-таки", - некстати подумал Эгин.

- Гиазир Эгин, я все знаю! - выпалил Есмар.

- Что "все"?

- Я знаю, где искать кольчугу! Я был там, прямо там!

В сознании Эгина вспыхнула догадка, как нельзя лучше отвечавшая строю его ночных мыслей:

- Ты хочешь сказать, что видел это во сне?

- Ну да! Только сон был как явь... Я чуть не задохнулся, но меня вынесла плоская белая рыба, вроде как камбала!

- Ты слышал во сне чей-нибудь голос? - настороженно спросил Эгин.

- Какой еще голос?

- Мужской. Или женский. Неважно.

- Нет. Там глухо совсем, под водой.

"Нет, Шилол, не то! Все не то! Не было во сне Есмара никакого Лагхи и быть не могло."

- И где же надо искать кольчугу?

- Почти там, где мы с дедушкой Дроном пробовали. Только я не догадался под корабль поднырнуть...

"Ах, там еще и корабль..."

- ...Или, честнее, испугался. Там над водой колонна торчит, у основания колонны - дом в три этажа. Он затоплен по самую крышу, да еще над крышей локтей пятнадцать до поверхности озера будет. Дом оброс очень страшными водорослями с шипами. На третьем этаже дома окна есть, на двух других - все замурованы. Рядом с домом вверх дном лежит корабль. Если поднырнуть под него и проплыть локтей десять, то будет окно на первом этаже, замурованное, но после кем-то пробитое. Вот там комната на оба этажа, а в углу комнаты, на полу - каменная крышка. Под крышкой - подпол, в подполе - кольчуга.

Эгин видел: мальчик не врет. Но что-то утаивает.

- И все?

- Все, - выдохнул Есмар.

- В твоем сне были еще какие-то вещи и события, - мягко сказал Эгин. - Давай уж, рассказывай все. Не стесняйся.

Есмар переступил с ноги на ногу. Поглядел на свои ногти. Потом сказал:

- Да. Как только я заснул, сразу же очутился на той стене затопленной, куда мы с дедушкой Дроном вчера утром пришли. Я был один, но в воде плавала красная змейка, очень красивая. Я прыгнул в воду. Змейка поплыла впереди меня и привела к крышке подпола в доме. Потом змейку проглотила та большая белая рыба, я вам говорил, что меня наверх вынесла.

"А старину Дрона, похоже, из жизни искоренить посложнее будет, чем ведро из сита сделать", - восхитился Эгин.

- Но и это еще не все, - сказал он вслух. - У тебя во сне было еще что-то. Понимаешь, когда человек говорит, у него в глазах горят две искорки. Эти искорки горят очень по-разному. По их цвету можно судить, врет человек или нет, все сказал, что хотел, или что-то оставил на потом.

- Да? А почему я этих искорок никогда не видел?

- Потому что ты не проходил Второго Посвящения и никогда не покидал своего тела в здравом рассудке.

Этот аргумент Есмар нашел достойным доверия.

- Еще там, в комнате, полно костей. Кажется, я знаю, что убило всех, кто пытался попасть в комнату.

- Что же?

- Там на пол-потолка - большая светящаяся лепешка, с зелеными прожилками. Еще у нее по краям идут такие зубчики, в палец длиной где-то. Она, похоже, живая, только до рыб ей нету дела. И меня она не увидела, я же спал, верно? Я думаю, всех пацанов именно эта гадина сожрала.

- На пол-потолка, говоришь?

- Да. Локтей десять в поперечнике. Из-за нее там видеть можно, кстати. А то темень была бы кромешная.

"А вот это похоже на правду. Точнее, правда и есть. Наверное, спасатели-на-водах смогли бы убить эту тварь, если б только сильно захотели. Но ведь те, кто попадали в комнату, уже из нее не выбирались. И рассказать никому ничего могли. Да и вообще, так Есмара послушать - пойди еще догадайся, как в эту комнату пробраться. Наверное, последний ныряльщик погиб там много лет назад."

- Ну и что ты по поводу всего этого думаешь?

Эгин поймал себя на мысли, что едва ли не впервые с начала их знакомства говорит с Есмаром без скидки на возраст. Ему было действительно очень интересно узнать, какого мнения придерживается его маленький компаньон.

- Я думаю, тварюга спит, когда уходит Опарок. Как и другие чудища. Поэтому о ней можно просто забыть.

- Боюсь, нет. По меньшей мере лет четыреста, как поведение местных монстров изучено и стало общеизвестным. Те, кто ныряли, наверняка не были самоубийцами. Они плавали при чистом воздухе, без Опарка, в полной уверенности, что не станут жертвой ската-водолета или хрустального сомика. Однако этот монстр не спал тогда и продолжает бодрствовать сейчас.

- Вы правы... - понурился Есмар. Но через мгновение воспрянул духом:

- Тогда сделаем так. Вы нырнете первым и убьете тварь. Потом вернетесь на берег, станете у ближайшей статуи и будете поджидать меня. Ну там, за всем присматривать. Потом нырну я, достану кольчугу, суну ее в мешок и вынырну. И, как будто ничего у меня такого нет, сойду на берег. Тут я достаю кольчугу, одеваю ее на статую...

- Блестящий план, - усмехнулся Эгин. - Учтены все детали. Особенно мне по нраву, что ты ни на мгновение не усомнился в моих талантах убийцы подводных гадов.

- Мы бы могли поменяться, - серьезно сказал Есмар. - Но только это против правил. Вы же старше пятнадцати!

- Эх, Есмар, Есмар... Мне льстит, что я по-твоему могу прикончить этого светящегося хищника, только, боюсь, ничего не выйдет. Во-первых, я никогда и ни с кем не сражался под водой. Боюсь, мне было бы тяжело убить даже среднего осьминога, не то что зверюгу, которая может накрыть меня, как зонт - черепаху. Во-вторых - и это самое главное - я думаю, что это существо имеет мало общего с обычными тварями. Можно даже заподозрить, что ее каким-то магическим образом подпитывают "жемчужники". Возможно, когда очередная тварь умирает от старости, они подсаживают туда новую.

- Это верно, - вздохнул Есмар и наконец присел на краешек лавки рядом с Эгином.

Грохот двери, тяжелые шаги, протестующий вскрик гостиничного слуги-охранника...

Эгин вскочил на ноги. Осторожным, но решительным движением руки уронил Есмара под стол - от греха подальше. Выхватил меч.

В небольшую спальню-гостиную ввалились трое.

- Эгин, свои! - предостерегающе выбросил руку ближайший из вошедших.

Но Эгин в чужих комментариях не нуждался. Он и сам видел: это Милас Геттианикт и с ним двое чернокафтанников. Те самые, с которыми он подрался утром в "Щучьей поживе".

- Сказать, что вам повезло - ничего не сказать, - быстро проговорил Милас. - А, Есмар... Здравствуй. Быстро одевайся.

Эгин кивком подтвердил распоряжение Миласа. Он чувствовал, что от нечего делать к ним эта троица не вломилась бы.

Есмар выкарабкался из-под стола и убежал в свою спальню.

- Если бы вы не сменили гостиницу, - продолжал Милас, - то вас, скорее всего, уже не было в живых. Сейчас мы едем в Нижний Город. Там нас ждет лодья. Опарок сегодня разойдется перед рассветом. Отплываем на плотину. И - уезжаем прочь из Ита.

- Нет! - во весь голос закричал Есмар. Он прискакал к ним на одной ноге, уже продетой в штанину. - Никакой плотины! Я знаю, как достать кольчугу Итской Девы.

- Погоди, - Эгин жестом остановил Есмара. - В самом деле, Милас, к чему такая спешка?

- У нас война с "жемчужниками". Теперь - настоящая война. И, похоже, мы ее проигрываем. Четверо из нашего клана были убиты сегодня вечером.

- Но ведь городская стража на вашей стороне?

- Чересчур сложный вопрос, чтобы ответить в двух словах. Городская стража - на стороне закона. Но сегодня днем неопознанная персона-призрак проникла в Волшебный театр. "Жемчужники", агенты которых, разумеется, там тоже были, немедленно обвинили в этом проникновении нас. Дескать, мы сносились с тем призраком неким надъестественным образом. По итским законам это тягчайшее преступление. У каждой магии - свои дозволенные границы, знаете ли... К сожалению, я был там, а потому фальсифицировать улики им не составило труда.

- Не вижу связи, - Эгин почувствовал, что краснеет.

- Да пожри Хуммер эти связи! - неожиданно вспылил Милас. - Идемте скорее. Есмар, оденешься ты наконец!?

Две огромных трехосных фуры пробирались сквозь мглу предрассветного города. "Царский цех отбросоразвозчиков" - такая надпись на архаическом наречии Ита украшала борта обеих фур. С надписью посредством двух змеящихся голубых лент был соединен цеховой герб: перекрещенные лопата и факел в белом поле на левой половине щита и бобер в красном поле на правой половине щита.

Тонкий слой мусора скрывал под собой вполне комфортабельный салон, освещенный двумя колбами с личинками ската-водолета. Каждая тварь заменяла полсотни горных светляков, как гордо пояснил Милас.

Кто едет во второй фуре Эгин не знал. В первой помимо него находились Есмар, Милас и два давешних ряженых чернокафтанника. Они сидели на больших сундуках, о содержимом которых Милас отозвался неопределенно: "Вещички".

На козлах восседали еще двое членов клана, правивших лошадьми. Оба, разумеется, были выряжены мусорщиками.

Эгин не видел смысла врать. Если из-за их появления в Ите действительно погибли люди, поставившие своей целью освобождение города от магических оков, значит они с Есмаром теперь имеют определенные обязательства перед кланом Миласа. И если только в их силах чем-то помочь клану - они обязаны помогать.

- Ну и дела, - пробормотал Милас, дослушав Эгина. - Так вы и впрямь не знаете, как умудрились призрачно проникнуть в Волшебный театр?

- Нет. И даже не догадываюсь.

- Это вас отчасти извиняет, - буркнул Милас и на некоторое время замолчал.

- Кстати, господа, я прошу не держать на меня зла за ту бесцеремонность, с которой я распрощался с вами в "Щучьей поживе", - обратился Эгин к чернокафтанникам. - Но я был просто обязан вырвать Есмара из лап колдуна. Опасного, как я думал.

- Ничего, бывает, - махнул рукой тот, на лбу которого темнела сочная ссадина. - Мы просто хотели вас задержать на некоторое время, чтобы вы не путались у Есмара под ногами.