Чтение 15–й страницы книги ~Карл, герцог~

- Мадьяры турок крепко побили, хозяин. Конец туркам. Амба.

Через три минуты из разъяснений рыжеволосого гонца, которые переводил Альфонс, стало ясно всё.

Мадьярский король Джованни Вайвода напал на турок, осадивших Белград. Восемьдесят тысяч лучших башибузуков Мегмета порублены на месте, ещё двести сотен утоплены в Дунае. Десять тысяч пленных обращены в истинную веру и розданы по монастырям. Пять тысяч упорствующих в своём язычестве распроданы на галеры. Очевидцы сообщают, что видели присных Сатаны, которые волокли души турок в Джудекку. Также замечены ангелы, с особой благосклонностью восприявшие в небесное лоно души тевтонских, английских и французских рыцарей, что сражались под знаменами мадьярского короля. В руки крестоносцев попал весь неприятельский обоз, в том числе и султанский гарем. Из гарема освобождены пятьсот девушек благородного происхождения. В частности, три дочери ортодоксального хана всея Московии, Кавказа и Степи. Их девство чудесным образом восстановлено, а сами девицы отправлены к родителю с подобающим эскортом.

Победа полная, изумительная, беспрецедентная и достославная. На Константинополь, впрочем, Вайвода не пойдет, потому что поляки в союзе с литвинами предательски напали на мадьяр и плевать хотели на интересы крестоносцев. Но весь мир Полумесяца стенает от невиданного поражения и стоит ткнуть пальцем в прогнившую Порту, чтобы она рассыпалась в прах, растаяла как дым, сгинула навеки как ночной кошмар. Мегмет был ранен, теперь не пьет, не ест, сгорает как свечка и со дня на день умрет от черного сплина. Эти данные, впрочем, непроверенные.

Папа же Каликст III уже совсем близко. С ним идет отборная кавалерия под предводительством лучшего итальянского стратега Джакопо Пиччинино. Папский поезд и кондотьеры будут в Остии с минуты на минуту. До захода солнца, это уж гарантия.

А сам гонец, Ваш покорный слуга Силезио Орсини, хотел бы вина и какой-нибудь ценный подарочек, по традиции положенный благовестнику. Вот хоть бы этот Ваш перстень, граф.

Перстень, о котором говорил Силезио, был украшен колоссальным бриллиантом "Три Брата" и являлся неотъемлемым достоянием Бургундского Дома. Он переходил от герцога к герцогу и только Филипп нарушил эту традицию, подарив перстень Карлу, графу Шароле, когда тот отбывал в крестовый поход. Филипп небезосновательно подозревал в перстне внушительное магическое могущество.

- Эта вещь не имеет цены, - отрезал Карл. - Обратитесь к моему казначею, его кабинет этажом ниже. Он выдаст Вам солидную премию.

Силезио настороженно выслушал перевод.

- Благодарю Вас, синьор, - он сладчайше улыбнулся, блеснул голубым хрусталем своих завидущих глаз и, чуть подавшись вперед, осведомился:

- Но как казначей сможет определить размеры премии, синьор? Ему ведь неведомы границы Вашей щедрости.

За спиной у Карла раздалось подозрительное бульканье. Кто-то, кажется Гогенгейм, сладострастно крякнул.

- Двести экю, - припечатал Карл. - Ваших слов со ссылкой на меня будет достаточно.

- Эй, дружок, - да, это был Гогенгейм, - иди к нам, выпей винца с дороги.

Силезио мигом прошмыгнул в комнату мимо Карла. Граф обернулся. На столе, словно бы собравшись статистически из неприкаянных квантов, появились бутыли и кубки. В порту теперь слаженно салютовали целыми батареями. Остия погружалась в пучины развеселого веселья по случаю неминуемого крушения прогнившей Порты.

Со звоном посыпалось оконное стекло. На полу с угрожающим шипением крутилась шутейная пороховая ракета. Ещё одна хлопнулась о потолок и спикировала на стол, воткнувшись в бутыль, как шампанская пробка в реверсивном просмотре. Все от души рассмеялись. Карл выбежал вон.

***

Выбора не было. Разогнать стихийный День Победы силами своих солдат Карл не мог - это означало бы нарушение крестоносной этики и подрыв его авторитета вождя народов на веки вечные. Но сидеть сложа руки и дожидаться, пока все спустят пар, снимут стресс, просто здорово проведут время, Карл тоже не мог. Потому что на разноплеменных народных гуляньях от счастья тоже умирают, и притом порою сотнями.

Вывод напрашивался сам собой: порядок должны наводить истинные хозяева города. Чьи хлебные склады, в конце концов, подожгут турецкие диверсанты во всеобщем хмельном дыму? Его, графа Шароле, или пресловутых Колонна?

Герольд, посланный в угрюмый замок-цейхгауз, так и не вернулся. Карл очень хотел надеяться, что гонец просто затерялся в пространстве ликования.

Карл отыскал Луи, барона де Монтегю и маршала д'Эмбекура. Все трое, к счастью, ещё были трезвы.

Луи, хоть и был у Карла в фаворе, всегда держался одного незатейливого правила: не бузить, пока граф не сказал "пли!". Потому и держался в фаворитах так долго.

Барон де Монтегю любил поспать, поэтому его ещё только-только закончили омывать и едва-едва начали брить. Барон не понимал природу буйства за окном и полагал, что пороховыми шутихами беспардонные англичане привечают папу.

А д'Эмбекур просто не употреблял. Водилась за ним такая приятная особенность.

- Значит так. Вы, барон, остаетесь в городе. Ты, Луи, отправляешься за португальцами. Приведешь всех, кого сможешь найти, и останешься здесь с бароном. А Вы, сир, - (Карл кивнул д'Эмбекуру) - составите мне компанию. Я собираюсь навестить замок Колонна.

- Может, я с вами? Вдруг что? - робко предложил Луи. Никуда тащиться по такой жаре ему не хотелось, но засвидетельствовать Карлу свою преданность он был обязан.

- Вдруг что - и что? - раздраженно осведомился Карл. - Я возьму с собой много наших солдат, да ещё и португальцев. Толку от тебя там ни на грош. А здесь хоть составишь барону партию в шахматы.

Луи как бы расстроился и отправился в светлую обитель португальцев.

***

Цитадель хозяев Остии казалась безделкой только с кардинальского балкона. Вблизи она производила худое впечатление - серый трехэтажный монолит с приземистыми башнями по углам. И никаких признаков жизни.

Холм, на котором была построена цитадель, стоял на левом берегу Тибра поодаль от реки. Холм был опоясан сухим рвом, от которого шел отводок к Тибру, отгороженный от реки небольшой искусственной дамбой. Граф не сомневался в том, что дамба заминирована и в случае необходимости Колонна могут заполнить ров водой, послав к дамбе одного слугу с огнивом. Удобно.

Ров был выложен огненно-красным кирпичом. На дне рва в семь рядов торчали колья. В жидкой сени кольев сходили с ума от зноя большеголовые собаки с купированными хвостами.

Когда Карл заглянул в ров, собаки все разом подняли на него глаза, умело симулирующие мировую скорбь, на деле же сытые и абсолютно бессмысленные. Под стенкой рва, в тени, лежали свежие человеческие кости, окровавленный обрывок сапога и нательный крестик. Собаки не лаяли и это окончательно добило Карла.

С Карлом пришли д'Эмбекур, швейцарцы, семьсот бургундских пехотинцев и горстка португальцев во главе с отчаянным Жануарием. Всех остальных поглотили торжества.

Когда солдаты заметили то же, на что в оцепенении пялился Карл, они с ропотом подались прочь от рва. Граф Шароле в растерянности посмотрел на Жануария.

- Вы всегда ходите без оружия? - спросил он обыденным тоном, но вышло чертовски многозначительно.

- Без оружия, - с достоинством согласился Жануарий.

Подъёмный мост через ров находился на противоположной стороне периметра, обращенной к Риму. Он предварялся предмостным укреплением в виде квадратного форта. Мост был опущен. Стены форта заляпаны кровью. На двести шагов западнее через ров были переброшены несколько переносных мостиков.

Печальная повесть, прочитанная Карлом в этом лаконичном натюрморте, была проста как похоронка. Некие искушенные в коварстве недоброжелатели нанесли семье Колонна ночной визит. Интересно, где они сейчас? Недоброжелатели, конечно. О том, где обретаются Колонна, двух мнений быть не могло.

Карл через "не хочу" надел раскаленный шлем. Вслед за ним, облегченно вздыхая, натянули каски остальные. Только Жануарий и ещё десяток настоящих португальских сорвиголов шлемов с собой не взяли и, соответственно, остались простоволосы.

- Пойдем, - призывно взмахнул рукой Карл и ступил на подъёмный мост первым.

Раздался вафельный треск, д'Эмбекур растерянно прокричал "Берегитесь!", Карл почувствовал, что мост уходит из-под ног и через два мгновения его тело будет раскроено острыми кольями, а через три за него не без ленцы примутся псы, соловые от духотищи.

Однако чья-то удивительно сильная рука подхватила графа подмышку и удержала на весу до того момента, пока уже вчетвером в него не вцепились швейцарцы.

Карл жадно ловил ртом горячий воздух и таращился на Жануария.

- Это Вы?

- Не совсем я, - скромно потупился Жануарий. - Но в целом да.

Жануарий был ниже Карла на голову и казался сотканным из вощеной папиросной бумаги. Допустить, что ему хватило сил удержать графа, можно было только в том случае, если мысленно пририсовать к Жануарию портовый кран. Карл вопросительно посмотрел на д'Эмбекура. Тот ошарашенно кивнул. Дескать, я удивлен не меньше Вашего, но вынужден доверять своим глазам.

- Монсеньор, у меня нет слов. Вы можете просить у меня что угодно. Буквально что угодно.

Жануарий молчал. Д'Эмбекур и многие вместе с ним деланно изучали далекие тучки, птичек и нестриженные ногти. Искренний восторг Карла бил наповал. Ведь действительно можно было просить что угодно. И как только португалец этого не понимает? Спустя минуту граф остынет, пойдет на попятную и уже не выпросишь у него ни коня с драгоценной сбруей, ни земли, ни места в налоговой.

- Благодарю Вас, сир. Это большая честь для меня. Но дайте мне срок, хотя бы день - такие вещи не решаются с лету.

Карл не любил повторяться и не стал сам предлагать Жануарию свои традиционные милости в ассортименте. Он лишь обнадёживающе пожал худое плечо португальца и сказал:

- Хорошо. А теперь продолжим.

Переносные мостики оказались крепче подпиленного разводного. Солдаты наводнили холм, окружили резиденцию Колонна, взяли Карла в обкладку из щитов. Мандраж получить предательскую стрелу рос и ширился.

Ворота, ведущие во внутренний двор, были пригласительно распахнуты. Сквозь длинный проход просматривался краешек штабеля человеческих тел. Оттуда же, из внутреннего двора, доносилось мощное гудение, словно работала трансформаторная станция.

Идти туда - в зловоние и мушиное роенье - Карлу не хотелось совсем. Он критически осмотрел внешнюю стену замка.

Нижний ряд узких окон находился высоко и был забран железными ставнями. Если построить сорок солдат "черепахой", да ещё двадцать станут на их сомкнутые щиты вторым ярусом, да ещё десять - третьим ярусом, и эти десять от души поработают топорами, то можно будет высадить ставни за четверть часа.

Ставни, которые стали жертвой мысленного эксперимента Карла, неожиданно распахнулись.

- Не стрелять! - потребовал граф, но пара стрел всё-таки стукнулась о стену над окном.

Погодив немного, оттуда высунулся герольд, которого Карл уже полчаса как с чистым сердцем списал в невозвратные потери.

- Монсеньор, - проблеял герольд. - Заходите, Вас признали.

В порту дали особо раскатистый залп из всех орудий.

Карл обернулся и понял, что ничего подобного. Черный грозовой цеппелин длиною в полгоризонта наползал со стороны открытого моря на Остию. В его кудлатой обшивке потрескивало статическое электричество.

***

В глухом зале без окон, существование которого было невозможно заподозрить, глядя на цитадель снаружи, находились по меньшей мере двадцать человек. Все они носили черные рейтузы, пурпуровые туфли, фамилию Колонна и, за исключением синьора Джамбаттиста, были молоды. Каждый был при оружии. Каждый безмолвствовал, когда говорил синьор Джамбаттиста, и все перешептывались в полный голос, когда говорил Карл. Графа это возмущало, но он решил не размениваться на пустяки.

Кресел было ровно два - в одном сидел синьор Джамбаттиста, в другом - Карл. Остальным достались стоячие места вдоль стен. Чадили редкие факела.

Во внешнем мире начался ливень. В сердце вертепа просочилась озоновая свежесть. Карл подумал о солдатах, которые остались под открытым небом. Впрочем, не сахарные.

На первый вопрос Карла Джамбаттиста ответил утвердительно.

- Здесь действительно побывали Орсини.

И на второй вопрос утвердительно.

- Всех до единого, иначе ловушка не стоила бы и слов о ней.

Третий вызвал неподдельное удивление.

- Помилуйте, синьор! Конечно, видели. Мы наблюдали за вами от самой Остии. Но что такое Андреевский крест? Это две полоски на куске материи! Их может провести свинья, может папа римский, могут Сфорца, Борджиа, Монтекки, Капулетти, Орсини! Как мы можем доверять кажимости?!

Карл так и сел где сидел. Военное искусство открыло ему свои новые, непредвиденные грани. На старикана невозможно даже обидеться. Ведь действительно - а что если папа, который заодно с Орсини (это Карл уже научился понимать из невысказанного), подучил бы кондотьеров прикинуться бургундами? И застал бы ненавистных ему Колонна врасплох? А, каково?

Итальянцы, как водится, со своим Возрождением перли впереди планеты всей. Пока Европа добродушно наносит на стяги львов, лилии и кресты характерных форм и расцветок, чтобы всяк мог видеть: вот идет герцог Оранский, а вот Бретонский, а вот король Английский, здесь уже давно всё поняли. Поняли суть тотальной войны и политической подставы, природу навигационных ошибок бомбардировочных эскадр и гениальную простоту зондеркоманд, укомплектованных переодетым осназом НКВД. Титаны!

Расширение спектра сознания Карла сопровождалось малозаметными внешними эффектами, которые однако же не укрылись от опытного ловца человеков, Джамбаттиста Колонна.

- Мы в своём уме, синьор, поверьте. Подлость Орсини не знает предела. У нас даже есть такая поговорка: "Ни на земле, ни в море синем вам не найти гнусней Орсини". Конечно, стихи дрянь, но схвачено верно. К счастью, семья Колонна умеет дружить. Нас вовремя предупредили, и вот, - Джамбаттиста хлестко щелкнул пальцами, - полный двор подарков для папы.

- Вы нарочно не прибрали трупы?

- Конечно. И Ваших людей мы сюда впустили нарочно. Потому что я хочу попросить Вас об одном одолжении.

Чем дальше, тем тианственнее. Забредши в гости к упырям, не рассчитывай получить на ужин морковного зайца. И о чём же он попросит, если здесь полно моих солдат? Разве что сложить терцину в память о встрече.

- Слушаю, - сказал Карл голосом столоначальника.

- Вы должны отсечь кондотьеров от папского поезда. Остальное мы сделаем сами.

Деловой старикан. Понимает, что уломать бургундского графа убить папу собственноручно не выйдет. А вот отсечь кондотьеров - пожалуйста. Что им стоит, бургундам - помахать железяками лишний разок?

Д'Эмбекур, стоявший за спиной графа, лязгнул мечом. Он его достал из ножен, идиот. Не учился у Брийо, наверное: клинок без определенной цели не обнажай, ибо демонстрация намерений без их реализации недостойна бойца и оскверняет оружие. Не говоря о швейцарцах, которые хуже детей. Д'Эмбекур может их спровоцировать на драку, и те сдуру сцепятся с этими шавками. Сцепятся и проиграют, потому что здесь тесно.

Двадцать молодчиков Колонна вопросительно посмотрели на отца семейства. Стало уныло, безысходно ясно: стоит Джамбаттиста не так моргнуть и начнется задача об одной луже и сорока кровостоках. Рано или поздно её решат солдаты, но Карл этого не дождется.

- Сир д'Эмбекур, спрячьте оружие. Вы нарушаете обычаи переговоров.

Маршал не возражал. Он недвусмысленно выразил свой протест итальянцу, а вызвать его на поединок всё равно ведь не мог - Джамбаттиста едва ли был дворянином соответствующего ранга. Совесть д'Эмбекура успокоилась и меч вернулся ножнам.

- Так Вы согласны?

Карл чувствовал, что старикан его сильно пиявит. Пожалуй, такой может высосать человека без остатка дня за три.

- Конечно нет. У меня на это сорок девять причин. Но я не приведу ни одной. Вы арестованы. Именем Его Святейшества приказываю Вам и Вашим людям сложить оружие.

- Вы превышаете свои полномочия, граф Шароле. Это я Вам говорю как доктор канонического права. Вы не можете арестовать меня, поскольку находитесь в моём наследном владении, грамота на которое выдана семье Колонна императором германской нации.

Рев ливня дорос до критической отметки. В нем уже терялись краткие гласные и оттенки интонаций. Карл и Джамбаттиста, застывшие в креслах и насмерть перепуганные, перебрасывались титрами немого кино.

- А я как лицо, наделенное всей полнотой и светской, и духовной власти над территорией, где квартируется крестоносное воинство, заявляю, что располагаю правом свободы и имущества над любым нобилем вплоть до принца крови или выборного монарха!

Карл плохо слышал себя, но он знал - это неважно. Совершенно неважно. Важно не ошибиться ни в одном параграфе, ни в одном слове. Иначе всё.

- Ваша власть получена Вами на срок крестового похода из рук папы, а семья Колонна имеет особые привилегии над Остией на вечные времена. До второго потопа. До Армагеддона.

- Срок действия и давность привилегий не входят в наше рассмотрение. Именем Его Святейшества. Приказываю. Сдать оружие.

- Его Святейшество - чужеземец в наших краях. Он испанец, вестгот. По древним законам Рима должность верховного понтифика не может принадлежать не гражданину. А гражданин не может не быть римлянином.

- Ложь. Со времен диктатуры Суллы гражданином Рима может быть любой латинянин. Со времен домината Диоклетиана - любой рожденный в империи. Испания была покорена ещё до Помпея и с тех пор всегда принадлежала империи. Следовательно, испанец имеет право на верховный понтификат.

Черный цеппелин грохотал прямо над головой. Струи дождя сплетались в водяные бичи и вырывали из стен замка цельные куски кирпичного мяса.

- Королевство вестготов отложилось от империи одним из первых. Там процветала арианская ересь. За это вестготы были покараны нашествием сарацин. Из кары явствует и состав преступления. Следовательно, вестготы преступники и еретики. Но папа не может быть преступником и еретиком. Алонсо де Борха - не папа, а самозванец.

Это были уже не аргументы, а белиберда. Старик спекся.

- Страдания не всегда ниспосылаются как кара Божья, но и во испытание веры. Вспомни Иова, разрази меня гром! - Карл вскочил на ноги и притопнул.

- Книга Иова не включена в канон! - Джамбаттиста тоже вскочил на ноги. И, чуть поколебавшись, добавил с расстановкой:

- Разрази меня гром.

Он явно полагал себя победителем.

Молния - идеально ровная, словно луч боевого лазера, и ослепительная, словно Солнце - пробила крышу цитадели, прошла через потолок глухого зала, вошла в темя Джамбаттиста, вышла из его промежности и ушла в пол. Таким глава семьи Колонна запомнился Карлу навсегда: светящимся изнутри, как океаническая креветка, и приблизительно так же пахнущим.

***

Замок был расколот надвое. Трещина змеилась по полу через кучу пепла, что осталась от Джамбаттиста, взбиралась на стены, замыкалась на потолке и ширилась, стремительно ширилась.

Штормовой ветер вперемешку с мальстримами ливня ворвался в зал, срывая огонь с факелов, ослепляя и без того ослепленных людей, увлекая опустевший трон хозяина в гущу молодых Колонна.

Плотина, отделявшая ров с кольями и собаками от Тибра, уже давно рухнула. Вонючие струи великой римской клоаки кружили вокруг цитадели, вырвавшись из каменного ложа. Склоны холма поползли неопрятными пластами глиняной лавы. Цитадель вздрогнула, как торпедированный корабль, и начала тонуть. Северо-восточная часть - нос корабля, юго-западная - корма корабля. А капитан корабля в астрале.

В трезвом уме и здравой памяти продолжали находиться шестеро - Карл, Жануарий и швейцарцы. Хотя голосили и они.

Д'Эмбекур и герольд провалились вниз вместе с куском пола - оказывается, всё время переговоров они простояли на замаскированном каменном мешке.

Один работающий факел Карлу всё-таки достался, и граф, присвечивая им, вывел своих людей прочь из зала, на лестницу. Двух Колонна, которые оказались на их тонущей половине, зарубили швейцарцы, потеряв одного своего, а ещё двух, попытавшихся перепрыгнуть трещину, прибрало Провидение. Колонна очень хотели зарубить Карла. Да вот не судьба.

Лестница, совсем недавно приводящая на первый этаж, теперь вела под воду. Пол под ногами продолжал крениться и дрейфовать на юго-запад со скоростью семь узлов. Бурая жижа лизнула сапоги Карла.

Другого выхода не было. Справа находилась глухая стена. Сверху - потолок. Архитектура цитадели была рассчитана на то, чтобы превзойти в подлости любого подлеца, а не на то, чтобы разъезжать по периметру замка на трехколесном велосипеде.

- Что будем делать!!!??? - спросил Карл у Жануария.

- Не знаю!!!!!! - честно признался тот.

На это Карл не рассчитывал. Тоже мне чудотворец. Держаться на ногах было почти невозможно. Вода доходила графу до колен.

Всех спасла святая простота одного швейцарца, который догадался проверить стену, сложенную из метровых кирпичей, на прочность. Он подошел и двинул в неё, как тараном, рукоятью меча, схватившись за лезвие руками в незаточенной первой трети.

Кирпич подался. На толщину лезвия приблизительно. Но всё равно - тут уж все выместили на кирпиче свои неотмщенные эдипальность, и доэдипальность, и родовые травмы, и выразили со-чувствование мировой трагедии, и изъявили волю-свершиться, и только Жануарий бездействовал, потому что в толчее возле кирпича ему не нашлось места.

Жануарий изучал свои ладони, с которых эссенция мирового потопа смыла стигматы веры, подлинные, не акварельные стигматы. Жануарий плохо понимал причину этой перемены. А когда понял, то не знал, возрадоваться ему или взвыть.

Смекнув, что плыть сейчас придется далеко, Жануарий снял с шеи заветный ключик и отомкнул замок на своей сорокафутовой цепи. Грохот сброшенных оков растворился в громокипении стихий.

Вместе с вылетевшим кирпичом рухнула вся стена. В воде меньше чувствуется боль и действует солидная сила Архимеда. Воды было уже по подбородок и каменюки, простучавшие швейцарцам по ногам, показались пенопластовыми.

Все охрипли и сорвали голос. Поэтому "Боже, помоги!" каждый попросил в сердце своём, и они поплыли.

***

От самого Арля Лодовико Скарампо ездил Карлу по ушам страшилками о дерзких и стремительных, что твой мистраль, берберских пиратах. Стоит, дескать, кораблю отстать от конвоя на пару-тройку морских лиг, и берберские атаманы сразу видят это в своих колдовских хрустальных шарах. Словно из-под воды появляются их неуловимые фелюки, абордажные кошки со всех сторон впиваются в борта корабля, короткая, безнадежная схватка - и всё кончено. Пустой "купец" болтается на волнах с вывернутыми карманами, а берберы делят награбленное путем жеребьевки и поножовщины. Разумеется, шансы выжить имеют только женщины и мальчики. Женщин можно продать в работный дом (до гарема надо ещё дослужиться), а мальчиков - в янычары.

Хуже берберских пиратов только дзапарские, с которыми родственники Скарампо встречались в генуэзских факториях, разбросанных по скалистым утесам Краймении. Ухватки этих бритоголовых бестий близки к берберским, но отвага несравненно выше и вообще превосходит пределы мыслимого. В позапрошлом году на неприступные бастионы Кафы был совершен дерзкий налет. Семьдесят дзапарских фелюк ворвались в гавань на крыльях злого декабрьского Зефира, скрытые круговертью мокрого снега, закутанные в саван сумерек. Вооруженные отменными ручными кулевринами, пиками и кривыми мечами на манер турецких, дзапары истребили честных бизнесменов, менеджеров живого товара, згвалтувалы их жен и дщерей, освободили своих, заточенных в трюмы галеотов и уже приготовленных к отправке в Синоп. Затем были опустошены продовольственные магазины, арсеналы, конюшни и казначейство. В заключение служили молебствие по случаю дарованной победы; дзапары, кто бы мог подумать, веруют в Святую Троицу.

Когда из Сугдеи пришел объединенный турецко-генуэзский флот и окружил гавань Кафы тройным кольцом, разбойники смеялись в усы, а после залезли на трофейных коней и были таковы. Пятьдесят дзапарских смертников, оставленных прикрывать отступление, держались в городе три дня. Двоюродный племянник Скарампо видел порубанные тела исполинов. В каждом семь футов росту, триста фунтов весу, перед боем каждый воин вливает в себя жбан мухоморового дурман-отвара, который они любовно именуют "сомиком" или "хомкой". В бой дзапары ходят босые, голые по пояс, татуированные изображением крылатого диска, троезубой молнии и печальной птицы чайки.

Двоюродный племянник Скарампо, к слову сказать, подающий надежды поэт в духе dolce stil nuovo <"новый сладостный стиль" (ит.). >, обладает весьма продвинутыми познаниями обычаев диковинных племен. Из общения со славянскими наложницами, а равно и индийскими купцами, он вынес для себя много нового. Он установил, что древние обитатели Египта со всей определенностью ведут своё родословие от дзапаров. В пользу этого свидетельствует...

- Ну и что? - спросил Карл, когда смачные детали пиратского быта иссякли и Скарампо перешел к этнографии и сравнительной культурологии. - Какие выводы, адмирал?

Их галера шла открытым морем. Со стороны Африки рассказу Скарампо вторил подозрительный суховей. Смеркалось. Карл уже давно обнаружил, что мичман у Скарампо оказался не в меру усердным и галера оставила конвой далеко позади.

Будто за его плечом стоял секретарь, жадно ловящий каждое новое слово мэтра румбов, мастера брамселей, заклинателя брандскугелей, Скарампо изрек:

- Море не прощает беспечности. Вот в чём вывод.

- В таком случае надо притормозить, - заметил граф. - Неровен час, злой Зефир принесет на своих крыльях фелюки берберов, а мы в одиночестве.

- Ерунда, - поморщился Скарампо. - Сразу видно - Вы не моряк. Мы же вырвались вперед, а не отстали. Стоит им ввязаться в схватку с нами, как мы остановимся, нас нагонят десятки наших кораблей. И тогда берберы обречены.

Карлу показалось, что он видит на горизонте несколько крошечных белых треугольничков. Паруса берберских фелюк?

- Я бы всё-таки приказал мичману попридержать гребцов.

- Синьор, Вам должно быть известно, что на корабле всё решает его капитан.

- На корабле - капитан, а в походе - я. Ваш корабль в походе. Значит решаю я.

- Синьор, из-за Ваших решений я уже потерял жемчужину генуэзского флота.

Карл сморгнул. Треугольнички исчезли, но через секунду появились вновь. Теперь паруса казались красными и квадратными.