Чтение 9–й страницы книги ~Корабль стрекоз~

Поднатаскаемся еще годик, наймем хорошего наставника. Если хочешь, можешь
вообще этот год жить у меня! Хочешь, мой отец тебе назначит жалование,
даже делать ничего не надо будет? Ну их к лешему, эти все оранжевые
корабли, все эти качели, эту шилолову проститутку. А?

Это было заманчивое предложение.

В отличие от Олли, на соревнования я заявился, чтобы получить
"сертификат достоинств" и найти потом хорошую работу. А не для того, чтобы
самоутверждаться и лезть в Свод Равновесия. Бороться за браслет "второго
клинка" или за "первый серебряный меч" я не собирался.

Если бы гордыня не расправила в моей душонке свои кондорьи крылья!

Я вдруг подумал - как это так, какой-то пиннаринский мудила, какой-то
Папа окс Вергрин назначит мне жалование ни за что? Я, Игрэ, сын трудового
народа, вгативший весь свой заработок за шесть лет в отличный боевой
клинок, буду брынькать на каниойфамме в беседке, увитой клематисами на
вершине альпинария в доме его сынули? Как содержанка, как приживалка,
только в мужском роде - как содержан, как приживал? И все будут говорить
"а-а-а, поня-я-атно..." и что я на него "дурно влияю"?

И все это из-за того, что дал ситуации отбиться от рук? Из-за Нин и
Дидрэка? Из-за ебаного компаса? Из-за корабля с сетями и карбункулами?
Из-за мух и стрекоз?

Моя судьба на ближайший год вырисовывалась из посулов Олли так
отчетливо, что стало даже противно. Мне всегда становилось противно, когда
что-то можно было "расписать" как трехголосие.

А кроме гордыни была еще и надежда - победить. Если мы сейчас уйдем,
надежду победить придется законсервировать, придушить на годик.

Токсины разлагающейся надежды будут попадать в кровь и разноситься по
всему телу, учиняя боль и усталость.

От удушенной надежды портится кровь, как от онанизма - зрение.

Короче говоря, я сказал ему "нет".

- Игрэ, пожалуйста... - зудел Олли. - Или в конце концов я сам возьму и
уйду. И мне плевать, что тебя не допустят к третьему туру.

Мое здоровье мне важнее!

- Олли, давай так, - я сконцентрировал в этом "так" всю свою
рассудительность. - Я клянусь тебе, что сегодня ночью не сомкну глаз.
Пусть только попробует еще раз на тебя забраться! А про корабль просто
забудь. Мало ли что, бывало, наснится с перепою!

Олли посмотрел на меня очень недоверчиво, но и уходить не ушел.

Короче, этот чумной оранжево-розовый корабль, это "секретное задание"
так задурили наши невместительные головы, что мы совершенно забыли про
человеческое мясо. Интересно, на что рассчитывала Нин - на то, что я в
порыве страсти (ревности? раздражения?) просто убью Олли?

- 12 -

В ту ночь я твердо решил не засыпать - после истерики Олли я твердо
уверовал в то, что все наши с ним проблемы состоят в том, что кое-кто кое
с кем слишком много трахается.

Я пошел и собственноручно нарыл в овражке собачьего корня, используя
метательный кинжал как лопатку. Наскуб молодой полыни и отобрал одни
цветочки - две дюжины крохотных желто-зеленых шариков. Ощипал ближайший
черный кедр - я ободрал с него все его недозрелые смолистые шишечки. Тут
же, перед костром, я высушил всю эту дребедень, порезал, растолок. И
сгрузил в котелок.

- Что это вы готовите? Суп? - поинтересовалась Нин, как бы между делом
принюхиваясь.

- Да что-то суставы разнылись, - отмахнулся я.

И зевнул во всю пасть. Пусть думает, что я и впрямь сейчас воткну от -
так, типа, спать охота.

Нин довольно потерла ладонями.

Сказать по правде, в моем колдовском супе не хватало двух ингредиентов
- брюшка морского ежа и янтарной пыли. Но и тех трех, какие я смог
достать, было достаточно для невзыскательного бодрого бешенства. Такой
"суп" принимали впередсмотрящие, чтобы не заснуть на своей верхотуре.

Матросы называли ее "акулье пиво" - в ходу была басня, что если вылить
за борт бочонок "пива", акулы тут же зачуют и сбегутся, как если бы это
были свиные потроха. Типа, это им как людям музыка - только и знай, что
бей тварей и копти. В басню я не верил - я слишком много видел акул. По
моим наблюдениям, в этой жизни средняя акула интересуется только двумя
вещами: едой и жратвой.

Вкус "акульего пива" посрамлял всякую фантазию.

Это был форменный яд.

Я едва не изблевал все вместе с ошметками желудка. Но глаза у Олли были
как у престарелого охотничьего пса, которого больше не берут на кабана.

Он глядел на меня с такой безысходностью, что даже рыгать расхотелось.

- Ты правда ей скажешь? - шепотом спросил Олли.

- Я же сказал! Только: - мне было неловко перед самим собой говорить
это. - ...не мог бы ты одолжить мне на всякий случай свое зеркальце?

- Зачем это?

- Там прыщ выскочил. Хочу посмотреть.

- 13 -

Наконец взошла луна и мы улеглись.

Все было тихо. Олли и Нин словно бы скоропостижно окончились.

Дыхание Олли было ровным - парень, кажется, просто заснул. Дыхание Нин
- вроде бы тоже. Свое дыхание я старательно ровнял на манер лечебной
дыхательной гимнастики - даже симулировал сонное варнаканье.

Поначалу голова была пустой и звонкой (верный признак действия "пива").
Но потом на ум начали лезть всякие раритетные воспоминания, что навело
меня на мысль о том, что я переборщил с собачьим корнем.

Затем вдруг появились воспоминания о том, чего я уже вообще никогда не
видел - про девятилетнюю войну на Циноре. Хорошо экипированное, нарядное
варанское войско осадило какую-то стратегически важную и фактически
никчемную крепостцу. "Молнии" лупят по неряшливой каменной громаде,
солдаты голосят, тараны дубасят по воротам...

...дубасят по воротам... тараны дубасят по воротам... по воротам
дубасят тараны...

Тут я приоткрыл глаза и увидел, что уже рассвело, как говорят у меня на
родине, "до молока".

Что тараны не тараны, а койка Олли стукается о глиняную стену в
знакомом ритме, что лицо у парня - ничем не лучше, чем лицо
очеловечившегося гуся, в смысле, один нос только и торчит, а череп вроде
как ссохся!

Что глаза Олли закрыты, милостивые гиазиры - больше всего на свете он
был похож на вырытого грабителями могил покойника!

Нет. Не может покойник принимать участия в таком деле, как соитие с
требовательной, физически развитой девушкой.

Считается, по крайней мере, что не может.

Но это меня не успокоило.

На Олли восседала Нин. Она вертела своим жидковатым хвостцом, в который
были стянуты ее каштановые волосы и экстатически прогибалась, запрокидывая
голову - шлюхи называют это "делать спинку".

Шелковая рубаха госпожи наблюдателя была приспущена до пупка, сверкали
натренированные ляжки, а ее внушительная грудинка выдавалась далеко
вперед, словно носовая фигура древнего файеланта!

А вот лицо Нин было лицом плотника, невдумчиво строгающего шестидесятую
за день доску.

Она строгала Олли, как столешницу.

Я прислушался. Горячие меха легких госпожи наблюдателя работали
исправно. А вот дыхания Олли я вообще не расслышал. И тут я действительно
испугался - могла же ведь она его застрогать до смерти! Ну перевязала,
допустим, ему черен запасным шнурком для волос - и порядок! Хоть он
тридцать раз мертв, а на ее плотницкую долю достанет.

Нин остановилась и потерла ладонями друг о друга.

Вот тут мне стало противно и страшно. Я вспомнил про Дидрэка.

Про больших, умственно развитых мух, которым надо много жизненного сока.

В галлюцинациях противнее всего момент, когда ты обнаруживаешь, что они
состоят в тесных, чуть ли не родственных отношениях с действительностью!

Моя рука нащупала меч - не такой шикарный, каким похвалялся Олли, но
зато прекрасно притертый к руке. Это сразу добавило мне гонору.

Я выпрыгнул на пол и встал в боевую стойку тесного боя.

- Оставьте его в покое, госпожа наблюдатель, - с угрозой сказал я,
приближаясь. - Разве вы не знаете, это запрещено Правилами!?

Она вроде как не сразу меня услышала. Она не реагировала почти целую
вечность. А за это время меня пробрало конкретной жутью - мне вообще
начало казаться, что сейчас я оглянусь и обнаружу себя на той
миндально-розовой палубе!

Мои нервы были как водосточные трубы во время ливня - по ним стекало
вниз, в землю, причем стекало в бешеном количестве нечто, что в данном
случае было заместо воды.

Наконец она повернулась ко мне. Глаза - как два черных карбункула.

Предполагается, что фехтовальщик - существо бесстрашное.

Предполагается, что мы - это чуть ли не правопреемники тех древних
героев, во славу которых функционируют все библиотеки Круга Земель.

Предполагается даже, что мы чуть ли не правнуки тех героев - в духовном
смысле, типа.