Знахарь, и Эрпоред стал наставником. А потом чья-то воля - очень
могущественная воля! - выдернула его из Староордос-ской крепости и
швырнула в Урталаргис. Зачем? Затем, чтобы извлечь из темных складок
мировой ткани жало Скорпиона. Затем, чтобы вновь вверить Эрпоре-ду Секиру
(кого? как знать, может быть, и пар-арцен-ца - мысленно пожал плечами
Эгин). Затем, чтобы подставить Эрпореда ранним утром сего дня под клинок
скромного рах-саванна Опоры Вещей. Ибо Эрпоред при всем своем недюжинном
уме фехтовать так толком и не научился.
Эрпореда.
раза едва не сбросила Эгина, и ему удалось удержаться в седле лишь чудом.
Впрочем, Эгин был тоже отнюдь не идеальным всадником, ибо весь следующий
день он только и делал, что вонзал в лошадиные бока шпоры, не давая отдыха
ни животному, ни себе. А потому, когда на землю спустились сумерки и Эгин
решил, что три часа сна ему просто необходимы, взмыленная кобыла
подтверждала всем своим видом простую мысль о том, что этой же ночью
придется позаботиться о новом средстве передвижения.
на кровать, проглотив ужин, приготовленный в расчете на невзыскательных
купчиков и зажиточных ловцов всякой морской снеди, Эги-ну пришлось
попотеть над подорожной аррума.
приготовлен преимущественно из скромных и отнюдь не самых свежих даров
моря, но зато подорожная, побывав в умелых руках Эгина, засияла как
новенькая. Аррум Иланаф теперь следовал в столицу по всем правилам. Но
даже после этого Эгин не мог вот так взять и уснуть. Ибо в его сарноде
лежали разные разности, которые все вместе и каждая в отдельности жгли
сознание Эгина словно бы каленым Экелезом.
постель сокровища, вокруг которых вертелась его жизнь весь последний
месяц. Он вспоминал слова Тары о Великом Пути. Каким бредом они
представлялись ему тогда, в Хоц-Дзанге! И каким страшным откровением
звучали теперь.
граненой главы до острого, как мысль о смерти, жала - не лежал сейчас
перед ним, он бы и до сих пор склонен был полагать всю эту историю с
Убийцей отраженных чистейшей воды выдумкой.
украшенной "синим стеклом", все равно смог перевернуть сознание Эгина
вверх дном. Мыслимое ли дело, чтобы части какой-то игрушки липли к тебе с
такой настойчивостью. Теперь оставалось лишь открутить от кинжалов гарды,
распотрошить сандалию Арда оке Лайна и полюбоваться на все это
великолепие, собранное вместе.
свет кинжалы Лиг.
расчлененный. Но вполне узнаваемый. Очень похожий на свой символический
портрет, который Эгин видел в книге Арда оке Лайна.
конце концов работающий механизм. Да и вообще - что значит Убийца
отраженных? Как этот убийца будет убивать этих отраженных? Или Скорпион -
просто оружие, которым предстоит воспользоваться Эгину, как если бы он был
сам Убийцей отраженных?
праздным интересом, Эгин взял золотую каменноглазую голову, добытую
Самелланом у своего заклятого врага, и серьги Овель. Взял и интереса ради
положил их рядом. Чтобы прикинуть, как это приблизительно будет выглядеть.
И... хотя он оставил между сочленениями зазор в указательный палец
толщиной, неуловимое мгновение спустя он обнаружил, что зазора нет и
ничего более не разделяет клешни и головогрудь. Ибо серьги Овель намертво
приросли к золотому амулету Норгвана. И не только приросли, но и
конвульсивно дернулись.
когда умеренный испуг перерос в неумеренное любопытство, поднес лампу
поближе к явленному чуду.
и разжимались, словно бы пробуя воздух на мягкость, на податливость.
Несколько раз Эгин видел такое, еще когда учился в Четвертом Поместье.
Тогда, влекомый отчасти детским живодерством, отчасти столь же детским
любопытством, расчленял речных раков острой палочкой. Еще тогда его
удивлял один странный факт - через некоторое время после того, как голова
оказывалась отделенной от туловища, рак продолжал шевелить усами, а клешни
вслепую мыкались влево-вправо, влево-вправо.
руками, как вдруг в стену застучали настойчиво и сильно.
Спи давай! - видимо, его невоспитанный сосед страдал жестокой бессонницей.
Ибо всполошиться так от одного достаточно безобидного ругательства мог
только тот, кто только и ждал повода выплеснуть свой нервический гнев и
обвинить кого-то во всех своих злоключениях. Определенно - поиски третьего
бока в постели, полной клопов, иначе как злоключениями не назовешь.
кроме головы и клешней, ставших, по-видимому, одним целым уже навеки, - по
отдельности, проверил засовы на двери, погасил лампу и уснул за три
секунды до того момента, когда его щетинистая щека коснулась подушки.
на концах яд. Он только с виду веер, а так - сам понимаешь... - глаголел
за стеной тот самый голос, который вечером обещал Эгину засунуть голову в
задницу.
промеж себя соображают...
на сырой пол и потянулся.
Чей-то конь призывно ржал у коновязи. Подорожная смердела государственными
глаголами в сарноде. Денег было в обрез - значит, с покупками придется
повременить до следующего, более удачного разбоя. За стеной коротали время
за при-ятственной беседой двое жлобов. А слуга уже скребся в дверь,
предлагая завтрак Эгину. Но он не станет брать его, потому что не любит
еду, которая воняет тиной.
Добраться до Пиннарина. Выпустить Скорпиона. Увидеть Овель и умереть.
Потому что если Убийца отраженных и есть мое предназначение, коль скоро я
следую Великим Путем, а к этому, кажется, все и пришло, значит, после того
как предназначение будет выполнено, мне останется отправиться в Святую
Землю Грем. Ибо что есть человеческая жизнь без предназначения?"
самой статной лошади - он так и не узнал, что ее владельцем был не кто
иной, как его невидимый сосед, рассуждавший об алустралъских "крыльях
лебедя" (а ведь именно такое название носил описанный за стеной веер из-за
изогнутой в виде лебединой шеи ручки), - и, надавав строптивому, но
ма-лахольному конюху оплеух в укромном закуте конюшни, оседлал ее сам.
приедет в Пиннарин позже, чем требовал того Лагха. Это значило, что спать
ближайшие двое суток ему не светит. Разве что в седле. А ведь всякий
знает, как хорошо спится в седле, когда лошадь, чьи бока в мыле и чьи ноги
вот-вот подкосятся, несется иноходью под гору по плохо мощенной дороге.
никогда. Конные и пешие, чиновники и военные, купцы, рыбаки, девки. Вся
эта разношерстная публика была озабочена тем же, чем и Эгин. А именно,
страстно желала попасть в столицу. И притом сделать это как можно скорее.
расквартирована сотня гвардейцев Сиятельного князя. Они, по всему видно,
уже не первый день пробавлялись тем, что урезонивали недовольных, кичились
своей значимостью, делали суровые и озабоченные лица, смотрели подорожные
и вместо ответов на вопросы либо изысканно хамили, либо загадочно
улыбались. Впрочем, для таких, как Эгин, то есть для тех, кому Свод
Равновесия - дом родной, у Восточных ворот был организован отдельный вход.
Молодой сотник придирчиво разглядывал документы, удостоверяющие все, что
только можно удостоверять при помощи чернил и бумаги.
десятков. Промаявшись добрых три часа в ожидании досмотра, Эгин успел
узнать все малоприятные подробности ожидающей его процедуры. Во-первых, в
Пиннарин, в котором происходило что-то, о чем никто не имел представления,
пускали только тех, кто есть в списках, доставленных к воротам от самого
гнорра. Все остальные шли гулять по окрестностям, ожидая, пока времена
переменятся. Во-вторых, и у Южных, и у Западных ворот наверняка все было
точно так же. А в-третьих, тем, кто пытается проникнуть в Пиннарин не
через ворота, а как-либо иначе, Сиятельный князь Хорт оке Тамай пообещал
импровизированное четвертование на месте преступления, а ведь всем
известно, что свежий тиран всегда исполняет данные обещания с утроенным
рвением.
подорожная и подлинный жетон. Хозяин подорожной наверняка внесен в эти
загадочные списки, ведь недаром он сопровождал бородача Эрпореда - судя по
бумагам, исполнителя секретного задания самого гнорра. Но только что в
этом проку, если после ночных трудов Эгина в его подорожной стоит имя
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Каменистый Артем