Чтение 13–й страницы книги ~Золотая стрела~

листке пергамента.

***

На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом
сидели князь Длиннорукий и Соловей-разбойник, причем Петрович ерзал на
табуретке и то и дело вскакивал - давали знать недавние ранения.
Длиннорукий был уже изрядно "под мухой", но еще не утратил некоторых
способностей к рассуждениям.

- Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, - говорил он, размахивая
куском соленого огурца. - Послали сюда вместе с этими полоумными
наемниками, и все, и справляйтесь, как можете.

- Уползать надо, - мрачно проворчал Петрович. - Покаместь бить не
начали.

- Ну, уползти-то мы еще успеем, - отхлебнул Длиннорукий из кружки и
закусил огурцом. Петрович выпил залпом и не закусывая. - Да, так ты
говорил, что к Виктору какая-то баба пришла, - продолжал князь. - Ну-ка,
расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал!

- Да не баба, а молодая девка, - нехотя ответил Соловей.

- O, да так это ж еще лучше! - скабрезно захихикал Длиннорукий. - Ну-ну,
и что же?..

- Да ничего. Там через скважину не подглядишь.

- Ага, значит, нарочно скважину заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это
вообще замечательно - когда не видишь, такого можно себе напредставлять!
- Князь противно потер пухленькими ручками. - Ай да Виктор, а я-то уж
грешным делом начал думать, что на девок у него, хо-хо, не стоит. Ну-ну,
значит, завалил он ее на лежанку...

- На какую еще лежанку? - пробурчал Петрович. - Он же принимал ее у себя
в рабочей горнице.

- O, ну так это же просто прелестно! - пуще прежнего обрадовался
Длиннорукий. - Завалил прямо на стол...

- Ну причем тут стол? - озабоченно потер ноющую задницу Соловей. - Они
же там не одни были, еще и Теофил...

- A-а, так они ее вдвоем! - расплылся в скабрезной усмешечке Длиннорукий.
- Что ж ты мне сразу не сказал? Мы бы пустили золотое яблочко по тарелочке
и посмотрели, что они там вытворяют!

- Да ничего они не вытворяли, - не вытерпев княжеских похабствований,
топнул ножкой Петрович. - Просто разговаривали, и все.

- Ну и дает, однако же, наше Высочество, - разочарованно протянул
Длиннорукий. - Привел к себе на ночь глядя молодую девку - и разговорами
потчует. - Князь подлил себе и Соловью еще водки. - Ну и о чем же таком
они говорили?

Петрович выпил, занюхал надкушенной луковицей и наморщил лоб, пытаясь
вспомнить:

- Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж уши
завяли. Будто бы она - бывшая лягушка, которую поцеловал какой-то
Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной...

- Что? - вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин с
остатками водки. - Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу!

- Да они ж тебя засмеют, - хмыкнул Петрович. - Скажут, совсем с крыши
князь съехал, уже всякие сказки рассказывает.

- Это не сказки, - стукнул Длиннорукий кружкой по столу, - а самая
истинная правда!

- A я чего-то припоминаю, - почесал задницу Петрович. - Еще в самый
первый день, как мы сюда прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи
боярина Василия с его дружками о какой-то лягушке да об Иване-царевиче.
Стало быть, все это и впрямь не сказки?

Князь внезапно успокоился:

- A правда, куда торопиться? Завтра с утра на свежую голову все и передам.
Ну и что еще твоя княжна рассказывала?

- A я больше ничего не услышал, - горестно вздохнул Петрович. - Тут на
меня снова тот изверг набросился!

- Какой еще изверг?

- Да кот, чтоб ему пусто было!

- Опять кот, - проворчал Длиннорукий. - Тебе, братец, пить меньше надо.
Или больше закусывать.

- Вы мне никто не верите! - взвизгнул Петрович. - A он меня, сука, снова
цапнул! - И Соловей, задрав штанину, продемонстрировал совсем свежую
царапину на правой ноге.

Длиннорукий лишь вздохнул, а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку и,
пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь:

- Эх, на царь-городской на дороженьке

На телегах богатеи ездиют,

Со колесами да позолоченными,

Да с серебряными бубенчиками.

Едут мироеды-грабители,

Бедного люда угнетатели,

В шубах с воротниками бебряными,

C золотыми перстнями, с побрякушками.

A мы, да удалые разбойнички,

Их пограбим, заберем бубенчики,

Да шубы дорогие с побрякушками,

A самих перережем, грабителей,

Трудового народа угнетателей...

***

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым
интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь
зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда
они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И
хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие
способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как
будто ощущал некую опасность.

- Надобно поостеречься, - наконец сказал он своему спутнику.

- A что, здесь опасная трясина? - забеспокоился Василий. - Или опять
змеи?

- Хуже. Чую дух чужого человека.

- Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы!

Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело
прислушиваться и принюхиваться.

Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и "грядками", но с
противоположной стороны, нежели накануне Покровский.

- До памятного знака здесь напрямую не доберешься, - пояснил Грендель. -
Пройдем по соседней "грядке" и попробуем разглядеть, что там и как.

Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый
окрик:

- Стоять и не двигаться!

Дубов оглянулся - в самом начале "грядки", по-гестаповски расставив ноги,
стоял здоровенный наемник с "калашниковым" наперевес.

- Бежим, - шепнул Грендель. - Эта "грядка" сквозная.

- Бесполезно, - ответил Василий, - он нас просто пристрелит. - И,
обращаясь к наемнику, громко спросил: - В чем дело, товарищ?

- Тамбовский волк тебе товарищ! - злобно выкрикнул наемник. - Стоять и
не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево - стреляю!

- Извините, гражданин наемник, - с трудом вклинился в содержательную речь
боярин Василий, - но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не
рыпаться?

Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко,
но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а
наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник,
бултыхнулся в канавку.

Василий бросился было на помощь, но Грендель его остановил:

- Тут мелко, не утонет.

Дубов однако же наклонился и поднял автомат, зацепившийся за кустик.
Стоявший почти по пояс в холодной воде наемник в бессильной злобе наблюдал,
как Василий разрядил магазин автомата и разбросал пули по канавке. Затем
туда последовал и сам "калашников".

- Ну и что будем с ним делать? - обратился Дубов к Гренделю, завершив акт
разоружения. - C собой тащить - много мороки.

- Загрызть, и дело с концом, - предложил Грендель. Наемник, не знавший,
что добросердечный экс-оборотень никого толком не загрыз даже в бытность
полуволком-получеловеком, дико заверещал и, вскарабкавшись на параллельную
грядку, очень резво побежал прочь.

- Любопытненько, - пробормотал Василий, поднимая с земли небольшой
предмет, оказавшийся записной книжкой. - Надо бы изучить...

Поскольку книжка не имела алфавитного указателя, то имена, адреса и
телефоны были записаны, так сказать, в порядке поступления и ярко отражали
биографию обладателя книжки за последние несколько лет: Тбилиси, Баку,
Вильнюс, Рига, Тирасполь, Москва, Сухуми, затем Кислоярск,
Старгород-Придурильский - этапы большого, но бесславного пути.

На одной из последних страниц Василий увидел стихотворные строчки с
примечанием "Поется на мотив "Надежды". Песня начиналась так:

"Светит наша красная звезда.

Не надейтесь - мы еще живые

И в крови потопим города,