рукоять. Клинок медленно выползал из ножен.
метнулись перед лицом. - Уйди! Он - мой!
девушки прижимались к груди киммерийца, тело живым щитом
прикрывало его. Кинжал словно прирос к ладони.
таких, как этот!
окружал его, груди, две совершенные чаши, трепетали, словно в
предчувствии наслаждения.
Один удар, только один! Сталь их рассудит!
мысли. Лицо дочери Имира исказил ужас, глаза не отрывались от
холодно сверкавшего лезвия. Клинок не задел ее кожи, не коснулся
плоти, и все же она испугалась. Испугалась! Как всякое существо,
едва избежавшее смерти. Хуже, чем смерти, - развоплощения! Когда
умирал человек, оставалась его душа, но после гибели демона не
было ничего - лишь пустота и мрак вечного забвения.
прекрасных губ. - Ты посмела угрожать мне! Мне!
подойдешь ближе.
вперед руки; растопыренные пальцы ее были нацелены в грудь Зийне,
словно десять ледяных стрел.
мужчин, - медленно произнесла снежная дева, - не могу заключить в
объятия, растворив твое тепло в снегах тундры и морских льдах. И
все же в моих силах послать тебе гибель! Сегодня мне дозволено
насладиться смертью - того, кого ты хочешь защитить, или твоей.
Выбирай!
остром его кончике светился, играл солнечный блик.
холодна; она согревала его своим телом, своей любовью. Конечно,
великий Митра прав: любовь сильнее огненных молний. Губы девушки
шевельнулись. "Вот скачет мой милый по горному склону..." -
беззвучно прошептала она.
ты не получишь тоже. Ты будешь бесплотной тенью скитаться по
Серым Равнинам и вспоминать, вспоминать... Память о нем станет
твоим проклятием. Вечным проклятием!
Зийна улыбнулась и закрыла глаза. Страх больше не терзал ее;
девушка знала, что дочь Имира не приблизится к возлюбленному.
Слишком она боялась зачарованной стали!
одетого зеленью, спускавшегося к берегу Алиманы. Среди зеленых
трав мчался всадник на гнедом коне; глаза его были сини, как небо
на закате, за плечами струился алый плащ, кольчуга сияла, как
светлые воды Хорота, а в руке рыцаря блестело золотое копье...
ударили в тело Зийны. Снег перестал падать, тучи неторопливо
потянулись к востоку, к далеким горам, обители мрачного Имира, и
вместе с ними исчезла его дочь.
стали сгущаться летние полупрозрачные сумерки. В квартиру не
вошла, а, приблизившись к распахнутому окну, окликнула Кима и
сказала:
метро.
пахли лесной свежестью, в рыжих локонах, за ухом, белела ромашка.
такая странная... ищет, ищет, а чего - сама не знает... По-моему,
очень несчастная... Мне ее жалко.
Дашин затылок.
первый, тот у нас второй... - Голос ее внезапно дрогнул, улыбка
исчезла. - Вру я все, не верь, не верь, - зашептала она. - Первый
ты мой, первый и единственный...
Лицо Даши казалось усталым и словно потускневшим; видно,
успокоительные процедуры обошлись недешево.
эмоциональный тонус. Стабильная психика, крепкий организм... Ты
выбрал хорошую женщину, Ким!"
хоть чем-нибудь.
знала, что это так приятно... - Глубокий вздох. - Он обещал, что
проволочек не будет. Надо в загс подъехать и заявление подписать.
Потом... Куда ты меня целуешь, бессовестный? В это место - только
после свадьбы!
слыхала - он к экстрасенсам обращался?
Он, когда глядит...
поцелую... Знаешь, я ведь тоже тебя заколдовал... так заколдовал,
что никто тебе не страшен... никто и ничто...
колдовстве. В черной магии, белой, зеленой и синей в крапинку...
Еще полезно духа завести, личного демона, хранителя и
консультанта.
фэншуй, умею парить в астральных сферах, где обитают инопланетные
духи. Там мы с ним и познакомились.
компьютера, слева - чашка кофе, справа - сигареты и пепельница.
Его стол - анклав постоянства в переменившемся бытии, а перемены
говорят, что появился некто с собственными вкусами, привычками и
взглядами на жизнь. Полосатый плед на старом кожаном кресле,
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Емилина Ника
Земляной Андрей
Афанасьев Роман