смахнешь... вот, стакан задел, паршивец... Ну, следы, ну, свая -
и чего?
бродит от окна к лежанке... толковала, будто слон в пятом часу на
улице прогуливался, у них на Третьей Кленовой. А Федькин сват,
который с Кронштадтского переулка, говорит...
несения службы!
туда, сверни налево, и будешь в полном ...! Ясно, или повторить?
товарищ старший лейтенант!
Президентском, наколачивал текст, трудился, как проклятый, чтобы,
освободившись к вечерней заре, отдаться нежным Дашиным заботам -
чаепитию вдвоем, с домашними пирогами, и воркованию у
распахнутого кухонного окошка. Дарья приходила усталая, но
вдохновленная: рассказывала, каких юристов-чудодеев прислал Анас
Икрамович и как одни из них возятся с делами по наследству, тогда
как другие рыщут тут и там и справки наводят, кому отписать
впоследствии черновское добро - домам для беспризорных, инвалидам
с детства и нищим ветеранам афганской и чеченской войн. Все
остальное тоже шло и шевелилось, двигаясь положенным чередом: в
отремонтированном "Конане" хозяйничал Славик Канада, Облом
вернулся на арену, и Варя каждый вечер танцевала на его спине,
Чернова кремировали и забыли, Ким получил аванс, после чего
Халявин стал справляться дважды в день, как продвигается работа,
и сулить рекламу по радио и телевидению Все инклины Трикси, за
исключением погибшего, были собраны и включены в ядро,
микротранспундер в полной готовности ждал на орбите, однако
пришелец не торопился, залечивал раны в своей ментальной ауре и
наблюдал за творческим процессом Майкла Мэнсона. Процесс шел
полным ходом и постепенно близился к концу.
прорезавшего воздух ножа колдун выкрикнул несколько слов. "Да
будут члены твои камнем..." - успел разобрать Конан, чувствуя,
как ледяной холод охватывает его.
и затылок обвила раскаленная змея, стиснула голову, посылая волны
нестерпимого жара; они покатились вниз, к плечам и к сердцу,
добрались до кончиков пальцев, согрели колени. Холод мгновенно
отступил; Конан, все еще ощущавший слабость в ногах, направился к
черному алтарю и оперся о каменный куб рукой.
на пороге, вскинув тускло блистающую секиру, огромной серой
статуей застыл Идрайн - такой же мертвый, как сраженный
колдовским оружием владыка Кро Ганбора. Пожалуй, еще мертвее;
зрачки колдуна пока что мерцали угасающим огнем, а Идрайн казался
безжизненным, как скала, как тот неведомый камень, гранит или
базальт, одаривший его плотью.
клинок. Хлынула кровь, глаза чародея потухли; Идрайн зашевелился
и с тяжким вздохом опустил секиру. Ее лезвие звонко лязгнуло о
камень.
крови. Ну, не реки, но несколько капелек выдавим.
Значит, волшебный клинок проржавел, и вся история закончилась".
- Такой тривиальный хеппи-энд - есть профанация и поношение для
моего писательского мастерства. Сейчас используем один приемчик,
нечто наподобие инверсии, разыгранной на троих: для Конана,
Идрайна и Аррака.
душах героев, - неопределенно ответил Ким. - Конан отступает в
тень, а слово передается Ар-раку, Демону Изменчивости...
стал барабанить по клавишам.
убедился в его несокрушимой мощи: все стражи-ваниры были
мгновенно перебиты.
женским чарам, холодный, не знающий жалости... Нет, сероликий
исполин, бесспорно, превосходил рыжего Эйрима, сколько бы счастья
и удачи ни отпустила судьба вождю ванов.
избранника, - удаче Эйрима через пару дней придет конец;
серокожий убьет его, захватит усадьбу и корабли, подчинит себе
людей. Это явилось бы вполне естественным деянием, ибо крепость
Эйрима и его дружина были сильнейшими на побережье; а значит,
овладев ими, серокожий сразу получал запасы, и боевые ладьи, и
войско. Пусть небольшое, две-три сотни человек, но для начала
хватит; многие покорители мира начинали с еще меньшего..."
воспринять его эманации, неясные и туманные, как всегда бывает у
людей; дух по-прежнему жаждал убедиться, что его избраннику
присуща тяга к некой цели.
имелась, не важно какая, но имелась; и он стремился к ней с
редким упорством, достойным всяческих похвал. Но, кроме цели, не
было ничего!
отвращения, ни тем более жалости; человек, отгоняющий опахалом
мух или прихлопнувший овода, испытывал бы больший гнев. Это
изумило Аррака - что само по себе казалось достойным изумления,
ибо Демон Изменчивости не привык испытывать такие чувства. Но он
знал, что на близком расстоянии не может ошибиться, хоть связные
мысли великана и его конкретная цель оставались пока
недоступными. Вдобавок Аррак ощущал ярость, злобу и страх
сражавшихся и умиравших ваниров. С ними все было в порядке;
обычные эмоции стаи волков, которых потрошит полярный медведь.
спокойствием бессмертного духа, и Арраку удалось уловить лишь
легкий оттенок презрения, с которым будущий его избранник крушил
черепа и кости ваниров. Да и презрение это, и упорство, и
несокрушимая уверенность в себе казались лишь отблеском чувств, а
не самими чувствами; то был лишь дым над костром, что бушует в
душе человеческой во время битвы.
Ксальтотуна, ахеронского чародея былых времен. У этого мага душа
тоже была застывшей, холодной и полной презрения к праху земному,