всего лишь вывести на сцену главных персонажей.
плевался Джамаль, вцепившись в лямку его комбинезона, тянул вниз, в воду.
Перед глазами бесконечной чередой вставали волны - такие одинаковые,
сине-зеленые, похожие друг на друга, как солдаты в глубоких касках,
скрывающих лица. Но один из валов был неподвижным, серым и угловатым,
торчавшим, словно бык на краю овечьего стада. Он не дрожал, не струился,
не выгибал гребень в неистовом усилии достичь берега; он сам был берегом ~
прибрежным утесом, стоявшим уверенно и крепко, как подобает твердому камню
среди текучих вод.
соскользнули вниз, снова взмыли к небесам, раскачиваясь на теплых влажных
качелях; волны, подталкивая их могучими кулаками, тянули на сушу, к
одинокой серой скале, чья вершина уходила в облака. До нее оставалось не
больше сотни метров, когда Кирилл услыхал крики. Странно, но доносились
они не с берега, а со стороны открытого моря, и звучали в них бессильный
гнев, ужас и смертная тоска.
валом, Кирилл разглядел гибнущее судно. Необычная конструкция, пронеслось
в голове. Длинный высокий корпус, с боков к нему прижались еще два, пониже
и покороче, над ними гребенкой торчат весла. Двойная мачта с перекладиной
в форме буквы А оголена - паруса не то спущены, не то их сорвало ветром.
Над кормовой надстройкой выдаются изогнутые рога рулевых весел, острый
бушприт окован медью, с него на цепях свисают крюки-якоря...
когда особенно крутой и высокий вал подбросил Кирилла к облакам, он
заметил, что в среднем корпусе зияют пробоины, что весла переломаны, мачта
покосилась и грозит рухнуть за борт, что балки, крепившие боковые
поплавки, изогнуты и расщеплены, а медный таран на носу мотается
туда-сюда, сокрушая обшивку. Тримаран - а это был несомненно тримаран
размером с римскую пентеру - погибал; трепали доски, лопались канаты,
захлебывались в соленой воде моряки, сон становился жуткой явью. Однако
все шло по заказанному сценарию: море, шторм, кораблекрушение... Скольким
же людям с этого судна сулили смерть нелепые фантазии Джамаля?
греби к берегу, великий финансист.
освещенный прорвавшимися сквозь тучи солнечными лучами; начищенная медь
отливала красным золотом, словно огромный рожок или бивень сказочного
левиафана. Казалось, морское чудище сейчас затрубит в него, испустит
долгий протяжный стон, взяв первую ноту погребального реквиема, но от
гибнущего корабля не слышалось уже ни звука. Людские крики смолкли, лишь
ветер выл и ярился, разгоняя облака, да грохотали волны, накатываясь на
близкий берег. Окованный медью бушприт сверкнул последний раз и скрылся.
Сцена опустела, занавес пошел вниз.
стараясь дышать размеренно, Кирилл направился к берегу. Плыть было тяжело:
волны захлестывали рот, мокрый комбинезон лип к телу, сковывал движения,
Джамаль, по-прежнему цеплявшийся за него, болтался, как баржа на буксире.
Его лицо посерело, темные волосы прилипли ко лбу, воздух хрипел и клокотал
в глотке. На воде он держался не слишком уверенно и был, вероятно,
перепуган до смерти, но из упрямства не выказывал страха - подгребал
ногами и правой рукой, стараясь не наваливаться на инструктора всей
тяжестью.
полезного распихано тут и там, начиная от стальной проволоки и кончая
компасом и мешочком со слитками, и решил, что нельзя жертвовать остатками
имущества. Берег казался близким. С волны уже можно было разглядеть
подножие серого утеса, мокрый песчаный пляж и нависавший над ним крутой
обрыв. Медленно, но неуклонно они приближались к суше и к спасению.
закручивались водоворотом, и Кирилл догадался, что под ним береговая
отмель. Наступал самый опасный момент. Если отдаться на милость волне, она
завертит, закрутит, ударит о каменистое дно... В лучшем случае оглушит, в
худшем - переломает кости. Он вспомнил, как их учили десантироваться в
шторм: поджать колени к груди, опустить голову, сгруппироваться, затем,
когда почувствуешь дно, резко выпрямиться и бежать - бежать, чтобы
откатившийся вал не потащил в море. Но сейчас некогда было втолковывать
Джамалю все эти премудрости - тот еле шевелился и слабел с каждой секундой.
зависело от удачи и от умения удержаться на гребне хотя бы минуту-другую,
пока волной не вынесет на берег. Он повернулся к Джамалю, нащупал его
плечо, подтянул князя поближе и крикнул:
глаза блуждали.
двадцать, и тут полагалось действовать с осторожностью: если врежешься
головой в камень, второй попытки не будет. А камней здесь хватало! Они
торчали у самого уреза воды - буро-зеленоватые, обросшие водорослями,
шершавые... Будто туши больших мохнатых чудищ, погрузившихся в море и
выставивших на поверхность крутые спины и хребты с острыми шипами.
вперед. Тот догадался, что пора пришла, яростно заработал ногами,
вспенивая воду. Волна подняла их, швырнула к берегу; ее прозрачный край
затрепетал крыльями бабочки, потом начал скручиваться в тугой валик
тарана, готового обрушиться на камни, гальку и песок. И в этом мире, как
на Земле, воды и твердь вели свой вечный спор за господство; море,
изменчивое и бурное, штурмовало сушу, суша оборонялась, подставляя под
удары волн скалистые бастионы, песчаные отмели, груды земли и валунов. В
этой борьбе гигантов люди были всего лишь крохотными мошками, захваченными
ураганом; их ловкость, упорство и сила не значили ничего.
самого берегового откоса; внизу стремительно промелькнули мохнатые
каменные спины, потом длинные пучки водорослей, скатанная водой галька,
серая песчаная поверхность... Кирилл перевернулся, принял завершающий удар
плечом, прикрывая собой Джамаля. Они рухнули на песок, вцепились в него
скрюченными пальцами, уперлись ступнями в податливую, пропитанную влагой
массу. Волна с шорохом откатилась назад, вылизывая пляж прозрачньш языком,
и Кирилл, пошатываясь, поднялся.
исполинская гранитная башня, прикрывая своей массивной тушей маленький
клочок земли - расселину между скалой и береговой кручей. Перед ней
желтела полоска песка и неровной грядой торчали каменные обломки -
довольно большие, человеку по грудь. Волоча за собой Джамаля, Кирилл
бросился под их защиту.
по камням и песку. Она, однако, была пониже той, что выбросила их на
берег. Ударившись о гранитную стену и обессилев, вал сполз в море с
раздраженным шипением. Кирилл сделал несколько шагов, ощущая, как босые
ступни вязнут во влажном песке, и выпустил плечо Джамаля - тот тряпичной
куклой рухнул вниз. Лишился чувств? Кирилл с тревогой склонился над своим
клиентом, нащупывая пульс, но князь был жив-здоров, только грудь у него
ходила, как кузнечные мехи. Крепкий мужик! Против Самума не потянет, но в
триарии сгодится вполне! Кирилл размышлял об этом без тени сарказма; к
счастью, для своих сорока пяти Джамаль находился в отличной форме, иначе
оба они уже кормили бы рыбешек в этих теплых водах.
вспомнил ни про Харану, ни про спасительный пароль. Он боролся за свою
жизнь и жизнь спутника так, словно это не было игрой, словно они могли
умереть по-настоящему, погибнуть необратимо и навсегда, потерпев поражение
в бескомпромиссном споре с волнами и ветром. Тревожный признак! Нельзя так
забываться... и нельзя забывать, что возвращение всегда гарантировано, что
все опасности этого мира - или этого сна - всего лишь лекарство от скуки,
источник сильных ощущений, но никак не гибельной угрозы...
пластом. Размотав ремень, прикрепленный к ножнам катаны, Кирилл стянул
комбинезон и рубаху, пристроил свое добро на ближайшем валуне и вновь
склонился над спутником. Дыхание его уже стало успокаиваться, но глаза
были еще закрыты; и сейчас, всматриваясь в побледневшее лицо торгового
князя, Кирилл понял, что тот красив. Казалось, перенесенное напряжение
смыло, стерло все чуждое и наносное, приоткрыв истинную сущность этого
человека, - здесь, на диком берегу, у мятущегося моря. В своих пещерах
Али-Бабы он был другим - капризным, высокомерным, самоуверенным... Но
сейчас пышные перья опали, смылись яркие краски, и на поверхность
проступило иное: мужественная красота, зрелое достоинство, упорство и
бесконечное терпение горца. А также нечто таинственное, почти неощутимое,
нечто такое, что находилось за гранью понимания и чувств... Отблеск
древней крови? Печать бесчисленных поколений, вдруг проступившая в момент
смертельной опасности?
князь, последний в роду великого Саакадзе? Биографию картлийского моурави
он представлял весьма смутно, но, кажется, у него были сыновья... много
Акунин Борис
Корнев Павел
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Шилова Юлия