подчистую, остались мы, их потомки, а нам до скифов, как до...
спрашиваешь, кому нужны специалисты по скифам, так? Мне нужны! - Словно
припечатывая, он вновь опустил ладонь на крышку стола - с такой силой, что
подпрыгнули телефоны. Не берегут технику в этой конторе, подумал Кирилл.
потирая руки.
познакомиться... Обоюдно, так сказать! - Он протянул мощную длань. -
Сарагоса!
насмешливые глаза.
запомни свою кодовую фразу... - Он поднял глаза к потолку, поразмышлял
секунд пять и пробасил: - Скифы пируют на рассвете! Вот так!
пароль запомни! Надо будет вернуться, произнеси его - вслух, хоть громко,
хоть шепотом. Доктор тебя вытащит.
тебя проверить, парень? Э? Как ты полагаешь? - Толстый палец уткнулся
Кириллу в грудь. - Ну, куда отправишься? В лес? В горы? В кабак? В гарем
турецкого султана? На Гавайские острова? На Марс или альфу Центавра? В ад
или в рай? Доктор доставит куда угодно... вернее, куда у тебя пороху
хватит.
подумал, что надеялся обрести спокойное место на пять "толстых", а
нарвался Бог знает на что. С неохотой он признал, что загадочные намеки
Сарагосы будоражат воображение и вселяют романтические мечты - примерно
такие же, как речи офицеров из военкомата, вербовавших его некогда в
спецназовский батальон. Воспоминание об этом, как и о сибирской тайге и
заирских болотах, было не из самых приятных, и он решил считать слова
плечистого шуткой. Скажем, умный полковник дурачит глупого сержанта... Тут
ясно, у кого все козыри на руках: шеф есть шеф, и остается только пасовать.
будь уверен! Отправишься ты в свой кабак, посидишь часок-другой, погудишь,
потом скажешь четыре волшебных слова и вернешься прямиком в это самое
кресло. Вся недолга! Только постарайся Там, - Сарагоса с многозначительным
видом ткнул пальцем куда-то вверх, - не ввязываться ни в какие истории.
вытащил пару мятых "гагаринок" и сморщился. - На наши, что ли, на
"деревянные"? На них и минеральной не подадут!
неладны, не подадут... ни в Чикаго не подадут, ни в Париже, ни на
Гавайских островах... ни в том заведении, куда тебя отправит Доктор...
Вот, держи! - Он бросил Кириллу что-то блестящее, мелодично позванивающее,
золотистое.
украшений... Кирилл заметил, что проба внутри стерта.
Мне еще не встречались кабаки, где б не шла такая валюта. Отпустят тебе
чего-нибудь, я уверен... на девочку, может, и не хватит, а на пойло,
закуску и сигареты - в самый раз! - Он повернулся к окну и повелительно
взмахнул рукой. - Ну, Доктор, давай! Клиент ждет. Ты ведь слышал, куда ему
нужно попасть, э? Вот и отправь, только ненадолго.
скрипучим и резким, похожим на карканье ворона.
склонился над Кириллом - так низко, словно хотел клюнуть его носом в лоб.
Лицо Доктора было бесстрастным, как у египетской мумии.
шея вдруг одеревенела. Теперь он смотрел прямо в физиономию тощего,
уставившись на него будто во сне, не в силах оторвать глаз от розоватых
зрачков на бледном челе альбиноса; казалось, он внезапно превратился в
кролика, зачарованного змеей. Затем стены комнаты вдруг помутнели, потолок
взмыл куда-то ввысь, паркет под ногами затянуло зыбкой мглой, яркий
июльский полдень за окнами сменился сумеречным светом вечерней зари, а
фигура Сарагосы, маячившая у стола, уплыла вдаль, растаяла, слившись с
сейфом и стенами, которые тоже растворились в багровой дымке, колыхавшейся
словно гигантский и темный театральный занавес. За ним чудились некие
неясные формы, слышался мерный усыпляющий гул - не то рокотали морские
валы, не то шумел лес под тугими порывами ветра.
беззащитности и глухому молчанию Хараны. - Что он делает? Этот вурдалак...
Этот..."
Бледное лицо склонилось над ним; сейчас Кирилл видел только зрачки -
огромные, горящие алым огнем. Беззвучно и неотвратимо он погружался в их
пламенную глубину, не в силах шевельнуть рукой, не чувствуя ни боли, ни
холода, ни жара; он падал, падал, падал, будто бездонные недра звезды
раскрывались перед ним, затягивая вглубь, вращая и кружа в стремительном
водовороте. Теперь он не слышал и не видел ничего, кроме сияния этой
красноватой пропасти; гул прекратился, и великое алое безмолвие сомкнулось
над ним непроницаемой скорлупой.
опираются на что-то твердое, надежное; до ушей доносились негромкий звон,
шелест, звуки льющейся жидкости. Потом он увидел лицо, маячившее на
расстоянии вытянутой руки: широкоскулая, слегка одутловатая физиономия,
полные губы, набрякшие веки, сизые прожилки на отвислом носу, голая
макушка в венчике темных волос. Обычное лицо человека за пятьдесят, долго
и преданно дружившего с бутылкой, но с него на Кирилла взирали алые глаза
Доктора.
местная дата неизвестна
остывающей лавы - невероятного 'оттенка, какой не встречался Кириллу нигде
и никогда. Ошеломленный, он сильно потер виски, повернул голову. Перед
ним, в обширном и мрачном зале, теснилось изрядно народу - в основном
молодые парни и мужчины лет под тридцать; одни - в привычной одежде,
другие - в длинных пестрых хламидах или нагие по пояс. Были они всех
мастей, от жгучих смугловатых брюнетов до белокожих блондинов, и выглядели
довольно устрашающе, но, если не считать хламид и странных татуировок
вокруг сосков, такую компанию удалось бы встретить на любой мафиозной
тусовке - что в Питере, что в Москве, что - без всякого сомнения! - в
Чикаго, в Париже или на Гавайских островах. Отличие заключалось лишь в
одном: их зрачки багровели, пламенели, отливали оранжевым и розовым,
светились пурпуром, сияли красками восхода и заката. Иных расцветок тут не
было.
Кирилл. Правда, здесь имелась стойка, а за ней целые батареи откупоренных
бутылок, из которых явственно тянуло спиртным, но и этот запах был
каким-то странным, едким, будто бы с примесью паленой резины, от него
пощипывало в носу и першило в горле.
пожилой толстяк с сизым носом является либо барменом, либо хозяином
заведения, сомневаться не приходилось. С минуту они смотрели друг на друга
в полном молчании, затем красноглазый лег животом на стойку и заглянул
вниз, словно высматривая дырку в полу, оставленную возникшим из небытия
клиентом. Дыры, однако, не наблюдалось, и толстяк, почесав нос, подвинул к
себе пару стаканов да объемистую бутыль.
надо выпить - и тебе, и папаше Дейку. Клянусь потрохами шайкала!
показалось Кириллу. Он поперхнулся, закашлялся, и папаша Дейк ловко сунул
ему в рот солоноватый хрустящий сухарик, потом налил еще. Чем-то
неуловимым этот крупный красноглазый мужчина напоминал Сарагосу - то ли
гулким басом, то ли манерой держаться, уверенной и властной, то ли
короткими толстыми пальцами.
Койфа... да еще с таким ловкачом, что ломится к стакану сквозь стены!
Боюсь, папаше Дейку никто не поверит! Эта пьянь, - он небрежно мотнул
головой, - ничего не заметила. Каждый шворц льет пойло в свою глотку, жрет
и не глядит по сторонам.
шестигранными столиками в полутьме у самых стен. Кажется, никто не обращал
на него внимания; там орали, пили, жевали, и звон стекла, постукивание
металла о тарелки, шарканье ног и человеческие голоса сливались в
невнятный гул, прерывавшийся то и дело пьяным смехом. Он нерешительно
покрутил свой стакан, стараясь не принюхиваться к странному аромату