наблюдение. Понял, нет?
оседавшее дымное облако, распорядился:
выскочил на травянистый луг и по прямой понесся к холму. Минуя груду
обломков с тремя неподвижными телами - все, что осталось от "Фореста" и
группы первого удара, - повернул голову, крикнул: "Не задерживаться!" На
бегу посмотрел на часы - девять семнадцать. Двадцати минут не прошло, а
трое уже мертвы! Может, ошибся он и надо было Скифа взять с собой?.. Скиф
бы в ту машину нипочем не полез... А Сингапур, счастливчик, сел да
поехал... И приехал!
оказаться сейчас на месте любого из погибших агентов. Что ж, на войне как
на войне! Во всяком сражении смерть командира удваивает потери - а в
данной ситуации и удваивать-то было нечего: скосили б всех по-тихому и до
дяди Коли добрались бы...
ярость, от которой сводило скулы. Ну, Догал, ну, компаньон, удружил! Мог
бы и намекнуть, какая встреча приготовлена! Или не знал? Ну, разберемся!
соваться голышом в этот дьявольский коктейль из дымаря, тошниловки и
слезогонки не стоило. Остановившись метрах в десяти, куратор
проинструктировал Сентября и Самурая, потом все трое натянули маски.
"Шершни" агентов полетели в траву, на свет Божий появились лазеры,
подходившие для ближнего боя куда лучше, чем "АКД"; затем Дорджи и
Сентябрь нырнули в проход между стеной дома и сараями. Сарагоса прикрывал,
поглядывая на сруб, крыльцо, закрытую дверь да покойников, что валялись на
земле и настиле.
четверо с аккуратными дырами от снайперской винтовки. Одним козырной туз
угодил в висок, а других выцеливал по три раза, бил в руку, в живот, потом
в сердце. Сейчас никто уже не шевелился, но куратор решил, что покойнички
сыграли в ящик не от пуль - у каждого глаза были выпучены, а на одежде
виднелись следы рвоты. Газ прикончил, подумалось ему; газ, дым, запах -
как в случае с Догалом. Кажется, на живых пленников рассчитывать не
приходилось.
приятеля Догала с рваным шрамом на щеке и могучего детину, нагого по пояс,
с татуировкой на предплечье. Куратор наклонился, прочитал: "Симеон",
заглянул в выкатившиеся мертвые глаза.
поганые! Сережку прикончили и сдохли!
да укладывали их перед верандой в рядок, занялся осмотром. Долго трудиться
ему не пришлось: почти у каждого из тринадцати покойников в правом кулаке
был зажат стерженек - небольшой, синеватый, размером с мизинец, с
ребристым колечком с одного конца. Выложив стерженьки на ладонь, куратор
поглядел на них, хмыкнул, содрал маску и потянулся к рации.
рулить-то?
собирался переключиться на Снайпера, но после паузы добавил: - На лугу
этом треклятом наших побили... всех, кто в первой машине был... Ты уж в
обморок не падай, старина...
как же?
рации. - Кончилась!
почти одновременно с серым "Форестом". Проезжая мимо обломков первого
слидера, дядя Коля затормозил и дал долгий пронзительный гудок, словно
прощаясь с погибшими, потом прибавил газу и ловко развернулся у крыльца.
переглянулся с Сентябрем. Лица у обоих агентов были угрюмыми, лишь Самурай
сохранял привычное выражение спокойной сосредоточенности. Узкие глаза его
были прижмурены, но озирали словно бы все вокруг: и строения, над которыми
еще клубился ядовитый серо-зеленоватый дымок, и посеченные сосны да ели, и
темневшую посреди поляны кучу железа с тремя изломанными телами в
пятнистых комбинезонах.
хлама, подберите оружие... Словом, подготовьте все для транспортировки.
Ты, - он ткнул пальцем в могучую грудь Снайпера, - останешься со мной.
Будешь страховать, когда я войду в дом. Но прежде... - куратор протянул
дяде Коле раскрытую ладонь с десятком стерженьков, - прежде объясни-ка
мне, старина, что это за дрянь?
плоскую фляжку. - Приложись, отчего ж не приложиться, - со вздохом
повторил он, наблюдая, как дядя Коля гулко глотает коньяк. Лицо его чуть
зарумянилось, глаза заблестели - верный признак, что он пришел в рабочее
состояние.
разложил добычу перед собой, стараясь не глядеть на кровяные лужицы, тут и
там пятнавшие настил. Его ладонь с дрожащими согнутыми пальцами медленно
двигалась над синеватой кучкой, словно антенна крохотного радара; из-под
прижмуренных век поблескивали белки. Он походил сейчас на старого
ведьмака, не то снимавшего, не то наводившего порчу, только чародействовал
он не над котлом с вареной жабой и не над трупом висельника. Впрочем, суть
от этого не менялась. В былые времена умельцы вроде дяди Коли грохотали
молотами по наковальням, студили подковы да клинки в тайных зельях да
шептали над ними заговоры, и сносу не было тем подковам и клинкам.
перед ним всплыла багровая физиономия Монаха, "слухача" - его распяленный
рот, трясущиеся губы, влажные от испарины виски... Вот и исполнилось
пророчество насчет демонов злобных да зверей алчущих! Лежат тринадцать
демонов на земле рядком, да свое, однако, взяли, размышлял Сарагоса,
посматривая то на дядю Колю, то на копошившихся у груды обломков Самурая и
Сентября. Взяли свое! Хорошо еще, что не всех...
амм-хамматских ару-интанов, добравшихся наконец до Земли, чтобы взыскать с
нее дань - душами ли живыми, рабами-сену или еще какими способами, столь
же загадочными и жуткими. Он поглядел на дверь. Быть может, за ней ключик
ко всем тайнам? Или смерть? Или что-то похуже смерти?
придерживая его двумя корявыми пальцами, крутанул ребристое колесико, и
верхний конец стержня начал неторопливо удлиняться, разворачиваться,
словно бамбуковый стебель, вырастающий из рук фокусника. Дядя Коля смотрел
на него с интересом, но без боязни. Куратор, узнавший хлыст - такой же,
какими пыталась достать его троица зомби, - невольно вздрогнул.
когда он такой, - хлыст со свистом разрезал воздух, - силы немного, но
коли сложить... - щелчок, и в клешне "механика" вновь оказался синеватый
цилиндр, - то ого-го! Щас я тебе покажу... промондестрирую, значит..
нанюхался, когда до нас чуть не добрались. Не надо, э?
крыльце, вздохнул и признался: - Леший ведает, смогу ли я такую фитюльку
смастерить... Забавная фитюлька, да больно уж, блин, мудреная внутрях... А
сила есть! Ба-альшая сила!
сторону двери. - Пойдем-ка посмотрим, что в доме. Может, там позабавней
фитюльки найдутся.
Дверь была незаперта и отворилась от слабого толчка. За ней находилась
просторная горница примерно шесть на шесть метров.. Три стены -
бревенчатые, четвертая, напротив дверного проема, показалась бы куратору
высеченной из камня, если б не исходивший от нее слабый свет. Выглядела
она необычно: искривленная и блестящая, вся в желобках и вмятинах, словно
кожура каштана, гладко отшлифованная, плавно переходящая в пол и потолок.
Слева стена будто бы наползала на пол из струганых досок, и в ней
просматривалось углубление вроде ванны, в котором клубился сероватый
туман; справа ее рассекала вертикальная ярко-зеленая полоска шириной в
ладонь. Между ванной и зеленой щелью была сферическая ниша размером с
автомобильное колесо - Сарагосе показалось, что поверхность вмятины едва
заметно вибрирует, будто распираемая изнутри. Зеленая полоса тоже чуть
подрагивала, но не смещалась вдоль стены; колебания шли от краев к центру,
и с каждым из них щель будто бы становилась уже. В комнате никого не было,
и веяло тут знакомым сладковатым запашком, мешавшимся со свежим ароматом
недавно ошкуренных сосновых бревен.