Чтение 19–й страницы книги ~Среда обитания~

Скаф поднимался, приближаясь к стене, - видно, Хингану казалось, что купол лучше пройти сбоку. Дамаск застыл в мрачном молчании, Эри и Дакар, взявшиеся за руки, были спокойны, но Мадейра явно готовился к смерти - лицо его побледнело, шрам на щеке мелко дрожал. Вытянув руку, я прикоснулся к его плечу:

- Не стоит беспокоиться, приятель. Не здесь, так в Стволе Эвтаназии... Главное, быстро! Вот в Керуленовой Яме, под крысой, это другой разговор.

- Я не потому взволнован, что смерти боюсь, - сказал Мадейра. - Я ведь небо сейчас увижу! Синее Небо, великое и бездонное! Увижу, если останусь жив! Небо, облака, и солнце, и звезды, и луну!

- Нет, так не бывает, - с улыбкой вымолвил Дакар. - Или солнце и облака, или луна и звезды. Выбирай! Но если облачность плотная и небо затянули тучи, тогда...

Яркая вспышка, ослепительный блеск, и мы прошли сквозь купол.

Мы не почувствовали ничего - эта радужная пленка была тоньше паутинной нити и ни на миг не задержала нашего движения. Только что мы парили под ней, у желтого пятна, чей цвет еше не перешел в зеленый, и вдруг после вспышки желтое прыгнуло сразу к голубому - или, может быть, к синему? Я не могу описать этого оттенка, ибо подобного в жизни не видел и не знаю подходящих слов. Сине-голубая бесконечность? Но в ней было и серое, и белесоватое, и золотое, и розовое... В ней были все цвета, какие только можно вообразить, и что-то сверх того, что-то невообразимое, непредставимое - ведь всякая вещь имеет форму и предел, а Это не имело ни формы, ни предела.

Я услышал, как вздохнула - или всхлипнула?.. - Эри, как торжествующе завопил Дакар, как заклекотало непослушное горло Дамаска, силясь протолкнуть слова. "Чтоб мне на компост пойти... - ошеломленно выдохнул Хинган. - Ну и штука! Побольше купола, а, Крит?" Он дернул меня за рукав, но я не мог ему ответить, не мог оторваться - я смотрел и смотрел, стиснув пальцы на плече Мадейры. Кажется, блюбразер плакал, повторяя снова и снова: "Мы это сделали... Мы все-таки это сделали!"

Поднявшись, Дакар наклонился над Хинганом:

- Посади машину! Где хочешь посади, но только побыстрее! Иначе ваши восторги закончатся в груде обломков и переломанных костей!

Он был прав. Любуясь небом, нельзя забывать о земле.

Устье колодца охватывала тетрашлаковая стена чудовищной толщины, не кольцо, а нечто более сложной конфигурации - квадрат с закругленными углами и овальными выемками. Мы парили над ней у самой стенки радужного пузыря, который возвышало над скафом еще метров на триста. Верхняя часть стены, ровная и гладкая, была идеальной посадочно) площадкой; здесь мы могли осмотреться, передохнуть и прийти в себя после первого свидания с небе сами. Впрочем, не только с ними, но и со всей огромностью Мироздания, простиравшегося вокруг, заключенного в стены, не ограниченного лесом жилых стволов и куполом из кристаллита. Все так стран но, так необычно! Эту необычность нужно было осознать, смириться с ней, привыкнуть и только потом двигаться дальше.

Хинган приземлил машину в двадцати шагах ог силового экрана и на большом расстоянии от внешней кромки стены. Мне показалось, что там, у самиго края, находятся какие-то сооружения вроде бесформенных насыпей, каменных груд или холмов, но разглядеть их в деталях не удавалось - верх стены был широким, как площади в центре Мобурга. К тому же безбрежность пространства обманывала меня смещала перспективу - я не мог сказать, на каком расстоянии эти холмы и оценить их размер.

Мы вышли из скафа - все, кроме Мадейры. Мой приятель, навьюченный записывающей аппаратурой остановился в проеме люка, зажмурил глаза и стиснул ладонями виски; его дыхание было тяжелым частым и неровным. Но, очевидно, каждый из нас если не считать Дакара, испытывал неприятные ощущения - ноги дрожали, голова кружилась, непривычные запахи плыли в воздухе, а сам воздух был непохож на тот, которым дышат в куполах, - слишком теплый и слишком влажный, с отчетливым привкусом пыли. К тому же он двигался! Я чувствовал, как его потоки овевают меня то слева, то справа, то со спины, скользят по лицу и шарят прохладными пальцами у ворота брони. Прохлада странным образом соединялась со зноем - сверху, с неба, струился жар от ослепительного круга, который было невозможно разглядеть. Солнце? Да, конечно, солнце! Такое, каким описывал его Дакар.

Озираясь и переглядываясь, мы стояли около машины; над нами, закрывая половину небосвода, гигантским куполом горбился радужный пузырь. Дамаск окаменел, запрокинув голову, взирая на нечто пушистое, белое, плывшее в небе между землей и солнцем; Хинган вполголоса ругался, поминая манки, тараканов, крыс и все их испражнения; Эри спрятала лицо на груди Дакара, а тот стоял неподвижно, улыбался, щурился и поглаживал ее плечо. Из нас шестерых лишь он один сохранил полное самообладание.

Эри отстранилась, и я увидел, что она бледна, однако спокойна. Дакар шагнул к машине, взял в обе руки ладонь Мадейры, потянул к себе, заставив блюбразера покинуть скаф; он вел его осторожно, ласково, как медик-воспитатель несмышленого ребенка в инкубаторе.

- Можете открыть глаза, но не смотрите сразу вверх - солнце ослепит вас с непривычки. Видите, небо... и белые массы, плывущие в нем... и солнечный свет...

- Белое... что?.. - спросил Мадейра слабым голосом.

- Облака, перистые облака, легкие, воздушны! Если климат не изменился, сейчас лето. Не знаю, где мы - мы просто не можем находиться в тридцат мегаметрах от Мобурга, но я бы сказал, что это северные широты. Не тропики и не субтропики и да же не юг России, а где-то между Москвой и Петербургом.

- Мне это ничего не говорит, - пробормотал Мадейра, все еще цепляясь за Дакара. Облачная пелена затянула солнце, и мой приятель рискнул при поднять голову. - Там, такое яркое, огненное. Солнце, да?

- Солнце. Наша звезда, в ста пятидесяти миллионах километров от Земли. Конечно, если это Земля, ее диаметр не увеличился в сотню раз.

Через несколько минут мы пришли в себя, головокружение прекратилось, ноги не дрожали, и воздух уже не казался таким непривычно жарким и густыь Поглядев налево и направо, я решил, что прежде всего нужно исследовать окаймлявшую колодец стену. Во-первых, она была у нас под ногами, то есть являлась самым ближайшим объектом, а во-вторых, здесь на высоте, на гладкой и привычной тетрашлаково платформе, мы ощущали себя в безопасности.

- Эри и Дакар, обойдите силовой экран, - распорядился я. - Хинган с Дамаском продвинутся правой оконечности холмов, а мы с Мадейрой возьмем левее, рассмотрим каменную груду посередке снимем панораму местности. Всем все ясно?

- Где ты видишь холмы? - спросил Дакар.

- Вон там, у самого края. Какие-то нагромождения, похожие на кучи обломков.

- Скорее развалины, чем холмы, - заметил он присматриваясь.

- Тем интереснее их изучить. Я думаю... Слепящая вспышка за спиной прервала меня. Мы повернулись, готовые отразить нападение, но к нам никто не приближался ни по земле, ни в воздухе. Вспыхнул радужный пузырь - над дальней, невидимой его стороной один за другим вставали фонтаны, рассыпаясь цветными искрами. Алое, золотистое, фиолетовое сияние выплескивалось на высоту километра, переливалось и дрожало, потом вершина световой колонны выпускала десяток длинных лепестков, изгибавшихся над силовым экраном и падавших вниз. Пузырь тут же реагировал на них - разводы, бежавшие по его поверхности, делались более яркими, насыщенными оттенками и двигались теперь гораздо быстрее. Чудное, великолепное зрелище! Но оценить его мешала тревога - мы не понимали, что происходит.

- Словно солнечные протуберанцы... - зачарованно прошептал Дакар.

- Откуда они взялись?

- Не имею понятия, Крит. Взрывы видел, и атомные, и обычные, но это на взрыв не похоже, совсем не похоже. Такой роскошный фейерверк!

Хмыкнув, я поинтересовался:

- Кто у нас эксперт по Поверхности? Эксперт обязан все знать и все объяснять, гниль подлесная! Ну-ка, пошевели мозгами!

- В мои времена ничего подобного не было, ни силовых щитов, ни таких титанических сооружений. - Он огляделся по сторонам, защищая ладонью глаза от солнечного света. - Ты только погляди на эту стену! Метров двести в толщину! Ни одна плотина не сравнится! А этот силовой экран... этот... этот... - Внезапно он хлопнул себя по лбу и развернулся к Мадейре: - Вы говорили, что экран работает словно селектирующий фильтр, так? Что-то пропускает, что-то задерживает... камни, пыль, грязь и все ненужное... Я думаю, эти вспышки - результат падения на экран каких-то значительных масс, а те разводы, которые мы наблюдали, связаны с мелкой пылью. В воздухе полно пыли... пыли, микроорганизмов частиц песка... Экран, вероятно, их уничтожает или отбрасывает, не пропуская в шахту.

- Сейчас проверим, - сказал я и выпалил в радужный пузырь.

Дакар был прав - в том месте, где пуля соприкоснулась с экраном, сначала полыхнуло, потом взметнулся фонтан огня, не такой огромный, как те, которыми мы любовались, но все же метров пятнадцать в высоту.

- Если пуля стальная, она не уничтожена, а падает сейчас в приемный бункер, - заметил Дакар. - Вспышка, я думаю, как-то фиксируется - сгорает ничтожная доля вещества, затем - спектральный анализ, а после него...

- Вот что, эксперт, - сказал Хинган, вращав стволом огнемета, - ты нам крысиный корм не подсовывай, ты объясни, откуда эта иллюминация? Что там валится, с другой стороны пузыря? Крит со своим "Ванкувером" здесь? Здесь! А там кто стреляет? Да еще пулями величиною со скаф! - Он кивнул на новый огромный фонтан, взмывший к белесоватым облакам.

- Мы с Эри пойдем туда и посмотрим, - вымолвил Дакар. - Может, пришельцы или роботы, а может, это божья роса от птичек.

Его последние слова были непонятны, но я решил не переспрашивать - кажется, он сам не верил в них.

Кивнув друг другу, мы разошлись. Дакар и Эри зашагали вдоль защитного экрана, огибая радужный пузырь, над которым все еще били фонтаны; Дамаск и Хинган двинулись к нагромождению обломков метрах в ста пятидесяти от точки приземления, а мы с Мадейрой держали курс подальше, туда, где торчало что-то похожее на каменную пирамиду, утыканную тряпками на длинных шестах. Шли мы туда восемь минут, а когда дошли, я увидел, что это не тряпки, а вроде бы листья с костяными черенками, серые, белые, черные, голубоватые, одни в человеческий рост, а другие побольше раз в пять или десять. Пирамиду сложили из здоровенных камней и кусков проржавевшего металла, а между ними воткнули черенки и набросали цветные, грубо отшлифованные камешки - тоже не маленькие, размером с голову. Надо полагать, для украшения... Как раз в стиле пришельцев со звезд, которых опасались Йорк и Конго! Летают они между мирами, строят из всякого мусора пирамиды и украшают их этими странными листьями...

Осмотрев сооружение, довольно высокое, но неказистое, я начал склоняться к гипотезе Дакара, к той, которой он поделился в убежище у Керуленовой Ямы. Очевидно, на Поверхности жили дикари - может быть, потомки преступников, которых бросили здесь в Эпоху Взлета или изгнали из самых первых куполов. Если Дакар не ошибся, тут могли быть и древние города, теперь обратившиеся в руины, а в них - остатки механизмов и машин, металл, стекло и прочее, что ищут диггеры в Отвалах. А дикари чем хуже? Найдут кусок железа и приволокут сюда, или в колодец сбросят, или в пирамиду сунут... Вот только для чего?

Я поделился этими мыслями с Мадейрой, который, вскинув камеру, кружил у пирамиды, делая ее голографическую запись. Он был согласен с тем, что дикари, наверно, существуют, но тут же указал на слабые места моей гипотезы. Глыбы камня и ржавого металла слишком огромны и неудобны для перевозки - как их сюда перетащили? Как подняли на стену стометровой высоты, без блоков, лебедок и канатов? Огромный труд, и не понятно для чего!

Ответов на эти вопросы не было, так что спорить я не стал, а залез на верхушку пирамиды и осмотрелся. Дакар и Эри, две крохотные фигурки под сенью радужного пузыря, неутомимо шагали вперед и скоро должны были скрыться за выпуклой поверхностью. Хинган с Дамаском бродили среди камней, то расходились, то сближались и о чем-то переговаривались. Световые фонтаны исчезли; купол, как обычно, переливался и мерцал, и эта неторопливая игра красок внушала мне спокойствие. Кроме неба, солнца и облаков я не видел ровным счетом ничего необычного: стена, обрамляющая колодец, уходила вертикально вниз, а за ней, на расстоянии трех-четырех километров, вздымалась другая стена, много выше и массивней, с гигантскими распахнутыми вратами. Она тянулась в обе стороны, налево и направо, охватывая заводскую шахту и ограничивая видимость. От ворот к колодцу шла дорога, помеченная белыми полустершимися линиями, а все остальное пространство между стенами было залито тетрашлаком.

Мадейра поднялся ко мне, снял голограмму второй стены, и несколько секунд мы с ним в молчании озирали местность. Затем он спросил:

- Что будем делать, Крит?

- Перелетим через вторую стену, поищем интересные объекты. Если только не найдем их здесь.

Я повернулся, посмотрел на Эри и Дакара. - Может быть, с другой стороны окажется что-то полюбопытнее, чем тетрашлаковый пустырь... Минут через десять узнаем и тогда обогнем на скафе купол. В любом случае обогнем, чтобы подобрать разведчиков.

Мадейра, прищурившись, глядел на золотистое светило.

- Если я правильно понял Дакара, солнце будет двигаться вниз и вниз, пока не наступит темнота и не появятся месяц и звезды. Должно быть, изумительное зрелище!

- Первая четверть, время сна?

- Ночь, Крит, ночь! Тут это называется ночью.

Высоко в небе, у самых облаков, возникли какие-то темные точки и превратились в черточки с плавно изгибавшимися краями. Дистанция была слишком большой, солнце слепило глаза, и мне не удалось их разглядеть, но я припомнил рассказы Дакара о населяющих Поверхность тварях. Всякие были среди них, бегающие, ползающие и летающие, безобидные и хищные, зубастые и клыкастые, но вряд ли пострашнее крыс. Для человека в броне, с разрядником и огнеметом, это не опасность... Не более, чем дикари, сложившие эту пирамиду. Впрочем, если они кровожадны, как манки...

Громкий вопль Мадейры заставил меня оторваться от созерцания летающих существ. Кричал он так, будто его подвесили над крысами и те подбираются к его голеням и пяткам, а может, и к тому, что выше колена, ниже пупа. Словом, тот еще был вопль! Глотка у Мадейры здоровая, не то что у Дамаска.

Я повернулся и окаменел. Из-за края купола, с той стороны, где бродили Хинган с Дамаском, появилось что-то движущееся, огромное, высокое, выше стены, на которой мы стояли, выше десятка джайнтов и сотни жилых ярусов. В первый момент мне почудилось, что это механизм; мысль о гигантской машине для человека более приемлема, чем о живой шагающей горе. Но эта тварь передвигалась слишком плавно и была покрыта мехом; бурый мех вверху сходился остроконечным колпаком, ниже трепыхались бурые складки, казалось, что к нам приближался живой чудовищный утес. Его вершина заслонила солнце, длинная тень упала на меня, и я увидел, что под шкурой что-то шевелится, лапы, клешни или щупальцы. Тоже огромные, под стать этой невероятной твари. Мы все ее увидели. Эри и Дакар остановились, потом инвертор замахал руками, будто желая о чем-то предупредить, и помчался обратно к скафу. Эри бежала за ним, а Хинган с Дамаском вылезли из камней и тоже понеслись к машине. Я бы последовал их примеру, но у Мадейры отказали ноги; осев на землю, и вцепившись в свою камеру, он с ужасом глядел на меховое чудище и лепетал:

- Крит... что это такое, Крит?., откуда?., почему?.. Это... это...

- Я знаю не больше тебя. Прячься! Вот в той щели, под камнем!

Схватив блюбразера под мышки, я поволок его в укрытие. Шагающая гора остановилась и начала склоняться над стеной, в том самом месте, где были сейчас Хинган с Дамаском. Тварь их заметила! Кажется, только их одних - Эри и Дакар бежали вдоль стенки радужного пузыря, почти невидимые в его сиянии, а мы с Мадейрой забились в щель. Не слишком надежное убежище, но все-таки лучше, чем ничего... Мадейру колотило от страха, а я, высунувшись из-за камня, пытался угадать, что нужно этой твари. "Не угадаешь, пропадешь", - билась мысль.

Дамаск и Хинган были как на ладони. Хинган мчался первым - двадцать секунд, и он доберется до скафа и мощных излучателей. Дамаск, хоть был намного моложе, отставал. Впрочем, молодость не преимущество - силы и резвости Хинган не потерял, а годы дарят драгоценный опыт. Он подчинялся сейчас инстинкту Охотника: если имеешь оружие по мощнее, в опасности хватайся за него.

Меховая гора раздвинулась, появилось щупальце - невероятной длины, с пятью отростками - протянулось над стеной, нависло над Дамаском. Как все мы, он был в броне, но защитит ли она от страшного удара? Я видел, как Дамаск остановился и вскинул разрядник; блеснули молнии, едва заметные в ярком свете дня, ударили в отростки, и щупальце отдернулось. Хинган уже находился рядом с машиной, у самого люка, и что-то кричал Дамаску - видно, торопил его.

Произошедшего в следующие секунды я не забуду до сладких снов в Стволе Эвтаназии. Хинган нырнул в машину, но люк не закрывал, поджидая напарника. Дамаск был уже близко, когда чудовищное щупальце опять потянулось к нему - с остроконечным камнем, стиснутым в отростках. Тварь держала его так, как держат нож - острым концом книзу, замахиваясь почти человеческим движением. Дамаск, вероятно, увидел тень, метнулся в сторону, но эта глыба оказалась слишком велика - он не сумел увернуться. Даже не вскрикнул, когда его размазало по тетрашлаку.

Скаф стремительно ввинтился в воздух. Я вылез из щели и потащил за собой Мадейру. Не имело смысла прятаться - потерянное потеряно, Дамаска не вернешь, а новых потерь, надо надеяться, не будет. Четыре излучателя на скафе - это не ручной разрядник!

Хинган не стал рисковать и свел их воедино. Четыре фиолетовые струи с шипением пронзили воздух, ударили в точку в середине мехового колпака, и тварь пошатнулась. Она падала беззвучно; шкура, покрывавшая ее, разошлась, и я, потрясенный, заметил что-то похожее на человеческое тело - огромные холмы грудей, плечи, руки, голову и шею. В этот миг время будто остановилось: скаф повис над краем стены, Дакар и Эри замерли в прыжке, застыли цветные переливы купола, а великан все падал и падал и никак не мог упасть.

Земля ощутимо вздрогнула, и тело чудовища исчезло. Скаф пришел в движение, опустился у подножия пирамиды; затем сдвинулся люк, и появилась фигура Хингана. Ярость и боль искажали его лицо.

- Крит! Ты видел, Крит? И ты, Мадейра? - Он полез к нам на вершину пирамиды, рыча и отплевываясь. - Пасть крысиная! Как он Дамаска... как червяка мясного раздавил! В слизь размазал, тварь поганая! Такой скалой пришиб, что тела не достать! Такого Охотника! Да я... я за него...

Я протянул Хингану руку, подтащил к себе и сильно встряхнул. Мне тоже было жаль Дамаска, и утешало лишь одно - смерть ему выпала легкая, быстрая, не в лапах манки и не в крысиных клыках. Почти эвтаназия, хотя и без сонной музыки.

Мы торчали на этой нелепой пирамиде, среди камней, обломков ржавого железа и странных шестов с листьями, пока не приблизился Дакар, шагов на двадцать обогнавший Эри. Мы словно боялись спуститься и двинуться куда-нибудь - к скафу, либо к тяжелой остроконечной глыбе, похоронившей Дамаска, либо к краю пропасти, чтобы взглянуть на мертвого гиганта. Чего мы ждали? Или кого? Наверное, Дакара: придет и все объяснит.

И он объяснил. Встал на самом краю стены, долго глядел вниз, тряс головой и тер глаза, будто не в силах поверить в увиденное, затем повернулся к нам и сказал:

- Мы убили женщину, совсем молодую. Не женщину даже, девчонку. Лет шестнадцати-семнадцати.

Остановимся теперь на сути Метаморфозы. Как указано во Втором Пункте Первой Доктрины, наступающий кризис связан прежде всего с истощением запасов руд, минералов, нефти, газа, территорий плодородной земли и лесных массивов, водных ресурсов питьевого и технического назначения, а также пригодного для дыхания воздуха. Соответствующие цифры приведены в Приложении 1 к настоящему Меморандуму, страницы 82-655.

Метаморфоза прежде всего должна решить обозначенную выше проблему, для чего имеется два принципиально разных пути. Первый, связанный с освоением внеземных источников сырья, в данный момент нереален; при существующем уровне космической техники невозможно завозить сырье с других небесных тел. Второй путь - резкое, на несколько порядков сокращение потребностей человека и общества в целом. Эту ситуацию можно реализовать при условиях, рассмотренных в Приложении 2, страницы 656-920.

"Меморандум" Поля Брессона, Доктрина Седьмая

Глава 19

ДАКАР

Все стремительно сжималось, уменьшалось, стягивалось, проваливалось от поверхности в глубину и застывало в той же форме, но в другом размере - миниатюрном, малом, крохотном или хотя и большом, но несоизмеримом с прежними габаритами. Город-купол: десять километров под Поверхностью, сто в диаметре и километр высотой... На самом деле полость под стометровой толщей, диаметр - не больше километра, а высота такая, как скромный трехэтажный дом. Керуленова Яма - подземная каверна небольшой величины, а щебень в ней - не щебень вовсе, а песок. Трейн-тоннель - руку не просунешь, вагон - немного сплющенный футляр для чертежей, скаф - ученический пенал, гиганты-джайнты - гномы ростом по пятнадцать сантиметров, а люди - от полутора до двух, если считать, что масштаб преобразования примерно составляет сотню. Не карлики, даже не лилипуты, а пигмеи, нечто совсем микроскопическое, способное летать на осах, пчелах и шмелях и одеваться в шелк из паутины... Вот осы, пчелы и шмели остались прежними, настоящими, так же, как крысы, черви и другие твари - может быть, немного больше или меньше, если их подвергли реконструкции в ГенКоне...

Осознавая свою ничтожность, он смотрел на тело мертвой девушки, лежавшее под стеной, что окаймляла колодец, - невысокой стенкой, всего лишь в метр. Когда-то сюда подгоняли машины с металлом и стеклом и сваливали в шахту, на переработку; в другие шахты спускали другое сырье, материлы, полуфабрикаты, жидкие и твердые, все, что могло понадобиться в новосотворенном мире, чтобы обеспечить процветание и жизнь на целую геологическую эру. Потребности крохотных существ были так малы в сравнении с ресурсами земной цивилизации! Если редуцировать линейные размеры на два порядка, то масса и объем уменьшатся на шесть, и в новом масштабе тонна металла станет миллионом тонн, литр воды наполнит бассейн, ведро - целое озеро, а яблоком можно накормить сто тысяч любителей фруктов. Он понимал, что это означает: для крошек, обитавших в куполах, Земля была просторнее в сто раз и в миллион - богаче.

Но люди - настоящие люди, такие, каким он был когда-то, - все же сохранились. Миниатюризация с последующим переселением под землю не могла быть тотальной - были на планете племена в местах заброшенных и диких, в лесах Амазонки и Конго, в пустынях Австралии и Африки, на Огненной Земле и Андаманских островах. Бушмены, алеуты, индейцы, папуасы... Возможно, в цивилизованных странах тоже не всякий хотел превратиться в пигмея? И от них, от этих забытых народов или несогласных бунтарей, произошло нынешнее человечество, наверняка немногочисленное и пребывающее в эпохе варварства.

Со стены он мог окинуть взглядом лицо и фигуру убитой. Кожа смуглая, но черты, безусловно, европейские - прямой нос, тонкие губы, светлые волосы. Глаза серые... Вернее, один глаз - на месте другого зияла черная обугленная яма, след от удара излучателей. Меховой плащ с капюшоном, в который она куталась, несмотря на теплую погоду, сейчас распахнулся. Под этим примитивным одеянием девушка была почти нагой: набедренная повязка и ремень на талии, грубые кожаные мокасины, два или три ожерелья из птичьих перьев, костей и раковин на шее. Ее лицо и тело были раскрашены: желтые охряные круги вокруг грудей и глаз, белые косые полосы на ребрах, плечах и щеках. Похоже, что здесь, у колодца, она выполняла какой-то обряд - может быть, считалась колдуньей в своем первобытном племени.

Потрясенный открывшейся истиной, он не заметил, как подошли его спутники. Все четверо, даже неустрашимый Крит, столпились за ним плотной кучкой; он был сейчас словно стена, которая отделяла их от реальности. Эри положила руку на его плечо, и, ощутив ее прикосновение, он вздрогнул и поднял глаза к небесам.

Он молился. Не веря ни в бога, ни в дьявола, он все же молился, сам не ведая кому. Он молился за крошечный мирок пигмеев, упрятанный в недра земли, за людей, изменивших себя, изуродовавших человеческое естество и превратившихся в насекомых, он просил, чтобы ошибки их были прощены и забыты. Чтобы они каким-то чудом, собственным ли разумением или волей Всемогущего Творца, снова превратились в прежних, в тех людей, что населяли Землю тысячелетиями, или исчезли вовсе, погибли и сгинули, как погибают муравьи в залитой отравой муравейнике. Исчезли, уступив планету тем, кто сохранил человеческий облик. Не этой девушке - ибо мертвым ничего не нужно, но ее сородичам. Сегодня - варварам и дикарям, а завтра...

Осторожно отодвинув Эри, Крит стиснул его локоть:

- Ты говорил о женщине или девушке... Что это значит, партнер? Ты можешь объяснить?

Он молчал, будто придавленный к земле грузом своего открытия. По его щекам струились слезы.

- Ты плачешь, Дакар? Почему?

Кто это сказал? Кажется, Эри... Или Крит?.. Потом раздался голос Мадейры:

- Я тоже плачу... плачу от ужаса, от потрясения... Так внезапно все случилось, так неожиданно... выход на Поверхность, смерть Дамаска и этот... этот чудовищный монстр...

Дакар очнулся и твердым голосом произнес:

- Это не монстр, а человек, настоящий человек. Монстры - это мы! Точнее, монстрики... Крошечные козявки, которым тут нечего делать, ибо Поверхность не для нас. Наше место - там, в земле, под куполами... Там можно существовать в безопасности, есть мясных червей и развлекаться охотой на крыс. На крыс, на жутких чудищ! Подумать только! Раньше любую я раздавил бы башмаком!

Теперь молчали они, не в силах понять его мыслей и слов. Он вдруг подумал, что отделен от спутников не только странным появлением в их мире, но и тем, что был когда-то человеком. Существом, созвучным Мирозданию и породившей его природе, не слишком большим, но и отнюдь не маленьким, гораздо меньше, чем холм или скала, но больше, чем муравей или мошка. Вполне подходящие размеры, чтоб раздавить муравья или снести к дьяволу холм, одной лопатой, без бульдозера! Чтоб прокопать каналы, воздвигнуть пирамиды и пересечь любые океаны и моря! Помня об этом, он обладал как бы двойным видением, происходившим от чувств и разума: чувства говорили, что он находится у стометровой пропасти и смотрит на тело великанши, подобное горе; разум утверждал, что устье колодца высотою в метр, а под стеной лежит юная девушка. От этого можно было сойти с ума!

Возможно, так бы и случилось, если бы он был один.

- Ты, умник! - раздался резкий голос Хингана. - Ты, прах отвальный, наш эксперт, так проведи экспертизу и объясни, что тут случилось и почему погиб Дамаск. Объясни! Только понятно!

Он объяснил. Затем, обежав взглядом их недоверчивые лица, выдавил мрачную усмешку и повернулся к Криту:

- Кажется, ты хотел взять образец? Не надорвемся, затаскивая труп девушки в машину? Или, может быть, отрежем у нее палец?

Мадейра смущенно кашлянул.

- Нет необходимости, Дакар, не говоря уж б том, что это было бы жестоко... Я все снял на голокамеру. - Блюбразер оглянулся, словно проверяя, не хочет ли кто-нибудь что-то спросить, и, выждав пару секунд, продолжил: - Вы знаете, что делало здесь это существо? Чем занималось и почему убило Дамаска?

- Могу представить. - Судорожно вздохнув, он показал на купол, переливавшийся яркими красками. - Это их бог, бог племени, к которому принадлежала девушка. Может быть, не бог, а демон... В общем, непонятное для дикарей явление, такое же, как солнце, звезды или молния в грозу. Богам и демонам приносят жертвы и строят алтари. Взгляните, сколько тут камней, осколков стекла и ржавого железа! Если покопаться, найдем и медь, и бронзу, и латунь... Это приношения. Их полагалось бросать в колодец, и силовой экран, их бог, давал ответ вспышками пламени. Я думаю, по ним гадали, и девушка была кем-то вроде жрицы-прорицательницы. Она выполняла священный обряд, а мы... мы ее убили.

- Она раздавила Дамаска! - с гневом выкрикнул Хинган.

- Думаешь, она понимала, что делает? Дамаск для нее был странным насекомым, жучком, ужалившим ее пальцы. Ей и всему ее племени трудно понять, кто мы такие. Думаю, даже невозможно... - Он оглядел своих спутников и усмехнулся. - Мы слишком малы и ничтожны, чтобы претендовать на роль богов, хотя у нас есть бластеры и огнеметы. За демонов, впрочем, сойдем... за маленьких злобных демонов, явившихся из-под земли.

- Не унижай себя и нас, партнер, - промолвил Крит. - Мы - люди! Может быть, ты прав, и наши предки-великаны выстроили купола, соединили их тоннелями, наполнили Хранилища, а после превратились в крошек, в таких, как мы сейчас. Возможно! Не хочу гадать, какие у них были основания, чтобы совершить все это и навсегда уйти с Поверхности. Но людьми-то они остались! И мы тоже. А там, - Охотник посмотрел вниз, - там то ли человек, то ли огромный манки. Дикарь, который складывает мусор в кучу и украшает ее листьями.

- Это не листья, это птичьи перья, - устало возразил он и сел на краю пропасти, скрестив ноги. "Бесполезно спорить, - мелькнула мысль, - они не понимают, что с ними сотворили. Крит, разумеется, прав: не только рост и вес делают человека человеком. Но размеры - фактор приспособления к среде, и если они изменились столь радикальным образом, прежняя среда становится недоступной и, значит, необходима новая, искусственная. Но может ли она сравниться с той, которую отвергли? С Поверхностью - то есть с природой, со Вселенной, с Мирозданием? Нет, конечно, нет! Она безопаснее, но беднее и не содержит стимулов к развитию, а потому неизбежны стагнация, упадок и регресс". Он вспомнил Парагвая и других танкистов-хоккеистов и мрачно скривился. Пожалуй, регресс уже налицо!

Мадейра присел рядом, стараясь не смотреть на мертвую девушку.

- Как вы полагаете, Дакар, ее соплеменники будут мстить?

- Не думаю. Они решат, что на нее обрушился гнев богов. Что до нас... нас они просто не заметят, если не будем слишком высовываться.

- А... а другие? Другие существа, не люди?

- Для многих из них мы представляем лакомую добычу. Для комаров и муравьев, клопов и головастиков. Еще для птиц, собак и кошек. Панцирь, может, и не раскусят, но нам от этого не легче - сглотнут целиком.

Блюбразер нервно поежился.

- Не вернуться ли нам? Что бы мы ни нашли в дальнейшем, что бы ни выяснили, все меркнет перед уже сделанным открытием - перед тем, что Поверхность населена огромными людьми и, вероятно, столь же огромными хищниками. Было бы лучше...

- Было бы лучше тебе помолчать, - перебил Крит. - Я еще не собираюсь в Мобург. И не соберусь, пока не увижу что-то поинтереснее пузыря в цветных разводах и здоровенного трупа. В скафе нам ничего не угрожает. Мы полетим за вторую стену и исследуем окрестности. Как ты считаешь, Дакар?

- Полетим, но завтра, - вымолвил он. - Близится вечер, потом наступит ночь. Ночью надо остаться здесь.

- Почему?

- По многим причинам. Во-первых, нужно похоронить Дамаска или хотя бы попрощаться с ним. Во-вторых, взгляни на этот двор - он покрыт тетрашлаком, за сотни лет травинка не проросла, и нет ни насекомых, ни птиц. Думаю, купол их тоже отпутивает... Безжизненное место и безопасное для нас. А кроме того... - Он помолчал, хмурясь и вздыхая, потом добавил: - Кроме того, соплеменники девушки могут явиться за ней, и мы их увидим и проследим до стойбища. Но если они не придут и труп начнет разлагаться на жаре, дело плохо. Появятся мухи, и муравьи, и хищные птицы.

- Это опасно?

- Для нас - опасно! Мы тут чужие, Крит, такие же чужие, как пришельцы со звезд. И к тому же слишком крохотные...

Охотник поднял голову, взглянул, прищурившись, на солнце и сказал:

- Решено, останемся здесь. Возникнет опасность - залезем в скаф и скроемся под куполом, можем даже в ангар спуститься, но это в самом крайнем случае. Мы с Мадейрой хотим поглядеть на звезды и луну. - Крит похлопал блюбразера по спине. - Говорят, незабываемое зрелище! Верно, Дакар?

- Верно, - отозвался он, поднимаясь на ноги.

* * *

Солнце садилось, щедро расплескав последние лучи по небу. В зените, где плыли белые полупрозрачные облака, небосвод был нежно-голубым, на западе - розовым, с оттенком червонного золота, а на востоке, где висела бледная луна, начал темнеть. Солнечный диск, огромный и алый, как всегда бывает на закате, коснулся внешней стены и неторопливо пополз вниз; ее четкая прямая вершина отсекла от диска нижнюю четверть, затем половину, три четверти и наконец скрыла его целиком. Луна, наливаясь серебряным светом, поднималась, будто вторая чаша небесных весов, и сероватые пятна проступали на ней все отчетливее. Насколько он помнил, их рисунок не изменился, да и сама луна казалась не больше, чем в его эпоху. Созвездия тоже не изменились - он легко нашел Кассиопею, Пояс Ориона, Малую и Большую Медведицу. Получалось, что от родной эпохи его отделяют не миллионы лет, а только тысячелетия, два или три; может быть, еще и меньше. Эта мысль согрела его, хотя принципиальной разницы между холмами и горами времени не было никакой - то и другое надежно скрывало прошлое.

На закате они похоронили Дамаска, сдвинув манипуляторами огромный камень. Броня выдержала удар, но череп был разможжен, шея сломана, а лицо превратилось в кровавое месиво. Крит и Хинган сняли с погибшего панцирь, Эри сказала слова прощания, Мадейра извлек из своих регистрирующих приборов медленную тягучую мелодию. Тело сожгли излучателем скафа, прах развеяли по ветру, и когда последняя пылинка улетела с тетрашлаковой стены, Крит горько произнес:

- Ушел, как последний капсуль... Гниль поддесная! Один из лучших Охотников!

Эта эпитафия была ему непонятна. Наклонившись к Эри, он тихо спросил, что означает сказанное Критом, и та пояснила, что между статусом жителя Мо-бурга и процедурой смерти имеется некая связь. Капсули умирают под сон-музыку, безболезненно, но без затей, а людям достойным положены предсмертный пир с одалисками и стимуляция центров наслаждения в мозгу. Существовало семь разрядов эвтаназии, более или менее пышных, но кончались они одинаково: измельчителем, трубами и башнями в латифунднях, где черви-ассенизаторы перерабатывали органику в компост.

Для ночлега Крит выбрал место рядом с самым куполом. Его свечение было неярким и не мешало любоваться небесами; цветные круги и овалы медленно плыли по выпуклой поверхности пузыря, будто аккомпанируя мерцанию звезд, движению облаков и порывам несильного ветра. Они поели - проглотили пищевые капсулы и какое-то средство, захваченное Мадейрой, препарат имунной защиты от болезнетворных вирусов. Потом уселись у скафа; Хинган достал баллончик с грушевым вином, и все отхлебнули по глотку, помянув умершего.

- Жаль, что он не увидел звездного неба, - произнес Мадейра. - Чарующее зрелище! Я сделал запись и проиграю ее в тот день, когда отправлюсь в Стволы Эвтаназии.

- Если доживешь до них, - мрачно заметил Хинган.

- Постараюсь. Скажите, Дакар, что порождает мерцание звезд? Одни из них яркие, другие светят еле-еле... Это зависит от расстояния?

- Не только, - ответил он, чувствуя тепло приникшей к нему Эри. - Светимость звезд различна. Есть голубые и белые гиганты, в десятки и сотни раз более яркие, чем Солнце, есть красные карлики и переменные звезды, цефеиды, есть объекты, которые кажутся звездой, но на самом деле это огромная галактика. Земная атмосфера заставляет их мерцать. Что до расстояний...

Внезапно он смолк; мысль о звездных расстояниях потянула за собой другую, заставив его приподняться в возбуждении. Он повернулся к Мадейре.

Лунный свет скользил по лицу блюбразера, и мнилось, что оно вылеплено из белого гипса.

- Вы говорили, что мы в тридцати мегаметрах к северу от Мобурга? То есть в трехстах километрах, считая прежней мерой... Мобург под Валдайской возвышенностью, и значит... значит... - Он вдруг ощутил, как замерло и тут же гулко ударило сердце. - Это значит, что мы вблизи большого города... древнего города, в котором я родился и прожил жизнь... Там, за стеной - Петербург!

- Ты уверен? - спросил Крит.

- Да! Огромный зал с траншеями и каменными обломками, что около ангара скафов - это станция метро. А метро прокладывали только в самых больших городах.

- Метро?

- Вид подземного транспорта, предшественник ваших трейнов, - пояснил он. - Кроме того, завод, что под нами... Такие заводы наверняка строились в крупных промышленных центрах, где сосредоточены запасы всякого сырья. Думаю, здесь не один завод - ведь город вроде Петербурга битком набит металлом. Станки, машины, рельсы, трубы, провода, мосты и арматура зданий... Неужели все разобрано? Разобрано, разбито, свезено сюда и переплавлено в крохотные слитки? Не может быть!

- Не может, - согласился Крит. - В пирамидах этих дикарей есть металл и стекло. Что-то, выходит, осталось, как ты и думал, Дакар. И здесь осталось, и в Киве, и в Сабире... Здесь и там дикари швыряют мусор в защитные экраны, считая их...

Охотник замялся, вспоминая слово, и он подсказал:

- Богами или демонами, которым требуются жертвы.

- Да. Это не очень понятно мне, но главное мы выяснили: ненужное сгорает, нужное падает в шахту, перерабатывается и едет в Хранилища. И никаких пришельцев, гниль подлесная! Эти пришельцы со звезд - фантазия кормчего Йорка. Умный человек, однако...

Мадейра встрепенулся:

- Ты говоришь, кормчий Йорк? Он удостоил тебя беседой?

- Удостоил и наговорил кучу нелепостей. Когда же я пытался возражать, кривился и щелкал пальцами. Вот так! - Охотник резко прищелкнул. - А теперь мы знаем, что прав Дакар, и никаких пришельцев...

"Щелкал пальцами, - подумал он, теряя нить разговора. - Характерный жест! В определенном смысле признак человека влиятельного, властного, не терпящего возражений... Вроде магистра в маске и серой мантии".

- Кто он такой, этот Йорк? Гранд или персона королевской крови?

- Кормчий мобургского филиала Биоресурсов, - ответил Крит. - Что там короли да гранды, куда им до главного обра! Он да кормчий ВТЭК - первые люди под куполом. Но с втэками я дела не имел. Не удостоился! - На губах Охотника зазмеилась усмешка. - Если желаешь, Дакар, я тебя представлю Йорку, когда вернемся. Пришельцев со звезд мы не нашли, так будет ему пришелец из прошлого! Думаю, у вас найдется о чем поговорить!

- Кажется, я уже... - начал он, но тут случилось сразу два события: Мадейра дернул его за рукав и завизжала Эри.

Что-то огромное, мохнатое устремилось к ним из темноты - выпуклые чудовищные глаза с острыми жвалами между ними, распростертые серые крылья, пухлое длинное туловище. Он успел заметить лапы толщиной с человеческое бедро и гибкие двухметровые отростки - или антенны?.. - которые вибрировали над глазами, словно ощупывая воздух. Реакция Охотников была мгновенной: Эри, не встава выпалила из разрядника, Крит и Хинган метнули две огненные струи, рассекшие летуна. Опаленные крылья закружились, медленно планируя, голова и части обугленного тела по инерции врезались в купол. Вспышка, легкий запах гари, световой фонтан, взметнувшийся на мгновение... Он поднялся и поймал падавшее сверху крыло. Оно было удивительно легким, усыпанным маленькими чешуйками.

- Жаль, я не силен в энтомологии... По-моему это ночной мотылек - из тех, что летят на свет.

- Опасный? - спросила Эри, сунув за пояс разрядник.