склонялся к последнему варианту.
Амм Хаммата, усеянное яркими блестками звезд. Руки и ноги его тоже были
связаны, медный ошейник подпирал нижнюю челюсть, всклокоченные черные
волосы падали на лоб. Дальше скорчились в траве еще семеро собратьев по
несчастью - семь парней и молодых мужчин неизвестной племенной
принадлежности, все - грязные, лохматые, босые, облаченные в жалкое
рубище. Джамаль не многим отличался от них: был так же грязен, бос,
скручен ремнями и закован в рабский ошейник. Правда, одеяние его выглядело
поприличней - некогда роскошная шелковая пижама в ярких разводах,
изображавших павлиньи перья. В таком виде князь и заявился сюда, попав в
амм-хамматские пределы прямо с больничной койки Теперь, после трехдневных
скитаний в дикой степи, пижама изрядно запылилась и разорвалась в дюжине
мест; вдобавок шинкасы срезали с нее все пуговицы. И неудивительно -
пуговицы были золотыми.
располагалась меж двух костров под присмотром рослого вонючего бандита с
огромной секирой, откликавшегося на имя Коготь. Был он одним их трех
ближайших подручных Полосатой Гиены, которых Скиф называл про себя
сержантами. Сам Гиена, по-местному - Тха, являлся невеликой кочкой на
ровном месте, всего лишь шаманом и вождем маленького отряда степных
разбойников - или, если угодно, капитаном. Но замашки и амбиции у этой
толстой жабы были генеральские, что внушало Скифу самую острую неприязнь.
Как говаривал майор Звягин, не стоит капитану принюхиваться к
генеральскому коньяку: пьян не будешь и свое пиво расплескаешь. Верная
мысль, Скифу тоже казалось, что всякой гиене положено знать свое гиенье
место: начальствовать над двадцатью шакалами, рвать глотки беззащитным
антилопам и не строить из себя льва, готового схватиться с буйволом.
степной бык, способный поднять хищника на рога, и даже не быстроногая
антилопа. Так, нечто вроде кролика-кафала... да еще со связанными лапами...
сквозь зубы, пробормотал:
подманить шакалов... только выбрать надо полакомей, с тухлинкой...
это значило, что он сумеет выкрутиться из любой передряги. Но вот
Джамаль... С ним-то что будет?.. С одной стороны, Скиф за него не отвечал,
ибо таинственное явление князя в амм-хамматские пределы свершилось по
собственной его воле и желанию, и был он сейчас не клиентом, коего
полагалось лелеять да беречь, а равным партнером. И в этом качестве князь
на законном основании подвергался всем опасностям и риску, всем тяготам
странствий в жестоком мире прошлого, где судьбой человеческой правили меч,
стрела да аркан. С одной стороны, все обстояло именно так; но с другой...
С другой, Джамаль был ему дорог; и не просто дорог, а жизненно необходим.
И самому Скифу, и Сарагосе, и всей Системе! Отсюда следовал бесспорный
вывод: князя надо спасти, даже если для этого придется назвать пароль,
досрочно прервав амм-хамматское странствие. Но такую возможность Скиф
приберегал на крайний случай.
радикальными: уже два дня он внушал Гиене мысль забыть о пленниках,
бросить их где-нибудь посередь степи и убраться к дьяволу. Или к нечистому
Хадару, игравшему в шинкасском пантеоне роль Сатаны... Однако все усилия
князя оставались тщетными; либо он не мог повторить фокус, сыгранный
некогда с Зуу'Арборном, джараймским купцом, либо Полосатый Тха, смрадный
хиссап, потомок ксиха, не поддавался гипнозу. Впрочем, надежды Джамаль еще
не потерял.
нас тащат? Тот дернул плечом.
как знаешь! То ли продадут кому, то ли...
прострелила поясницу. Коготь, сын ксиха, приложился сапогом по самому
копчику! Сапог у него был мягким, шитым из хорошо дубленной шкуры, но
ступня не уступала крепостью лошадиному копыту.
попахивало немытым телом, пропотевшей кожей и конским навозом; ко все этим
ароматам примешивался едкий запах пеки, местного хмельного напитка,
который шинкасы потребляли в невероятных количествах.
внушительно произнес:
Коготь дух вышибать. Твой до арунтанов не доживать!
недорезанный, хиссапья моча...
хиссапа считалось у шинкасов страшным оскорблением, и за первым ударом тут
же последовали второй и третий - по одному за каждый непечатный эпитет.
Зюла была огромной бородавчатой жабой, самого мерзкого обличья, обитавшей
кое-где в лесных ручьях; ксих являлся абсолютным подобием земной свиньи, а
хиссап напоминал бесхвостого койота, вонючего, словно скунс. Все эти
тварюги Скифу еще не встретились ни разу, но ему пришлось свести с ними
заочное и самое близкое знакомство, так как язык шинкасов наполовину
состоял из проклятий, божбы да смачных ругательств. Правда, до русского в
этой части было ему далековато.
почти безносая, с огромной выступающей челюстью, побагровела, сальные
черные пряди разметались по плечам. Остальные шинкасы, развалившиеся
сейчас на траве по другую сторону костра, почти ничем не отличались от
этого неандертальца: были такими же темноглазыми, смуглыми, плосколицыми,
с ноздрями, смотревшими не вниз, а вперед. Скиф, светловолосый и
белокожий, казался им, очевидно, уродом, что подчеркивалось неоднократно и
в самых крепких выражениях и Полосатым Тха, бандитским капитаном, и его
сержантами, Клыком, Когтем и Ходдом-Коршуном, и прочими воинами, включая
распоследнюю шваль - Пискуна и Две Кучи.
пять и древко имела соответствующее - длиной в полтора метра, толщиной с
лошадиную ногу, украшенное кольцами из серебра. Скиф уставился на нее с
вожделением. Были б у него свободны руки... и если б он добрался до своей
катаны и топора... или хоть до проволоки, зашитой в комбинезонную лямку...
отряде... Так ведь оставалось еще два десятка! Против них не выстоять...
ни в одиночку, ни на пару с Джамалем... Разве что семь братцев-невольников
помогут? Но с ними Скиф еще не успел свести близкого знакомства.
по Скифовым ребрам. - Глядеть! - Коготь вытянул над костром длинную
мускулистую руку. - Твой скоро менять на сладкий трава, вот так! Твой
стать сену... ничего не понимать, ничего не видеть, не слышать, только
работать. Пока твой видеть, понимать - глядеть! Глядеть, какой шинкас
грозный воин! Бояться шинкас! Сильно бояться!
связанные руки, коснулся его локтя:
Может, придумаем чего.
пояснице торгового князя. Впрочем, с Джамалем шинкасы не
рукоприкладствовали - оттого ли, что был он черноволос и смугл, как сами
они и остальные пленники, или подчиняясь некой таинственной эманации,
исходившей от великого финансиста. Эманации сей не хватало, чтоб подчинить
Полосатого Тха, но по крайней мере князь ухитрялся избегать побоев.
костром, где важно восседал Гиена в ожерелье, в котором сверкали пуговицы
с пижамы Джамаля, с чашей пеки в левой руке. Троном степному князьку
служили три седла, поставленные друг на друга; остальные седла и упряжь
были аккуратно разложены в стороне, вместе с большими секирами, луками,
колчанами и походными мешками. Имелось там и два-три длинных прямых меча,
украденных либо отвоеванных у амазонок из Города Двадцати Башен; однако ни
шлемов, ни металлических панцирей Скиф не замечал. Похоже, шинкасы
брезговали доспехами, предпочитая идти в бой нагими по пояс, в одних своих
устрашающих масках из размалеванной кожи.
всегда, стерегли Пискун и Две Кучи, обладавшие самым низким статусом в
орде и потому назначенные на роль вечных козлов отпущения. Прочие шинкасы,
числом восемнадцать, сгрудились перед своим владыкой, размахивая легкими
топориками и ножами длиной в половину руки. Лица их прикрывали плотные
кожаные маски, одевавшиеся, как знал уже Скиф, и во время сражения, и во
время боевых плясок; то и другое посвящалось Шаммаху, богу Чистого,
Одноглазому Кондору Войны, Всевидящему Оку.
торчавший у колена небольшой барабан; резкий звук раскатился в сумраке
ночной равнины. Из толпы выступили двое: коренастый Клык и широкоплечий
жилистый Ходд-Коршун, самые сильные воины после Когтя. Клык был обнажен до
пояса, и с шеи его свисало ожерелье, а Ходд щеголял в безрукавке из
оленьей шкуры мехом наружу и широких браслетах. Каждый держал топорик с
треугольным лезвием и длинный нож; маска Ходда пестрела серыми полосами,
маска Клыка была размалевана рыжей охрой. Скиф отлично видел обоих: света
хватало, так как над степью уже взошли луны, темно-багровая Миа и Зилур,