роспись на потолке, то косился на Джамаля. Звездный странник выглядел
умиротворенным; похоже, был рад и счастлив, добравшись до мест, о коих
гуляли мифы по всей Галактике. "Кто их только распространяет? - подумал
Скиф. - И сколько нужно времени, чтоб слово, сказанное в Амм Хаммате,
достигло Телга?"
Впрочем, такие мысли сейчас не вызывали у него интереса. Во-первых, хоть
миры Доктора и стали вдруг из снов реальностью, он не знал, где находятся
Телг и Амм Хаммат; быть может, почти рядом, считая по галактическим
меркам, быть может, на разных концах Млечного Пути. Ну а во-вторых...
шлема, щита и плаща. Она сухо кивнула, и Скиф, сдерживая нетерпение,
шагнул вслед за Джамалем, как положено младшему за старшим. Самый юный,
Сайри, пребывал в нерешительности и явно не спешил попасть пред светлые
очи хедайры; Скиф, обернувшись, грозно глянул на него и, поторапливая,
махнул рукой.
предназначенная для стражниц. Пол вишневого дерева; потолок, расписанный
под ночное небо, с тремя лунами, Миа, Ко и Зилуром, торившими путь среди
звезд; светильники на стенах, литые массивные жаровни, накрытые шкурами
лавки у бойниц... Перед скамьями, лицом к Скифу, стояли двое: рослая
женщина лет сорока в белой тунике и шлеме, похожем на корону, и закутанная
в серебристый плащ старуха. Вначале он смотрел только на первую; шлем ее,
украшенный бирюзой, венчало изображение прыгающего пирга, а широковатый
подбородок, сурово сжатые губы и острый взгляд темных зрачков
свидетельствовали о привычке к власти.
кожа стирают следы былой красоты, распухшие суставы уродуют тело, стройный
некогда стан и живость лесной лани сменяются сгорбленной спиной, неверным
шаркающим шагом, дрожанием рук... Меркнут глаза, редеют и теряют свой
шелковистый блеск волосы, проваливаются губы, пальцы становятся узловатыми
корешками... Да, время не щадит прекраснейших из женщин!
казалась неподвластной времени. Она была очень стара, но бег десятилетий
(а может быть, столетий?) не изуродовал ее; кожу цвета слоновой кости не
оскорбляли морщины, глаза - невероятно огромные, вытянутые к вискам -
глядели ясно, корона седых волос обрамляла узкое вытянутое лицо, стан был
прям, тонкие руки - гибки и подвижны. Она выглядела очень худой, но это,
подумал Скиф, меньшая из бед, какую может ниспослать старость. В своем
серебряном плаще, невысокая, спокойная, белокожая, она походила на
фарфоровую статуэтку, изящное и хрупкое изделие французских мастеров.
улыбается старость юности, но так, как могла бы улыбнуться ему Сийя.
Сверкнули огромные синие глаза, потом засияли, заискрились; чуть дрогнули
брови, легкая морщинка прорезала высокий чистый лоб, и Скиф понял, что
этой женщине не нужны слова; она и в самом деле умела говорить без них -
подобно тому, как волна говорит с ветром, лунный свет - с засыпающей
степью, цветы и травы - с восходящим солнцем.
молодым.
хочет стать воином, но боится... боится не крови и ран, не врагов и
смерти, а нас и нашего колдовства. Пусть Сестра Меча отведет его в Башню
Наставниц, и пусть они будут добры к нему; он сейчас - испуганный кафал в
пасти тха. Но так будет не всегда. Если боги дозволят, пришедший кафалом
уйдет от нас пиргом.
и Скиф понял, что слышит голос Доны ок'Манур, хедайры, Правящей Людьми.
Вторая, с огромными глазами, что по-прежнему улыбались ему, была, конечно,
Гайрой ар'Такаб, жрицей и пророчицей Безмолвных. И ни одна из женщин,
виденных Скифом на Земле и в иных мирах, не подходила лучше к этой роли.
сухими; они чуть давили на кожу, и Скиф, изрядно уставший за долгий и
жаркий день, вдруг ощутил прилив бодрости. Потом мир будто бы разорвался
перед ним и соединился вновь; но теперь он видел не освещенную масляными
лампами комнату, а широкую реку, мосты, переброшенные через серые стальные
воды, многоэтажные дома - обычные бетонные коробки и дворцы с колоннами и
лепными украшениями. Мелькнул и уплыл куда-то шпиль Петропавловки,
раскрылась улица, полная машин, в туманное небо взмыл лайнер... Перекрывая
эту картину, замелькало другое: вилюйская вековая тайга, пламя, пожирающее
плантации опийного мака, мечущиеся в огне фигурки с автоматами, бурая
пустыня Намибии и небеса над ней, расцвеченные парашютами десанта.
Мгновение, и этот пейзаж сменился другим: сияющая разноцветная громада
Куу-Каппы, похожая на перевернутую виноградную гроздь, сине-зеленое море,
обтекаемые сигары прогулочных субмарин, яхты под треугольными парусами...
Следом поплыли лица - отца, матери, Доктора, Самурая, Сентября... Они
текли, летели, словно несомые ветром воздушные шарики, без какого-либо
порядка или смысла; хмурую физиономию Сарагосы сменяло узкоглазое
скуластое лицо Кван Чона, Скифова наставника из Сингапура, потом начинали
маячить черты майора Звягина, за ними наплывали жабья рожа Тха, Полосатой
Гиены, страдальческие глаза Марка Догала, улыбка серадди Чакары,
красноглазые морды альбийских храпарников... Внезапно эта нескончаемая
карусель остановилась: на Скифа глядели темные зрачки, пепельные локоны
струились по плечам, на полураскрытых губах будто бы замер отзвук смеха.
звездами; две женщины - Рирда в блестящем панцире и рослая хедайра,
увенчанная шлемом-короной, пристально глядели на него. Третья, тонкая и
хрупкая, в серебристом плаще, стояла рядом с Джамалем, касаясь прозрачной
ладонью его виска.
Пришли издалека... я даже не могу понять, откуда, ибо увиденное мной не
существует в нашем мире. Быть может, их, как Великих Безмолвных, принес
Небесный Вихрь? - Узкие брови над огромными синими глазами приподнялись в
недоумении. - Но этого боги мне не открыли... И я знаю лишь одно: они
пришли к Видящим!
скажешь ли ты, премудрая мать, те ли это люди, которых встретила сестра
наша Сийя из Башни Стерегущих? И правдиво ли поведанное ими другой нашей
сестре, Рирде?
крови и пришли они не из страны за Узким морем. Этот, светловолосый, -
воин, сын огня и железа, с тревожной душой; как молодой зверь, мечется он
в поисках свободы и простора... Второй, с темными глазами, искатель; душа
его сейчас в радости, ибо он достиг желаемого. Но, хоть не вся правда была
сказана ими, сердца у обоих чисты. И потому я беру их под свое
покровительство.
чужаки, премудрая! Ты говоришь, что сердца их чисты, но тверд ли их дух? И
какова их цель? Достойна ли твоей милости?
склонили головы.
вымолвила хедайра, - но тебе видней, премудрая. И будет так, как сказано
тобой! Ты хочешь сама подготовить их? Или пошлешь к Искусным В Письменах?
Или к Танцующим?
Скифа снова шевельнулось нетерпение. Эта странная женщина ни о чем не
спрашивала, словно их с Джамалем судьбы уже были исчислены ею, взвешены и
определены наперед. Она явно не желала им зла, но он не привык подчиняться
чужой воле и чужим решениям. Разумеется, если не считать приказов; но
приказы отдавались теми, у кого было такое право.
огненными стрелами, которые я принес с собой. Мы лишь хотим просить...
Или огненные стрелы, придуманные твоими сородичами? Вот - защита! - Ее
фарфоровая невесомая ладонь коснулась лба, огромные зрачки вспыхнули, и
Скиф внезапно ощутил выросшую меж ними стену. Стена эта была прозрачной и
невидимой, но почему-то он чувствовал, что ни пуля, ни луч лазера, ни
злобная мысль не проникнут сквозь незримый барьер; он казался надежней
кольчуги, прочнее танковой брони. Джамаль, судя по всему, тоже это понял;
до Скифа долетел восхищенный вздох и шепот:
поднятая ветром...
вас - научу и не стану отправлять для подготовки в Башни Искусных или
Танцующих. Вы оба взысканы богами... совсем по-разному, но взысканы! Тебе,
- Гайра повернулась к Джамалю, - боги повелели говорить; тебе,
светловолосый, предвидеть... Редкостный дар, клянусь Безмолвными!
Повелительный голос Доны ок'Манур, Правящей Людьми, прозвучал ударом
набата. Она обращалась к Рирде:
тех двоих, искателя и воина, пусть примут девушки твоей Башни. Напомни им,