правительницу и гибких нагих плясуний, Скиф припомнил другой танец: воинов
в масках, с клинками и топорами, кружившихся у костра, и подгонявшие их
резкие барабанные удары. Оба зрелища были похожи и непохожи; оба славили
силу, призывали милость воинственных богов, грозили врагам зримым или
незримым оружием. Но пляска шинкасов казалась жалкой пародией на грозный и
стремительный танец амазонок.
разом погасли. Зато повелительный жест Гайры заставил вспыхнуть огонь в
жаровнях - синеватое неяркое пламя, призрачное, но ровное, как язычок
газовой зажигалки в недвижном воздухе. В ноздрях у Скифа защекотало; он
вдохнул знакомый сладковатый аромат, дернулся, потом вспомнил, что
говорила утром Гайра: "Вы ощутите запах падда, но не бойтесь - он слишком
слаб, чтобы погрузить человека в дурной сон..." И правда, ему совсем не
хотелось спать; танец захватил его, разбередил, унес бурным потоком все
лишнее, не соответствующее моменту - и мысли о Джамале, звездном
страннике, о Пал Нилыче и порученном задании, и думы о двеллерах,
обитателях тумана, и планы штурма и натиска на их проклятые рощи.
Реальность была фантастичной, но он как бы выпал из нее в другое, еще
более невероятное измерение; выпал - и был готов к новым чудесам.
голове воцарилась звенящая ясность, зрение вдруг обрело небывалую остроту:
теперь он мог разглядеть со своего возвышения лица Хранящих и Стерегущих,
раньше тонувшие в полумраке огромного храма. Он принялся искать меж ними
Сийю, но резкий голос правительницы отвлек внимание Скифа; он перестал
крутить головой и уставился в потолок.
Письменах подхватывали каждую строфу.
Одари мощью своей, укрой крылами,
Укрепи, Отец Богов!
одари и укрой!
Вы, могучие, одолевшие бездну и мрак,
Поделитесь частицей Силы!
пламя в светильниках. - Вы, могучие, поделитесь!
Силу, что воздвигает незримые стены,
Силу, что хранит наши души,
Силу, чтобы защитить, Силу, чтобы оберечь!
Укройте сердца наши от темного зла,
Воздвигните щит, отлейте броню,
Несокрушимую, как горы Мауля!
рукояти мечей ударили о панцири. - Воздвигните! Отлейте! Укройте!
Суть, говорящие с богами, умеющие читать их волю!
Небесный Вихрь перенес ее туда. Он вдохнул медвяный аромат, которым тянуло
от жаровен, и запрокинул голову, пытаясь увидеть лицо Гайры, но сухие
прохладные пальцы легли ему на лоб, прикрыли веки. Он еще успел
разглядеть, как другая ладонь премудрой скользит к виску Джамаля, как
Видящие сужают свой круг и теснятся к возвышению, как сходит вниз хедайра,
оставляя магическое кольцо синих призрачных огней...
преследовало чувство бесконечного падения в пропасть, в некую ало-багровую
бездну, которая могла с тем же успехом оказаться недрами гигантской
звезды, облаком светящегося газа или самой преисподней. Правда, в своем
полете он не ощущал ни палящего жара, ни холода, ни боли - вообще ничего,
кроме томительной пустоты в голове и желудке, которые ассоциировались с
невесомостью и падением с большой высоты. Чувство это было привычным, так
как Скифу не раз доводилось десантироваться с небес на землю - и при
помощи парашюта, и другими способами, предусматривающими длительный
свободный полет. Так что "штучки" Доктора его не слишком раздражали; если
бы не угрожающее видение багряных облаков да огненные бесплотные
протуберанцы, бушевавшие со всех сторон, Скиф вообще не имел бы к нему
претензий.
и само чувство полета, являются чисто субъективным ощущением. Сам он будто
бы не падал в огонь, а висел неподвижно в слоистом и влажном тумане,
наблюдая за игрой призрачных теней, скользивших где-то под ним, в
белесовато-серой мгле. Эти эффекты, по словам звездного странника, были
связаны с мгновенным проколом переходной зоны между двумя Вселенными, с
которой оперировал Доктор, области, где отсутствовали понятия времени и
пространства.
что-то помнить. Сейчас он не испытывал чувства падения и не видел ни
огненных бездн, ни серого тумана; он вообще не мог видеть, слышать или
ощущать, ибо не обладал какой-либо плотью - даже такой, как у Ри Варрата
во время странствий его в облике светового луча. Скиф был уверен, что не
превратился в поток фотонов или в частицу раскаленной плазмы; каким-то
образом он понимал, что разум его отключен от всех внешних воздействий, от
миллионов и миллионов сигналов, что слали каждый миг миллионы и миллионы
нервных окончаний, рецепторов и датчиков, поставлявших пищу мозгу. Эта
мысль не была приятной или пугающей, она не порождала страха или тревоги,
но лишь подсказывала, что нужно ждать. И он ждал - ждал терпеливо и
безразлично, будто и в самом деле очутился сейчас в темпоральном вакууме,
где понятие времени перестало существовать.
таким, словно тысячи крохотных паучков на тонких лапках разом прикоснулись
к нему. К нему? К его телу и коже? Или к обнаженным мышцам? Или к глазам,
к сердцу, к мозгу? Или к венам, нервам, костям? Он не знал, и это его
странным образом не беспокоило и не интересовало. Он продолжал ждать.
невесомые прочные нити, ткали затейливую паутину, скрепляли одно с другим,
старались не оставить ни щелки, ни дырочки, ни самой малой прорехи.
Трудолюбивые малыши! В какой-то момент он понял, что плетут они не сетку,
а сплошной покров, многослойную вуаль, где каждая нить переплеталась с
мириадами других нитей; эта работа, конечно, была титанической, но паучки
выполняли ее с терпением и усердием. Он тоже был терпелив; он ждал. Ждал,
не ощущая ничего, кроме тонких лапок, скользивших по некой поверхности.
запахами. На самом деле вокруг царила полутьма, витали едва заметные
медвяные ароматы, а слышать он мог лишь негромкое дыхание застывшей у
изголовья женщины. Однако переход был резким, и Скиф, чертыхнувшись, сел и
прикрыл ладонью глаза.
навалила ему на плечи тяжкий груз - видеть, слышать, ощущать.
соединись!
под Башней Стерегущих Рубежи. Во время трапезы звездный странник был
непривычно молчалив, не шутил с девушками, не хвалил душистое вино, не
поднимал тостов, не бросал откровенных и жадных взглядов на круглые
коленки и упругую грудь златовласой Таммы. Ему явно хотелось поскорей
закончить с едой и питьем и поразмыслить в покое, но Тамма и Сийя были
безжалостны, заставив съесть все, что находилось на столе. Обряд отнимал
силы, и восстановить их можно было лишь одним способом - есть и пить.
Джамаль опустился на ложе, упер локти в колени и закрыл ладонями лицо. В
такой позе пребывал он довольно долго, и Скиф начал уже беспокоиться, ибо
угрюмая молчаливость и отсутствие аппетита были Джамалю несвойственны.
Как, впрочем, и Ри Варрату, телгскому Наблюдателю.
поглядывает на него, и приободрился. Затем Джамаль вытянул губы, произнес
"пху!", причмокнул и уставился на стеклянный кувшин с вином, который Скиф
прихватил с собой. Вино было цвета старого янтаря, терпкое, чуть
горьковатое, напоминающее вкусом херес, но вряд ли здесь его гнали из
винограда. Впрочем, на качестве это не отражалось.
несокрушимый, как горы Мауля, за погибель ару-интанов и премудрую мать
нашу Гайру! Чтоб Небесный Вихрь баюкал ее в эту ночь и в другие ночи, пока
Безмолвные не шепнут ей на ушко, что пора подниматься к ним, на серебряный
Махров Алексей
Контровский Владимир
Березин Федор
Акунин Борис
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий