же страшную, как собственная его физиономия. - Дерьмо ксиха! Мой спустить
шкура, весь шкура с хиссап! Твой не стать сену, но арунтан не обижаться на
Когтя, Коготь поймать других хиссап, других зюла, привести арунтан!
Арунтан давать Коготь много сладкий трава.
ногами все было уже в порядке; он подпрыгнул несколько раз, потом обмотал
цепь вокруг шеи, закрепив конец ее под ошейником. Его противник потянулся
к торчавшей за поясом рукояти ножа.
пытаясь разглядеть лицо Джамаля. Встревоженный князь приподнялся на
коленях, остальные пленники тоже зашевелились, вырванные из обычной своей
апатии. Никто из них добрых чувств к шинкасам не питал, а к Когтю -
особенно.
губе. - Нехорошо! Слишком быстро! Раз - и Коготь снять твой глупый голова!
Не успеть повеселиться! Нож лучше.
Топор - тяжелый, медленный, нож - легкий, быстрый. Твой, длинноносый
крыса, быстро бегать, мой воины стеречь, чтоб не убежать совсем. - Он
махнул рукой Клыку, и тот поднял свой лук и колчан.
Шаммах тоже хотеть повеселиться! Долго повеселиться!
кровожаден и неуступчив, так что спорить тут не приходилось. Рванув зубами
комбинезонную лямку, Скиф вытащил заточенный обрезок проволоки,
продемонстрировал его Гиене и пояснил:
ухмылка, глаза превратились в две крохотные щелочки, ладонь легла на
барабан, пальцы дрогнули, выбивая короткую дробь.
ящерица, или мой закопать твой в землю. Дать бледный вошь побегать.
Побегать, хо-хо!
прикончить этого дикаря. Их, изобретенных на Земле за пару тысячелетий,
насчитывался не один десяток; одни годились в групповой схватке, когда
предстояло сражаться с несколькими противниками, другие шли в ход против
воина в броне, против всадника или человека с огнестрельным оружием,
третьи - когда противостоял равный по силе враг, мастер рукопашного боя.
Коготь, разумеется, таким мастером не был; полагаясь на свой топор и тупую
мощь мускулов, он двигался с небрежностью дворняги, собиравшейся запустить
клыки в цыплячье горло.
значили сейчас ничего. Как говорил Кван Чон, сингапурский наставник Скифа,
неуклюжий меч только щекочет воздух. И еще он говорил, что смертоносным
оружием может стать любой предмет - карандаш или остро заточенная палочка,
шнурок, игла, свернутый особым образом бумажный лист, шелковая нить... Но
самым грозным и страшным орудием убийства являлся сам человек. В то же
время он был уязвим в сотне мест; его глаза, ноздри, рот, уши; виски,
нервные центры и кровеносные сосуды позволяли закончить бой одним ударом
или превратить врага в инвалида на веки вечные. Древнее искусство ходу
коросу, умение убивать обнаженной рукой, ценилось Кван Чоном превыше
всего; он поучал, что ладонь надежней стального клинка, а быстрота и
ловкость важнее защитной брони.
выпадом Скиф мог проколоть шинкасу печень, пробить сквозь брюшину
позвоночник, быть может, достать до сердца... Но Тха - Полосатая Гиена и
Шаммах - Кондор Войны желали насладиться редким зрелищем, и потому Скиф
подпрыгнул, перевернулся в воздухе и отпечатал подошву башмака чуть ниже
ребер Когтя, угодив врагу в солнечное сплетение. Он не стал бить носком,
такой удар мог отправить Когтя к Хадару раньше времени.
рычание, потом огромный топор обрушился на Скифа. Но там, где сверкнуло
стальное лезвие, была лишь одна пустота.
перемещаясь к границе светового круга. Теперь багровый диск встававшей на
востоке Миа был у него за спиной, а шинкас находился перед самым костром.
Пламя немного слепило Скифа, но имелись в этой позиции и кое-какие
преимущества. В конце концов разделаться с Когтем - не главная задача;
важней удивить толстую жабу, восседавшую на трех седлах с чашей пеки в
руках. Удивить, а еще лучше - напугать!
шинкаса по коленям. Тот рухнул на спину в двух шагах от пылающего огня.
Маска задралась на лоб, приоткрыв распяленный в вопле рот, топор отлетел в
сторону, и какую-то долю секунды Скифу пришлось бороться с искушением -
подхватить секиру да и обрушить ее на башку Тха и грязные шеи его
воинства. Но их было много, слишком много - даже для бойца, владевшего
искусством рукопашной схватки. О луках тоже не стоило забывать:
пользоваться ими шинкасы умели.
круга. Тха, покинув свое высокое сиденье, потрясал кулаками; глотка его
извергала брань, щеки налились кровью.
не стоять на ногах, вонючий ксих? Твой не держать топор? Твой спотыкаться,
как жеребая кобыла? Недоумок, мокрица, падаль, отродье зюлы! Забрать твой
Хадар! Забрать в Великую Паутину, пожрать сердце и печень, выколоть глаза,
набить брюхо дерьмом!
меня прикончит. Луна ведь только поднимается. Мы...
противник прервал его. С утробным воем вскочив на ноги, он ринулся к
Скифу, и следующие четверть часа тот уворачивался, как змея, прыгал то в
сторону, то вверх, падал в сухую траву, ударами башмака о топорище изменял
смертельный полет секиры, успевая ткнуть шинкаса отточенной проволокой в
руку или в плечо. Кровь, мешаясь с потом, струйками текла по груди Когтя,
воздух клокотал в его глотке, тяжелый топор вздымался уже не с прежней
резвостью, однако натиска шинкас не ослаблял Его соплеменники улюлюкали и
рычали, Тха то стучал в барабан, поощряя своего бойца, то прикладывался к
чаше, то бил себя по толстым коленям. Невольники по другую сторону костра
оживились и, как показалось Скифу, о чем-то расспрашивали Джамаля. Но
Наблюдатель и звездный странник внимания на них не обращал. На его
небритой пыльной физиономии застыло выражение тревожной сосредоточенности,
пальцы терзали ошейник, будто князь хотел оторвать его вместе с головой.
Судя по всему, он не был уверен в том, кто окажется победителем, и мучился
от бессилия.
крыльев; правая, с зажатой в кулаке проволокой, пошла вниз, коснулась
земли, подбросила вместе с ногами-пружинами тело в воздух; левая, с плотно
сложенными пальцами, метнулась вперед, ударила, словно острие клинка,
нацеленного в горло. Прием сей назывался поэтично, с присущей Востоку
изысканностью: "южный ветер летит, окуная в воду одно крыло". Вот
другим-то он и врезал Когтю - под самую челюсть!
Сейчас он находился спиной к костру, и желтые языки пламени как бы
обтекали высокую темную фигуру; искры огненным фонтанчиком вихрились над
головой, улетая вверх, в ночное небо. Миа, багровая луна, стояла уже
высоко, над горизонтом показался краешек диска серебристого Зилура, звезды
горели многоцветьем сказочного фейерверка. Но за ними, за космическим
мраком, чудилась Скифу иная тьма - черный полог Безвременья, о котором
говорил Джамаль. Темпоральный вакуум, тропинка к иным мирам, к Фрир
Шардису, к Ронтару, Альбе, Земле... к Амм Хаммату...
безжалостно загонял его в костер. Удары не были смертельными, но шинкас,
хрипя и булькая поврежденным горлом, не мог ступить и шагу; сапоги его
начали тлеть, потом занялись кожаные штаны, и Коготь испустил хриплый
тоскливый вопль - точно волк, почуявший свою погибель. Он уже стоял в
начале вечной тропы - не той, что вела сквозь пустоту Безвременья к иным
равнинам и небесам, но убегавшей прямиком в пасть Хадара. К смерти и
забвению!
под череп, жалящей змейкой проникла в мозг...
подгибающихся ногах, опрокидываться в костер, но победитель, ухватив
мертвеца за волосы, выдернул тело из огня. Запах паленой кожи и обгоревшей
плоти ударил по ноздрям; сморщившись, Скиф поднял топор, отступил, волоча
труп по траве, швырнул его на землю перед Гиеной, замершим в остолбенении,
и сказал:
останется без главарей. Лучше всего вызвать на поединок Тха, Полосатую
Гиену, но об этом Скиф и не мечтал; вождь шинкасов слишком ценил свою
шкуру, чтобы сражаться с мутноглазой длинноносой зюлой, уложившей лучшего
его бойца.
презрения среди шинкасов.