Чтение 10–й страницы книги ~Лабиринт Менина~

Желательно долго. И не на стуле. Королевская кровать с балдахином мне без надобности, но вот от возможности вытянуться во весь рост в каком-нибудь теплом, сухом и закрытом от посторонних помещении я бы не отказался.

- И не говори! - с чувством подтвердил мой друг. - Спать! Грешные Магистры, я ведь минувшей ночью, считай, глаз не сомкнул... И вообще мы с тобой ни разу толком не спали с тех пор, как сюда попали. Только умирали время от времени, но это, наверное, не считается.

- Да, смерть трудно назвать полноценным здоровым отдыхом, - хмыкнул я. - Ну что, пойдем поищем какую-нибудь дверь? А там поглядим.

- А что ее искать, вот она, перед носом! - устало улыбнулся Мелифаро, указывая на ворота в ограде, отделяющей парк аттракционов от будничного пространства нормальной человеческой жизни. Прежде я эту ограду как-то не замечал.

- Ты бы хоть раз в жизни возжелал как следует чего-нибудь хорошего, сэр Вершитель, - лукаво сказал мне Мелифаро, когда мы уже приготовились ступить под арку ворот. - Например, попасть в уютную спаленку. Сегодня можно без девочек, чтобы не отвлекали от сновидений. Ну дяденька, ну пожалуйста, что тебе стоит!

Я изумленно посмотрел на него: парень явно издевался, но его насмешки пришлись как нельзя более кстати. Удивительное дело: с тех пор как за нами захлопнулась дверь, ведущая в Лабиринт Мёнина, я почему-то ни разу не вспомнил о своем странном могуществе. Как отрезало, честное слово! Я решил немедленно воспользоваться его напоминанием, так что когда мы пересекали "границу", отделяющую один коридор Лабиринта от другого, все мои помыслы были сконцентрированы на одном-единственном желании: получить в свое распоряжение отдельную спальню.

***

Когда я обнаружил, что мы оказались в купе размеренно подергивающегося на стыках поезда, освещенном тусклым голубоватым светом ночника, я обессиленно опустился на одну из полок, закрыл лицо руками и начал смеяться. Мое желание было исполнено, но в минимальном объеме. Это походило на тщательно продуманное издевательство: дескать, не раскатывай губу, сэр Вершитель. Захотел спать - ладно, так и быть, получи место в купейном вагоне... и благодари небо, что не в общем!

Мелифаро встревоженно прикоснулся к моему плечу: мало того, что обстановка его, скорей всего, обескураживала, так еще и я истерику устроил. В Соединенном Королевстве поездов в помине нет, так что парень решительно не понимал, куда мы попали. Я почувствовал себя ответственным за его душевный покой - раз уж мы оказались на территории, которую я с горем пополам мог считать знакомой.

- Я смеюсь не потому, что... а просто потому, что мне смешно! - объяснил я Мелифаро. Начало моей речи нельзя было считать вершиной ораторского искусства, зато мне удалось худо-бедно справиться с приступом веселья.

- Мы находимся в очень забавном месте, я правильно понял? - сухо уточнил он.

- Можно сказать и так. Это поезд. Нам еще повезло: кажется, мы на холяву попали в вагон первого класса. - И я снова рассмеялся.

- Спасибо за исчерпывающее объяснение, - ядовито огрызнулся Мелифаро.

- Там, где я родился, поезд - это традиционное средство передвижения на большие расстояния. - Я искренне хотел выдать ему нечто более-менее вразумительное, а посему очень старался. - Представь себе много маленьких длинных одноэтажных домиков, разделенных на крошечные комнаты. И все эти домики едут в заранее выбранном направлении... Понятно?

- Звучит как бред собачий, но, в общем-то, понятно, - не столько ехидно, сколько растерянно согласился он.

- Ну, хвала Магистрам, хоть что-то тебе понятно, - вздохнул я. - Мое желание, можно сказать, исполнилось: мы с тобой хотели получить в свое распоряжение спальню и получили. Собственно говоря, я не знаю, чем еще здесь можно заниматься, кроме как спать. Разве что пьянствовать или читать, но ни выпивки, ни книг у нас с собой все равно нет...

- В таком тесном помещении я не оказывался с тех пор, как старшие братья заперли меня в платяном шкафу, - пожаловался Мелифаро. - Хотя в шкафу все же было немного просторнее... Мне здесь неуютно!

Я сочувственно покивал: у человека, вся жизнь которого прошла в Ехо, где самая скромная холостяцкая спальня напоминает скорее спортзал, чем обычное жилое помещение, в купе пассажирского поезда вполне мог начаться тяжелый приступ клаустрофобии. Мне оставалось уповать на железные нервы сэра Мелифаро... и еще на его зверскую усталость.

- А ты просто ложись, закрывай глаза и спи, - посоветовал я. - С закрытыми глазами все равно, где находиться: в маленькой комнате или в большой.

- Ну, не скажи! - серьезно возразил он. - Я могу зажмуриться хоть дюжину раз кряду, но все равно буду чувствовать, как давит на меня этот грешный низкий потолок. И чем ты собираешься здесь дышать?

- Можно открыть окно, - я пожал плечами. - Не знаю, какая погода там снаружи, но с закрытым окном ты, пожалуй, действительно не уснешь. Я-то человек привычный...

Мелифаро слегка оживился, деловито осмотрел окно, немного повозился с защелкой, и я стал свидетелем одной из величайших побед человеческого разума: толстое стекло послушно уползло вниз, а мой друг чуть ли не по пояс высунулся наружу.

- Там ветер! - восхищенно сообщил он. - Слушай, Макс, мы так быстро едем!

Хотел бы я знать куда...

- Вот уж это точно не имеет никакого значения, - усмехнулся я. - Стоит нам открыть дверь...

- Кстати, меня это радует, - проворчал он. - Впрочем, сначала попробуем поспать, благо есть куда прилечь и никто не мешает. Правда, я наверняка свалюсь с этого узкого ложа, но в нашем положении следует благодарить даже за такую малость, да?

- Боюсь, что так, - согласился я. В ту же секунду в нашу дверь довольно бесцеремонно постучали. Мелифаро сжался в комок, как тигр перед прыжком, мои пальцы сами собой сложились в угрожающую щепоть, но хриплый женский голос, донесшийся из коридора, заставил меня снова прыснуть нервным смешком.

- Мальчики, вы будете брать постель?

- Спасибо, не нужно, - давясь смехом, ответил я.

Проводница (а это наверняка была она) мутно выругалась, но, хвала Магистрам, ушла: я слышал, как удаляются ее тяжелые шаги.

- Что это было? - тревожно спросил Мелифаро.

- Не обращай внимания, - отмахнулся я. - Это был сервис. Не бери в голову: скорее всего мы с тобой находимся в абсолютно безопасном месте - если, конечно, этот пирожок без сюрприза...

- Ну, если ты так говоришь... - Он огляделся, безнадежно махнул рукой, еще раз высунулся в окно ("Перед смертью не надышишься", - ехидно подумал я, но озвучивать не стал) и наконец кое-как устроился на полке. Выражение лица у него при этом было неописуемое. Если бы парень был моим заклятым врагом, в этот момент я бы счел себя отмщенным. А так - пришлось преисполниться сочувствия.

Впрочем, через минуту он уже спал - в отличие от меня. Я-то, дурак, дал себе задание хорошенько поразмыслить над метаморфозами "старой Герды"... и вообще как следует обдумать наше положение. Нет ничего хуже, чем поставить перед собой подобную цель: она парализует разум, как невинная просьба "расскажи что-нибудь интересное", способная прервать монолог самого завзятого рассказчика. Через несколько минут я понял, что ничего путного в мою голову сегодня уже не придет, благоразумно махнул на все рукой и принялся устраиваться на ночлег. В отличие от Мелифаро я - крупный специалист по спанью в поездах; скажу больше: в поезде я всегда сплю лучше, чем в собственной кровати.

Отсутствие постельного белья меня ни капельки не смущало: когда-то я был настоящим аскетом; подушки, по моему глубокому убеждению, нужны для того, чтобы класть их под ноги, а шерстяное одеяло само по себе - отличная штука, и надо быть на редкость избалованным существом, чтобы всерьез сетовать на отсутствие пододеяльника!

Под моими опустившимися веками тут же началась настоящая метель, только вместо снежных хлопьев передо мною кружили женские лица. Как ни странно, это были исключительно пожилые лица. Моя бабушка, единственное существо в мире, на чей счет я в первые годы своей жизни был совершенно уверен: она будет любить меня, что бы я ни натворил. Ее многочисленные подружки, такие же седые, хрупкие и трогательные, как она сама, - к любой из них я мог прийти со своими смешными детскими проблемами (разбитой коленкой, поломанной игрушкой, оторвавшейся пуговицей) и получить сочувственную улыбку и практическую помощь вместо равнодушного выговора, который светил мне дома. Кругленькая, маленькая, на удивление быстрая и порывистая библиотекарша, которая всегда придерживала для меня самые интересные книжки. Моя школьная учительница математики, которая почему-то вбила себе в голову, что я очень способный, но ленивый, и возилась со мной после уроков, пытаясь заинтриговать таблицей простых чисел, а однажды мы с ней вместе соорудили ленту Мебиуса, которая чуть не свела меня с ума, когда я понял, ЧТО это такое (мне пришлось старательно делать домашние задания в течение двух лет, пока она не ушла на пенсию, - на отметки-то мне было плевать, но я боялся разбить ее сердце). Моя первая квартирная хозяйка, морщинистая деловитая ворчунья, которая вдруг ни с того ни с сего привезла мне свой старенький радиоприемник, - я только-только поселился один и с удивлением выяснил, что темнота и особенно тишина одиноких ночей взвинчивают мои нервы до предела, но, разумеется, не говорил ей ни слова о своих мучениях, и вдруг такой подарок: под джазовые мелодии и неразборчивые голоса дикторов я засыпал как младенец. И другая квартирная хозяйка, обладавшая колоритной внешностью злой ведьмы и добрым сердцем сказочной феи, раз в неделю привозившая мне баночку, тускло светящуюся изнутри сладким, темно-красным янтарем вишневого варенья, - именно то, что требуется молодому человеку, почти весь месячный заработок, которого уходит на оплату жилья, а остатки прокучиваются с пугающей здравомыслящих людей скоростью! Великолепная леди Сотофа Ханемер, могущественная ведьма с манерами любящей бабушки. Неунывающая и практичная кеттарийская старушка, охотно приютившая нас с сэром Шурфом за не слишком скромную плату. И, наконец, наша гостеприимная хозяйка, которая, по утверждению Мелифаро, была очаровательной юной леди, а мне показалась идеальной кандидатурой на роль симпатичной бабы-яги...

Внезапно, как это часто бывает во сне, все кусочки мозаики сложились в цельную картину; открытие подействовало на меня как удар электрического тока, так что я не просто проснулся, но подскочил на своем жестком ложе, как укушенный, умудрившись стукнуться лбом, обоими локтями и коленом в придачу, - впрочем, в поезде это не так уж и сложно! Хорошо хоть, "эврика" не заорал, а то перепугал бы насмерть беднягу Мелифаро - он и так жалобно постанывал во сне, не знаю уж, что за видения его там преследовали...

Я почти сразу успокоился, с головой укрылся уютным колючим одеялом и беззвучно рассмеялся от облегчения. Как все просто, оказывается! В глубине души я всегда доверял пожилым женщинам больше, чем молодым. И, конечно, больше, чем мужчинам. Так уж складывалась моя жизнь: какие бы проблемы ни возникали у меня с окружающими, всегда непременно находились какие-нибудь бабушки, которые совершенно бескорыстно брались меня опекать. Ну а счастливчик Мелифаро, очевидно, был стабильно удачлив в любви, так что по-настоящему расслабиться мог только в обществе юной красавицы: он из них всегда веревки вил, я полагаю...

Существо, которое показалось мне глубокой старухой, а Мелифаро - юной красоткой, было очередным наваждением и, как всякое наваждение, вряд ли стесняло себя наличием одной-единственной и по-своему неповторимой внешности.

Оно выглядело в полном соответствии с нашими тайными, неосознанными ожиданиями.

Очевидно, согласно какому-то неведомому расписанию нам полагалась приятная остановка в безопасном месте - вот каждый из нас и получил то, что соответствовало его глубинным представлениям о безопасности: я оказался на "бабушкиной кухне", а Мелифаро - в гостях у миловидной барышни, которая с первого взгляда оценила его привлекательность и не стала пренебрегать возможностью более близкого знакомства...

"Ну вот, - мрачно сказал я себе, - теперь все более-менее понятно, правда?

Эта реальность пластична... но то же самое можно сказать о любой другой реальности. Здесь пластичность очевиднее, она сразу бросается в глаза - только и всего. Мир будет таким, каким ты намерен его увидеть. И кому от этого легче, дружок? Это великое открытие поможет тебе найти Гурига? Или - подумать страшно!

- вернуться домой? Сомневаюсь что-то... Твои дурацкие желания хоть когда-нибудь подчинялись твоей воле? Вот то-то и оно..."

Крыть было нечем: слишком уж хорошо я себя знаю, а близкое знакомство с собой любимым мало кого может сделать оптимистом. И все же этой ночью, в темном купе поезда, несущегося неизвестно откуда неизвестно куда, "из пункта А в пункт В", как в школьном задачнике, ко мне вернулась счастливая способность доверять добрым предчувствиям. Я почти знал, что выход из Лабиринта Мёнина существует, и даже у молодых и неопытных болванов вроде нас с Мелифаро есть шанс его обнаружить.

Остаток ночи я честно проспал, уткнувшись носом в холодный пластик стены.

Проснулся я не по вине оранжевых сполохов солнечного света под веками, а от не слишком ласковых прикосновений Мелифаро. Если называть вещи своими именами, он попросту бесцеремонно тряс меня за плечи, сопровождая это грубое насилие нечленораздельным лопотанием и судорожными жестами, указующими в направлении окна.

- Радость моя, я тебя ненавижу! - добродушно проворчал я, пытаясь натянуть на голову одеяло и разом избавиться от всех насущных и грядущих проблем. - Какого черта?! Я еще не выспался, а мне нужно быть в хорошем настроении, чтобы... Ох, ну ни фига себе!

Моя последняя реплика была адресована не столько злодею Мелифаро, сколько удивительному зрелищу за окном: это чудовище все-таки заставило меня обратить свой мутный взор в данном направлении. Ночью я был уверен, что поезд, как и давешний музейный зал с полотнами фон Явленского, - лоскуток Мира, в котором я родился (сходство деталей интерьера и манеры проводницы не оставляли сомнений).

Теперь я не поставил бы на эту гипотезу и жалкой дюжины горстей. Там, за окном, не было ни диковинных растений (редкие деревья за окном смахивали на гигантские чертополохи - невелика экзотика!), ни какой-нибудь неэвклидовой архитектуры, ни летающих чудищ, даже цвет неба можно было считать вполне консервативным: бледненькая такая невнятная высь... Равнина, мимо которой мы ехали, была заполнена людьми. Полуголые человеческие существа со светлой кожей и, кажется, вполне заурядными физиономиями. Просто я еще никогда не видел столько живых людей сразу. Я прильнул к окну и замер, только мои глазные яблоки панически метались в разные стороны, наобум выхватывая то одну деталь, то другую.

Некоторые человеческие существа, равнодушно потупившись, топтались на месте, другие сидели на земле, безучастно пялясь куда-то вдаль, третьи лежали на спине, уставившись в небо. Иные что-то жевали, торопливо помогая себе неловкими жестами тощих рук. А некоторые флегматично спаривались (язык не поворачивается назвать то, чем они занимались, как-то иначе), не обращая внимания ни на окружающих, ни, кажется, на своих партнеров по этому невеселому действу. Судя по выражению их лиц, они даже не получали удовольствия от процесса. Эта подробность почему-то заставила меня окончательно поверить в реальность происходящего: такая ахинея едва ли могла мне присниться.

Поезд тем временем ехал дальше, но пейзаж не менялся. Вяло шевелящийся океан тел был повсюду - по крайней мере, обозримое пространство не предлагало взгляду успокоиться каким-нибудь иным зрелищем. Мелифаро нервничал. Умоляюще косился на меня, словно ждал, что я сейчас выдам пару-тройку подходящих объяснений, после которых все как-то само собой уладится.

- Что бы это могло означать, Макс? - наконец спросил он. - Ты хоть что-нибудь понимаешь?

- Конечно нет. - Я пожал плечами и снова поглядел в окно. Мне наконец удалось сформулировать, что именно нас так напугало: в этом скоплении человеческих тел было что-то противоестественное. В таком количестве они уже не были людьми. По крайней мере, именно об этом панически вопило мое растревоженное подсознание. Сознание едва сдерживало страстное желание заорать дуэтом.

- Я не раз говорил, что единственный существенный недостаток людей - это их количество, - проворчал я. - Но, признаться, никогда не рассчитывал получить столь неаппетитное подтверждение своей правоты. Мне не по себе от этого зрелища, если честно.

- Мне тоже, - горячо закивал Мелифаро. - Ты извини, что я тебя разбудил.

Просто нервы не выдержали.

- У меня бы тоже, пожалуй, не выдержали, - честно признался я. - На самом деле ничего страшного. Они же не пытаются перевернуть поезд. Сидят себе и сидят... Наверное, мы попали в очень перенаселенный мир, только и всего.

- Наверное, - вздохнул Мелифаро. - Ну что, будем отсюда сматываться?

- Надо бы, - кивнул я. - Но сначала надо немного исправить настроение.

- Я, собственно, именно с этой целью и предлагаю тебе делать ноги, - снисходительно объяснил он. - Глядишь, повезет, попадем в какое-нибудь забавное местечко вроде вчерашней ярмарки, настроение само собой исправится.

- Надо, чтобы сначала оно исправилось, а уже потом можно совать нос в очередное пекло, - вздохнул я.

- Не понимаю я тебя, - раздраженно буркнул Мелифаро. - Это что, очередной заскок?

- Внеочередной, - хмыкнул я. - У меня есть теория...

- Плохо дело, - саркастически заметил мой друг. - Только твоих теорий мне сейчас не хватало. И без них тошно...

- Не ной, - строго сказал я. - Тошно ему, понимаете ли... Всем тошно.

- Особенно этим ребятам там, за окном, - подхватил Мелифаро. - Слушай, Макс, если уж ты решил отяготить свой беспомощный разум напряженным мыслительным процессом, скажи мне, будь так добр: у тебя случайно нет теории касательно того, как заказывать музыку в этом поганом местечке? Если уж мы обречены на вечные скитания по Лабиринту Мёнина, я бы предпочел почаще попадать к красивым покладистым девушкам... надеюсь, ты не против?

- С какой стати я должен быть против? Я же не эльф! - фыркнул я. - Кстати, ты будешь смеяться, но моя теория касается именно...

- Подожди-ка, - перебил меня Мелифаро. - Кажется, мы подъезжаем.

- Куда? - встревожился я.

- Куда надо, туда и подъезжаем, - отрезал он. - Так что давай делать ноги.

Потом изложишь свою теорию, ладно?

- Сделать ноги всегда успеем, дай посмотреть, что это за место такое, - попросил я. - Обидно, если в памяти не останется ничего, кроме этих... существ.

Пейзаж за окном наконец-то радикально переменился. Безумная голая толпа осталась где-то далеко, я едва мог различить ее смутные очертания. Впрочем, вскоре они окончательно скрылись за очередным поворотом. Поезд подъезжал к большому городу. Высотные здания пригорода напоминали пирамиды, возведенные нерешительным зодчим: основания чуть уже, чем требует классический образец, вершины слегка усечены - на радость любителям пентхаусов. Ближе к центру дома становились все ниже; мне понравились причудливые сады на крышах и мелкие белые цветы, нежным снегом припорошившие тротуары.

Поезд замедлил ход, нырнул в темноту тоннеля. Не успели мы опомниться, а за окном уже медленно плыл пустой перрон. Еще через минуту поезд остановился, жалобно скрежеща. В дверь нашего купе отчаянно загрохотали кулаками, а из вагонов тем временем начали выходить люди с чемоданами, все как один белокурые и краснокожие - это был сочный кадмиево-алый оттенок.

- С этим миром все ясно, - угрюмо резюмировал я. - Небось красненькие - господствующая раса. Живут в этом красивом городе и наслаждаются всеми благами своей уютной цивилизации. А те ребята в степи - какие-нибудь местные "недочеловеки". Не удивлюсь, если их тут едят - неужто столько биомассы да коту под хвост? Не верю... Господи, как же это все скучно!

- Да, невесело, - мрачно согласился Мелифаро. - И мне кажется, что ты бредишь... Но это не имеет значения, правда?

- Ни малейшего, - подтвердил я.

- Вставайте, выходите, приехали! - Проводница вопила так, что архангел Гавриил вполне мог бы уступить ей привилегию поднимать мертвых из могил накануне Страшного Суда и не морочиться со своей легендарной трубой.

- Пошли, Макс, - к воплям встревоженной тетки присоединился зануда Мелифаро. - Не такое уж великое удовольствие сидеть в этой конуре, чтобы держать оборону против разгневанной женщины!

Мы взялись за руки, он решительно распахнул дверь купе, мелькнули испуганные глаза и брезгливо скривившийся рот краснокожей щекастой блондинки, но мы не стали задерживаться на пороге, чтобы выяснить причины ее недовольства, а шагнули вперед и... чуть не захлебнулись ледяной влагой.

***

Однажды (когда-то давно, много-много жизней назад) мы с друзьями почти целый месяц прожили в палатке на берегу моря. Одной из наших любимых (и, на мой взгляд, самых идиотских) шуток было аккуратно отнести спящего к морю (алкоголь и свежий воздух способствовали мертвецкому сну) и зашвырнуть беднягу как можно дальше. Мне тоже несколько раз доставалось, так что могу свидетельствовать: эффект неописуем, особенно на рассвете, когда сон крепок, а вода холодна.

Сейчас с нами произошло нечто подобное: полусонные, размякшие после отдыха в тесном, но уютном купе поезда, изрядно вспотевшие, мы угодили в воду, температура которой вряд ли превышала 15 градусов по Цельсию. Для короткого купания в очень жаркий день это еще худо-бедно могло бы сойти, но для затяжной утренней ванны - совершенно неприемлемо. Хуже всего было, что вода окружала нас со всех сторон и никакого намека на твердое дно под ногами не предвиделось.

- Грешные Магистры, опять мы влипли, - тоскливо сказал Мелифаро после того, как нам удалось восстановить дыхание и немного привыкнуть к температуре воды - насколько к ней вообще можно было привыкнуть.

- Скорее уж "вмокли", - буркнул я. - А признайся, дружище: ты ведь хотел умыться? Плеснуть в лицо прохладной водой, чтобы прогнать сонную одурь...

- Издеваешься, да? - мрачно спросил он. - Скотина ты все-таки, Макс.

Редкостная.

- Не издеваюсь, а ищу подтверждение своей теории, - терпеливо объяснил я.

- Я, кстати, тоже хотел умыться. Не могу сказать, что все утро упорно мечтал об умывании, но где-то на заднем плане все время крутилась такая потребность. Чего хотели, то и получили...

- Думаешь, в этом грешном Лабиринте исполняются наши желания? - презрительно фыркнул Мелифаро. - Что-то я не заметил! Если бы они исполнялись, я бы давно был дома. Ты тоже, я полагаю...

- В том-то и пакость, что не все. Только некоторые, часто неосознанные, - объяснил я, пытаясь устроить свое тело в воде таким образом, чтобы затрачивать как можно меньше усилий на жалкое барахтанье. - Ты умеешь плавать лежа на спине? - сочувственно спросил я Мелифаро. - Рекомендую попробовать.

- А толку-то? - сварливо спросил он. - Все равно пойдем ко дну. Не сейчас, так через полчаса.

- Не все равно. - Я поймал себя на том, что пытаюсь говорить с ним как взрослый с упрямым ребенком. Благоприобретенная разница в возрасте, поначалу казавшаяся только внешней, постепенно давала себя знать. - Человек не может долго находиться в такой холодной воде. Сердце, знаешь ли, останавливается.

- Как я его понимаю! - язвительно фыркнул мой друг.

- Но это происходит не сразу, - терпеливо продолжил я. - Поскольку мы с тобой уже убедились на собственном опыте, что смерть здесь - всего лишь способ открыть очередную дверь, значит, нам следует заботиться только об одном: умереть как можно комфортнее. А замерзать гораздо приятнее, чем тонуть. Скоро тебе покажется, что стало тепло...

- Правда? - ехидно переспросил Мелифаро. - Скорее бы уж!

- Вода холодная, так что все произойдет довольно быстро, - горько усмехнулся я. - Гарантирую!

- Дай руку! - Он распластался на воде рядом со мной и тяжко вздохнул:

- Хочешь, я расскажу тебе о своем самом большом страхе последних дней? Я боюсь, что однажды мы с тобой умрем не одновременно, а поочередно и потом оживем в разных местах. Я сойду с ума, если рядом не будет твоей паскудной морды, дружище!

- Да, - согласился я. - Это было бы скверно.

- Иногда мне кажется, что я не смогу расстаться с тобой, даже если мы когда-нибудь выберемся отсюда. - Он засмеялся отрывистым лающим смехом, тут же захлебнулся и немного успокоился. - Нам придется поселиться вместе... причем не просто в одном доме, а в одной комнате! Плакала моя личная жизнь!

- Ничего, - утешил его я, - буду отворачиваться в случае нужды. Или научусь превращаться в ночной столик. Уверен, невелика наука...

- Ты был прав, я уже чувствую, что согрелся, - удивленно признался Мелифаро.

- Хороший признак, - кивнул я. - Значит, смерть уже рядом. Давай-ка действительно возьму тебя за руку, а то и правда потеряемся...

- Расскажи мне свою теорию, - попросил Мелифаро. - Что ты там говорил об исполнении желаний? И почему ты уверен, что мы угодили в этот океан лишь потому, что хотели умыться? Почему, в таком случае, не в чью-нибудь ванную комнату?

- Потому что у нас было скверное настроение, - объяснил я. - Насмотрелись на всякие страсти из окна, да еще и тетка эта орала как чумная... Мне кажется, реальность Лабиринта очень чутко реагирует именно на настроение. Помнишь, в каком славном расположении духа мы попали на ярмарку, где хозяйничали все эти милые тетки? Мы хорошо отдохнули у Старой Герды, нас накормили, переодели... тебя еще и приласкали. Мы перестали бояться и ждать подвоха. И все было хорошо: мы оказались на этой безумной ярмарке: весело, безопасно, кормят на халяву, да еще и след нашего беглого Короля там обнаружился. Потом мы захотели спать, да так сильно, что нас больше ничего не интересовало. И тут же попали не куда-нибудь, а в спальный вагон поезда. Правда, он был частью довольно неприглядного мира, ну да это уже дело десятое... Помнишь, я говорил тебе, что надо сначала исправить настроение, а уже потом соваться в дверь? Ну вот...

Я так увлекся изложением своей свеженькой теории, что на время забыл о нашем бедственном, откровенно говоря, положении.

- А когда мы умираем? - вяло спросил Мелифаро. - Куда мы попадаем в этом грешном Лабиринте после смерти?

- Еще не знаю, - честно признался я. - Но, по-моему, это как раз абсолютно вне нашего контроля. Что-то вроде лотереи. Как повезет.

- Знаешь, я только что понял, что забыл в этом проклятом сарае на колесах сумку с гостинцами нашей подружки, - печально признался мой друг. - Впрочем, запасы нам бы все равно здесь не пригодились... Кстати, Макс, что бы ты там ни говорил, а она была очень хороша. Мне даже жаль, что ты видел ее только в образе старухи... Слушай, я очень не хочу еще раз умирать. Не хочу становиться еще младше и глупеть - куда уж дальше! И не хочу, чтобы ты старел. Вдруг потом окажется, что это нельзя исправить?

- Я тоже не хочу, - горько вздохнул я. - А толку-то? Есть конструктивные предложения?

- Нет, - печально признался он. - Но когда мы снова оживем... Макс, я постараюсь все время быть в хорошем настроении. И ты тоже постарайся, ладно?

Вдруг ты прав со своей дурацкой теорией и это поможет... Я больше не хочу так влипать! Ни за что... Где там твоя рука? Слушай, я почему-то боюсь. Это ненормально: вот так спокойно лежать на воде и ждать смерти... Это сводит меня с ума.

- Подожди-ка, - изумленно сказал я. - Есть идея. Сейчас будем развлекаться. Ты раздеться сможешь?

- Без проблем, - вяло согласился Мелифаро. Потом его природное ехидство взяло верх над меланхолией, и он жизнерадостно спросил:

- Ты что, просто хочешь посмотреть на меня голенького, напоследок?

- Да, вот уж воистину предсмертное утешение! - фыркнул я. - Давай, давай, снимай свою куртку, да смотри, чтобы она не ушла камнем на дно. Штаны можешь оставить, а то еще утонешь, запутавшись в штанинах. К тому же без них тебе будет неловко, если мы, не приведи Господи, окажемся в каком-нибудь населенном месте...

- Макс, что ты затеял? - возбужденно спросил Мелифаро, пытаясь вытащить руку из узкого рукава мокрой тяжелой куртки.

- Я пытаюсь нас спасти, - честно сказал я. - Терять все равно нечего, так почему бы не попробовать побарахтаться? Помнишь, из какой фигни мы построили арку - перед тем, как попали к твоей зазнобе, Старой Герде? И ведь сработало...

Я хочу попробовать соорудить из наших шмоток что-то вроде заколдованного круга на воде - чем не вход? Лишь бы мое сооружение продержалось на поверхности хоть несколько секунд, пока мы туда занырнем.

- Макс, - прочувствованно сказал Мелифаро, - я всегда в глубине души полагал, что ты осел, а я - гений. Жизнь рассудила иначе, но мне ни капельки не обидно. У меня уже пальцы не слушаются, но это ерунда, я с ними разберусь. Что надо делать?

- Рвать рубашку. На полосы. И связывать их между собой; чем скорее - тем лучше. У меня тоже левая рука почти отнялась. Надо успеть, пока мы еще можем хоть как-то шевелиться.

Потом было несколько минут абсолютного кошмара. Раздеваться, бултыхаясь в воде, - само по себе то еще удовольствие. Рвать рубашки из прочной, вурдалаки бы ее съели, ткани, непослушными руками связывать куски тяжелой мокрой материи... Неописуемо! Но мы сделали это, потому что человек, которому нечего терять, способен на все. Наверное, это и есть та самая Истинная Магия, которая остается при нас даже там, где обыденная волшба Сердца Мира и хитроумные чудеса наших могущественных учителей перестают работать.

Мы свернули жгут материи в уродливое кривое кольцо, достаточно широкое, чтобы два полуголых человека могли одновременно нырнуть в него, как дрессированные дельфины в аквапарке. Мы завязали последний узел, посмотрели друг на друга безумными от внезапной дикой надежды глазами ("Мы молодцы, дружище", - хрипло сказал кто-то из нас: я слышал эти слова, но не был уверен, что именно я их произношу) и одновременно разжали руки. Матерчатый круг тут же начал тонуть, но мы успели проскользнуть в эти ненадежные ворота.

***

Когда я понял, что мое тело больше не погружено в воду, я, кажется, самым вульгарным образом потерял сознание. Последнее, что я ощутил, - железная хватка Мелифаро. Удивительно, что он не сломал мне запястье: я отделался багровым браслетом, который оставался при мне еще много дней, то и дело причудливо изменяя оттенки, как это свойственно лишь закатам и синякам...

Я пришел в себя и долго не открывал глаза, наслаждаясь удивительными мелкими подробностями из жизни своего тела. Ему было тепло, сухо и вообще очень хорошо: оно лежало на чем-то мягком и было укрыто чем-то не менее мягким.

Почему-то я боялся, что весь этот неземной кайф может закончиться, если я открою глаза и пойму, куда попал.

- Эй, Макс, не притворяйся. Я же вижу, что ты уже оклемался! - весело сказал Мелифаро. - Какой ты все-таки молодец! Мы попали в очень славное место, отсюда даже уходить будет жалко. Наверное, это награда за хорошее поведение.

Приют для усталых героев, которые никогда не сдаются...

- А теперь еще раз и помедленнее, - проворчал я. - Я пока совершенно не соображаю, душа моя!

- Ну, положим, это твое нормальное состояние, - жизнерадостно заявил мой друг. - И вообще, соображать сейчас совершенно не обязательно. Лучше просто приходи в себя: мне без тебя скучно. Кстати, хочешь согреться? Здесь имеется полный кувшин грандиозного горячего пойла... вернее, уже полкувшина, потому что я его дегустировал... Будешь делать вид, что тебе еще дурно, - додегустирую до дна, так и знай!

- Давай сюда свое пойло, - великодушно согласился я. - Ты и мертвого уломаешь. - И осторожно приоткрыл один глаз, а потом и другой.

Вопреки моим потаенным страхам сладостное наваждение не рассеялось. Я обнаружил, что лежу на широком мягком диване, под общепризнанным символом уюта: толстым клетчатым пледом. Диван стоял в углу большой комнаты, заставленной громоздкой, но душевной мебелью, очертания которой показались мне вполне привычными, а назначение - поддающимся осмыслению. Самым экстравагантным предметом обстановки был огромный, в полстены, камин. Там приветливо потрескивали поленья и деловито суетился живой огонь. Я глубоко вздохнул, наслаждаясь сладким ароматом дыма. В центре помещения царил круглый обеденный стол таких размеров, что на нем вполне можно было проводить конкурс бальных танцев. У стола суетился мой друг, бодрый, как борзая в начале охоты. Три окна выходили в заснеженный двор. Я встал, закутался в плед (разлучить меня с колючим прямоугольником толстой клетчатой ткани сейчас можно было бы лишь силой... да и то я сомневаюсь, честно говоря). Подошел к окну, с удовольствием отмечая, что ноги меня очень даже держат, уселся на широкий, отделанный деревом подоконник. Долго разглядывал темные лоскуты вечнозеленого кустарника, выбивающиеся из сугробов, как непослушные вихры из-под шапки школьника. Снежные хлопья медленно кружились в воздухе. Одни опускались на землю, другие, подхваченные ветром, взлетали вверх. Получалось, что снег идет одновременно и вверх и вниз. Это умиротворяло.

Мелифаро наконец подошел ко мне с кружкой. Он был одет в ярко-алый свитер и зеленые лыжные брюки, на ногах красовались толстенные полосатые носки, расцветка которых педантично имитировала радужный спектр. То еще зрелище, честно говоря!

- Снег, - неуверенно сказал он. - Это ведь настоящий снег, не теплая каша, по которой мы брели в том пекле?..

- Снег, - согласился я, осторожно пробуя незнакомое питье, которое оказалось экзотической разновидностью очень слабого грога. - Всего лишь снег, зато настоящий. Влажная соль небес. Перхоть ангелов. Звездный пух.

- Ты чего? - изумленно спросил Мелифаро. - Так называют снег на твоей родине?

- Так называю снег только я, насколько мне известно, - залпом прикончив содержимое кружки, я стал сентиментален и словоохотлив. - Не обращай внимания.

Когда-то я писал дрянные стихи, дружище. Порой это дает себя знать, особенно после переохлаждения, как застарелый радикулит... Скажи лучше, как мы сюда попали? Я позорно отрубился в самый интересный момент.

- Да, я заметил, - ехидно согласился он. - Ну как... Обыкновенно попали, как всегда. Нырнули, и я почти сразу почувствовал, что воды больше нет, а под животом что-то теплое и колючее. Оказалось - ковер. Рядом валялся ты, бессмысленный и бесполезный. Но я не стал выбрасывать твою практически бездыханную тушку на задний двор, прозорливо рассудив, что ты мне еще пригодишься. Поэтому я заботливо возложил твой прах на ложе и даже укрыл его первой попавшейся тряпкой, чтобы глаза не мозолил... И только потом - заметь, только потом! - занялся собой. Из всего вышесказанного ты должен сделать вывод: я - твой лучший друг, и без меня ты давным-давно пропал бы.

- Ясно, - улыбнулся я. - Ладно, могу сделать такой вывод, если хочешь. - Я соскользнул с подоконника, обошел комнату по периметру, рассеянно разглядывая мелкие детали интерьера, открыл тяжелую створку огромного шкафа. Его содержимое соответствовало моим самым дерзким ожиданиям: здесь было полным-полно теплой одежды вполне приемлемых фасонов и расцветок. Порывшись в этом добре, я нашел уютный толстый свитер из грязновато-белой шерсти и не менее уютные мягкие фланелевые брюки. Переоделся. Мелифаро наблюдал за моими действиями с сочувственным интересом.

- Похоже на ташерскую пижаму, - вздохнул он. - Как, впрочем, и мой костюм.