Чтение 12–й страницы книги ~Жалобная книга~

- Тогда, пожалуйста, сделай это при мне, - просит она. - Я хочу знать, как... Как это выглядит со стороны. Хочу видеть, как ты вернешься обратно. Я не знаю почему, но мне очень-очень нужно, чтобы ты... Или ты сейчас не можешь?

- Да нет, почему. Могу. Запросто. Если для тебя это важно, смотри на здоровье.

Очень удачно все получилось. Я как раз одну милую женщину присмотрел, пока Варя в очереди скучала. На всякий случай, про запас: вдруг моя подопечная добавки потребует. Ну вот, самому пригодилась заначка. Очень своевременно и, я бы сказал, справедливо. А то уже больше суток живу, как последний дурак, собственной жизнью, на удивление насыщенной и занимательной, это да, но все же линейной до отвращения - для тех, кто понимает, конечно.

- Пока, - подмигиваю Вареньке, рукой машу, словно бы и правда уходить собрался. - До встречи!

И быстренько, быстренько, пока она не передумала...

СТОЯНКА ХI

Знак - Лев.

Градусы - 8°34'18" - 21°25'43".

Названия европейские - Азобр, Ардаф.

Названия арабские - аз-Зубра - "Загривок (Льва)".

Восходящие звезды - дельта и тэта Льва.

Магические действия - заговоры в пользу бегства узников.

Не знаю, что за черт меня дернул. То ли просто захотелось поглядеть со стороны: как это бывает, увериться, что во время отсутствия с губ моих не капала слюна, а глазные яблоки не закатывались под веки, обнажая страшную, влажную, яичную голубизну белков. То ли на нечто большее рассчитывала.

К примеру, надеялась наглядно убедиться - не на слово поверить, а увидеть, ощутить, почуять, - что мы в одной лодке, я и мой рыжий Иерофант. Что он - не лукавый гипнотизер, не новый Сен-Жермен, подыскивающий податливого медиума для грядущих ярмарочных выступлений.

А то мало ли. Еще и не такое, говорят, можно человеку внушить.

Я хотела видеть и верить; точнее, увидеть и поверить. Тут нужна совершенная форма глагола. Самая совершенная из существующих глагольных форм.

- Пожалуйста, - говорю, - сделай это при мне. Мне очень-очень нужно. Или ты сейчас не можешь?

Ну да, ну да. Тут же спохватилась и устыдилась, уже готова пойти на попятную. Действительно, кто его знает, как там все у них - у нас? - устроено? Может быть, человек столько сил на эксперименты со мною угрохал, что сейчас, того гляди, помрет. А что, вот возьмет и свалится под стол, а там помрет, надорвавшись.

Но он только обрадовался.

- Запросто, - отвечает. - Если для тебя это важно...

Подмигивает мне, ручкой машет, на стуле подпрыгивая. Юродствует, словом. Потом вдруг внезапно успокаивается. Сидит, молчит, улыбается, как обкурившийся сфинкс, забывший правильный ответ на собственную загадку. Передумал, что ли?

Ничего не понимаю. И спрашивать не решаюсь под руку: вдруг человек готовится, концентрируется как-то - ну, что там положено делать в таких случаях? Мне-то ничего делать не приходилось, только сидеть и ждать, когда оно начнется.

Вот и сейчас буду сидеть и ждать. Курить и грустить.

О господи. А грустить-то с какой стати?

Вынуждена признать: мне почему-то обидно, что он с таким энтузиазмом ринулся выполнять мою просьбу. Сразу как-то стало понятно: ему тут со мною скучно. Надоело уже. Ничего интересного не происходит. Настолько ничего, что первая попавшаяся чужая жизнь словно бы медом намазана. По крайней мере, там нет занудной меня. Не нужно возиться...

Глупо, конечно, но я, кажется, просто ревную. Практически незнакомого человека, который всего-то и сделал, что пару раз погладил меня по голове, пустил поспать на кухонной тахте да колыбельную спел. Ревную, да. Не к чужой женщине, а к чужой жизни.

Бред собачий. Докатилась. Идиотка. Впрочем, нет, хуже. Гораздо хуже, чем просто идиотка. Для такого случая имеется политкорректное выражение: слабодумающая.

Такая и есть.

- Ты что загрустила, Варвара? - спрашивает рыжий.

Смотри-ка. Передумал.

- Передумал? - спрашиваю на всякий случай.

- Почему "передумал"? - изумляется. - С какой бы стати? Просто все уже, финита ля комедия, усталый странник вернулся домой после продолжительного отсутствия. Ты вот не могла никак поверить, что для стороннего наблюдателя так мало времени проходит, теперь можешь убедиться...

- В чем же, интересно, я могу убедиться, если я вообще ничего не заметила? - спрашиваю. - Я думала, ничего еще не происходит. Решила, ты просто готовишься, старалась тебе не мешать...

Безмятежность его несокрушима.

- Ну и правильно. Молодец, что старалась, мешать действительно лучше бы не надо... О, кофе совсем не остыл, здорово! Хочешь половину?

- Давай, - вздыхаю. - Заодно узнаю, о чем ты думаешь. Народная примета - страшная сила.

- Да я и сам тебе все расскажу. В настоящий момент я думаю, - он щурится от удовольствия, запивая кофе минеральной водой, - что нам с тобой следует отправиться домой и заняться делами. Через час на проспекте Мира будут страшенные пробки. А пока есть шанс их проскочить.

- Конечно, поехали. Только сначала покажи мне, кого ты... - и умолкаю, потому что единственный пришедший мне в голову глагол "потрошил" - как-то совсем уж неуместен.

- Женщина в белом свитере, видишь? - шепчет.

О. Женщина в белом свитере, еще бы! Смоляные кудри, ахматовский профиль, смуглая кожа, сумрачный взор. Такую поди не заметь.

- Красивая какая, - вздыхаю невольно.

- Ну да, пожалуй. Хороша. Хотя она собой чрезвычайно недовольна - и в данный момент, и вообще. Особенно носом и ногами... Ты одевайся давай. Правда ведь пробки жуткие будут. Задержимся на десять минут - потеряем, как минимум, час. А то и все два.

* * *

Потом уже, в машине, он принимается смеяться.

- Ты ей, между прочим, тоже понравилась, - говорит наконец.

- Кому?

- Ну как - кому? Даме в белом. Она-то как раз тобою исподтишка любовалась. Очень жалела, что ты не одна. Огорчилась, когда мы ушли, ругала себя, что не нашла предлог познакомиться. Ты, знаешь ли, совершенно в ее вкусе.

- Она что, по девочкам специализируется?

- Ну, если это можно назвать "специализацией", то да... Она, к слову сказать, теперь часто будет сюда заходить, тебя высматривать. Очень уж ты ее зацепила. Но ничего у вас не выйдет. То ли ты больше сюда не придешь, то ли просто не совпадете ни разу. Факт, что не выйдет, и слава богу...

- Нет повести печальнее на свете, - усмехаюсь.

- Ничего, потом у нее заведется изумительная девочка, вылитая ты. Все у них будет очень, очень хорошо. Мне, по крайней мере, понравилось.

Я почему-то сижу как на иголках. Так, словно речь идет обо мне. Хотя, казалось бы, при чем тут я? Мало ли кто на кого похож...

- Прости, - говорит рыжий. - Вот уж чего я точно не хотел, так это тебя обидеть. Хотел насмешить.

- А ты не обидел. Ты смутил.

- И этого я тоже не хотел, - вздыхает. - Только развеселить.

Я молчу, пока мы едем по Большой Дмитровке. И на Малой Дмитровке тоже помалкиваю. И на Садовом кольце не издаю ни звука, давлюсь невысказанными словами пополам с сигаретным дымом.

И только когда мы свернули наконец на проспект Мира и почти тут же остановились среди десятков таких же, как мы, наивных, приехавших сюда в надежде проскочить все грядущие вечерние пробки, меня прорвало.

- Слушай, - говорю, - ну ладно, дама в белом эта твоя от меня в восторге, и черт с нею... Но ты-то взрослый человек, сам говорил, на несколько сотен лет меня старше, и о людях знаешь, надо думать, куда больше, чем мы сами о себе. И, надеюсь, понимаешь, что, когда ты подошел ко мне в кафе, у меня вовсе не мистические эти твои штудии на уме были...

Запинаюсь, останавливаюсь, чтобы набрать воздуху в легкие, а сама - хорошо хоть сознание от ужаса и стыда не теряю. Ну вот что, что, интересно, я ему собираюсь говорить?!

Но рыжий великодушен. Он не дает мне продолжить, и за одно это я ему должна быть век благодарна.

- Понимаю, конечно.

Глядит мне в глаза, улыбается обезоруживающе.

- Если тебе действительно интересно, я целиком и полностью разделяю восторги дамы в белом. И, в общем, даже рад, что тебе зачем-то понадобилось выколотить из меня эту информацию.

Словно бы в награду за его благородное поведение, автомобили чудесным образом приходят в движение. Где-то далеко впереди на светофоре наконец зажегся зеленый огонек. И горел, не угасал, пока мы не переползли потихоньку этот воистину роковой перекресток. А дальше и вовсе распрекрасно оказалось. Пулей домчались до Рижской, немного потолкавшись там, снова вырвались на волю, пролетели мимо Алексеевской и встали только возле ВДНХ. На сей раз, кажется, основательно.

Я сижу тихонько как мышка, не то что слова сказать, пошевелиться не смею. Потому что никак не могу решить: хочу ли я продолжать этот разговор, или ну его, хватит пока. И ведь сама не понимаю, чего боюсь. Просто предчувствую почему-то, что в финале этого романтического трепа не то тупик, не то и вовсе бездонная пропасть. Вот и надеюсь переждать, отмолчаться, оставить все как есть.

Не надо было мне этот разговор заводить, вот что.

Но мой товарищ по счастью-несчастью и без посторонней помощи возобновил беседу. Ему-то что, ему, надо думать, этот тупик-пропасть - дом родной. Он там и так сидит безвылазно, привык уже небось...

- Я ведь говорил тебе уже утром, - вкрадчиво начинает он. - Есть вещи, которые имеют значение, и есть вещи, которые решительно никакого значения не имеют. Так вот. Все мои чувства, желания и, так сказать, симпатии относятся ко второй категории. Если бы я не увидел, что ты - одна из наших, я бы к тебе не подошел. Поглядел бы, полюбовался да и забыл бы несколько минут спустя. Ни к чему заводить лишние знакомства и тем более романы, когда живешь от случая к случаю, пользуешься собственной судьбой, как холостяцкой квартирой: поспать, переодеться и дальше поскакать...

- Зачем ты мне все это говоришь?

Я правда не понимаю: зачем все эти сослагательные наклонения? Подошел бы, не подошел бы... Уже все случилось, уже подошел, влез в душу, на шею себе посадил, второй день меня за собой таскаешь. При чем тут "если бы"?

- Просто не люблю врать, - он пожимает плечами. - Ненавижу всякие недомолвки. Не хочу, чтобы мы с тобой друг для друга придумывали задние мысли. Все это ни к чему. Нам бы с передними разобраться... Нужно, чтобы ты знала: мы слеплены из одного теста, в этом все дело. И я влез в твою жизнь только по этой причине. Это тоже обязательное правило, но не для новичков, а для стреляных воробьев: помогать своим становиться на ноги и делать первые шаги.

- А потом? - спрашиваю, собственного голоса не слыша.

- А потом следует оставить человека в покое. Ну, или не оставлять, - он неожиданно мне подмигивает и улыбается до ушей. - Это уж как сложится. По обстоятельствам.

Молчим, курим, ползем еле-еле. Но все же не стоим на месте.

Все же не стоим.

- Просто ты все еще есть, а меня уже почти нет, - вдруг говорит рыжий, яростно изничтожая окурок в переполнившейся за день пепельнице. - Только в этом дело. Больше никаких проблем. Вообще никаких.

Не уверена, что я его понимаю. Еще меньше уверена, что хочу его понять. Ох, вряд ли...

- И... как тут быть? - спрашиваю озадаченно. Лишь бы не молчать.

- Да никак не быть, - отмахивается. - Просто верь мне на слово почаще. Так часто, как можешь. Если получится верить мне всегда - совсем хорошо.

- Попробую. Ну вот скажи мне что-нибудь, а я тебе поверю. Надо же, что ли, тренироваться...

Он хохочет, да так, что автомобильная пробка вдруг рассеивается, разбивается на резвые кучки, разъезжается в разные стороны, кто куда.

Путь свободен. С ума сойти.

- Говорю, - отсмеявшись, объявляет мой наставник. - А ты принимай на веру, как обещала. Так вот, вполне возможно, что больше всего на свете мне сейчас хочется махнуть на все рукой и закрутить с тобой роман. Да такой, чтобы котам дворовым, ангелам небесным и чудищам подземным, хтоническим завидно стало. И ведь можно бы, теоретически говоря. Славно бы получилось... Тем не менее в ближайшие дни мы будем заниматься не этими приятными вещами, а всякими ужасающими и непостижимыми глупостями, потому что именно для этого и свела нас судьба. А она, в отличие от нас с тобой, дама серьезная до невменяемости. Поперек ей слова не скажи... Ну как, принимаешь мои слова на веру? Или не получается?

- Не получается, - вздыхаю. - Как-то все это... малоубедительно. Сказал бы уж, что у вас, злых колдунов, обет безбрачия, что ли... Мне хоть понятно было бы.

- Да я бы и сказал, - рыжий пожимает плечами. - Но зачем? Это ведь неправда. Никаких запретов, никаких обетов воздержания, ничего в таком роде. Другое дело, что человеку, проживающему дюжину чужих жизней в день, все это быстро становится не слишком интересно, в чем ты сама вскоре убедишься...

- Ну, ничего страшного. Можно и поскучать изредка. Не все коту масленица.

Говорю настолько язвительно, насколько это вообще возможно. Кажется, я начинаю на него злиться. Очень своевременно, конечно... Но ничего с собой не могу поделать. Достал уже своей мутной болтовней.

- Варенька, - на сей раз скользкий тип не говорит даже, а вкрадчиво мурлычет, - я же просил: постарайся верить мне на слово. Иначе - ну, я не знаю, как тут быть. Думаешь, я просто голову тебе морочу? Кокетничаю, как уездная барышня на вечеринке с шампанским? Но зачем, интересно?.. Я, мягко говоря, не совсем барышня, и текущий расклад не в моих интересах... Ладно. Сейчас проверим, зачем нас свела судьба. Может быть, я дурак, действительно. Все ведь в первый раз!

Я не успеваю слова - не то что сказать, в уме из слогов сконструировать, а он резко сворачивает к обочине, проворно, но аккуратно паркуется у тротуара, обнимает меня и целует - сначала в уголок рта, потом требовательно прикусывает верхнюю губу, потом...

Удар. Не по воротам, а сзади. Не сказать, чтобы сильный, но все же весьма чувствительный. Подлость какая. Удар сзади - всегда подлость. Если бы мне довелось сочинять идеальную "декларацию прав человека" для какой-нибудь несбыточной утопической державы, я бы начала с пункта: "Всякий человек имеет право на защищенный тыл". Возможно, на том бы и закончила. Не так уж много на свете по-настоящему важных вещей.

Пока я хлопаю ресницами и прихожу в себя от столь стремительного развития событий, рыжий успевает выскочить на улицу и скрыться из поля моего зрения. Оглядевшись, обнаруживаю его сзади. Жестикулируя, щупает пострадавшую автомобильную задницу. Укоризненно говорит что-то пожилому джентльмену в кроличьем треухе, владельцу белой "шестерки", вероломно напавшей на нас с тыла. Джентльмен огорчен до крайности и до крайности же растерян.

То же самое можно сказать и обо мне.

Я, кажется, все поняла. И почти нет надежды, что поняла неправильно.

Несколько минут спустя мой несбывшийся возлюбленный возвращается. Поворачивает ключ в замке зажигания, одновременно прикуривает сигарету...

- В общем, - говорит наконец, - отделались малой кровью. Дядька-то себе передок солидно помял и еще фару грохнул, в качестве бонуса. А у меня - ну, бампер погнулся. Почти незаметно. Я с этого олуха даже денег брать не стал. Да и по справедливости, нет на нем никакой вины. Бедняге можно только посочувствовать. Несладко быть орудием моей судьбы.

- Если ты меня еще раз поцелуешь, в нас опять кто-нибудь врежется? - спрашиваю.

Ибо следует поставить точку над единственной буквой "i", которая меня сейчас интересует. Сколь бы отвратительно жирной ни казалась мне пресловутая точка, каких бы мерзких очертаний ни принимала она под моим микроскопом, все равно рано или поздно надо будет ее ставить. Так лучше уж прямо сейчас.

- Не обязательно именно врежется. Но что-нибудь веселое и интересное непременно произойдет. Хочешь еще раз проверить?

Пожимаю плечами. Я-то, ясное дело, хочу. Но машинку жалко. Да и наши бренные тушки надо бы поберечь до лучших времен. Они нам еще, пожалуй, пригодятся.

- Я не думаю, что так всегда будет, - оптимистически заявляет рыжий. - Только пока я тебя учу. С другой стороны, совершенно непонятно, как все сложится потом. Ну, поживем - увидим. В общем, интересно даже... Я же говорю: для меня все это тоже впервые. Прежде меня учили и опекали, а вот теперь - я сам. И ведь нет чтобы на какого-нибудь невнятного хмыря напороться... Вот Михаэлю твоему распрекрасному со мною повезло. А мне с тобой - не слишком.

- В каком смысле? - спрашиваю.

Не потому что действительно не понимаю, а просто чтобы не зареветь. Ибо к тому явно идет.

- Михаэлю было на меня наплевать, - объясняет. - Сделал дело, научил меня уму-разуму и отпустил, как птичку, купленную на рынке по случаю хорошего настроения. Как я тут летаю и летаю ли вообще, ему фиолетово. Так и надо бы друг к другу относиться - ежели по уму. А я сейчас вот сижу, прикидываю: а если, к примеру, во дворе еще раз тебя поцеловать? Дерево упадет? Гараж чей-нибудь взорвется? А если дома? Подумать страшно, что может случиться с человеком дома... Правда, знаешь, есть у меня одна идея.

- Какая?

Я, кажется, смеюсь сквозь слезы. Только смеха моего не слышно, а слез не видно. Оно и хорошо. Достаточно, что я сама знаю: смеюсь сквозь слезы, и, наверное, так теперь будет всегда.

- Можно, - шепчет он с видом заговорщика, - снять номер в гостинице. Выбрать такую, чтобы совсем не жалко было. Чтобы не памятник архитектуры, и народу чтобы поменьше. Поселиться на первом этаже, чтобы в случае пожара сбежать легко было. Отключить электричество, спрятать спички, запереться на все мыслимые и немыслимые замки, надеть каски на случай внезапного обрушения потолка и тогда... Тогда, думаю, можно попробовать снова. Во всяком случае, дольше пяти секунд продержимся. Уже что-то.

А вот теперь я действительно смеюсь сквозь слезы. Звук и жижа овеществились. Реветь в таких обстоятельствах стыдно, зато смеяться - почти героизм, так что в сумме, надо понимать, выходит по нулям.

Ну, хоть так.

- Сначала, - говорю наконец, - закончу перевод. Не хочу Наташку подводить. И уж совсем будет плохо, если такая хорошая книжка по моей вине не выйдет в срок - а вдруг потом издатели и вовсе передумают? Ну, или срок по правам закончится, не знаю, на сколько лет они договаривались... В общем, давай так: сперва я закончу работу, а потом можно повторить эксперимент. Я, кажется, совсем не боюсь. Хотя надо бы, наверное.

- Не обязательно, - утешает меня рыжий. - Я, честно говоря, тоже не боюсь почему-то. Но перевод - да, доделай, пожалуй. И дай мне почитать, что же там Михаэль понаписал такого замечательного? А потом - гори оно все огнем. Подумаешь - судьба... Обхитрим как-нибудь. Или измором возьмем. Не люблю я, когда меня дрессируют. Ох, не люблю...

- А сам - меня...

- Я тебя не дрессирую. Я тебя обучаю. Это разные вещи, Варенька, - на сей раз голос его звучит строго, как у классного наставника. - Учить и дрессировать - это очень разные вещи. В первом случае человеку показывают разные новые фокусы, дают понять, в чем их прелесть, и помогают овладеть техникой. А во втором - просто по ушам бьют за всякую оплошность или сахар в пасть суют за примерное поведение, ничего толком не объясняя. Честно говоря, моя судьба не первый год со мною знакома. Могла бы уже уяснить, каким языком следует разговаривать.

- А может быть, - спрашиваю, - это не твоя, а моя судьба шалит?

- Все может быть. Лишь бы не вышло так, что они сговорились. Вот тогда нам с тобой действительно крышка. Сколько ни пили решетки, отрубленная голова дракона всякий раз будет вырастать заново... Мы, кстати, уже почти приехали. Но если тебе кажется, что это случилось слишком быстро, можем просто покататься по Бабушкину. Благо здесь пробок не бывает никогда.

- Да нет, - вздыхаю. - Не слишком быстро. В самый раз. У меня, знаешь, действительно много работы. Подумать страшно, не то что сделать...

- Могу только посочувствовать. У меня, в общем, тоже накопилась гора всякой ерунды. Значит, приехали.

- Приехали, - повторяю эхом. - Допрыгались, докатились, доигрались. Приехали, да.

А на доме у нас, между прочим, написано: "Улица Изумрудная". Стало быть, оказалась я в лапах у Гудвина, великого и ужасного. Что ж, запомним. Интересный факт.

СТОЯНКА XII

Знак - Лев - Дева.

Градусы - 21°25'44" Льва - 4°17'08" Девы.

Названия европейские - Дискорса, Асторсиама, Альзарфах, Азарфа.

Названия арабские - ас-Сарфа - "Мена".

Восходящие звезды - бета Льва.

Магические действия - заговоры для облегчения бегства пленных и рабов.

- Приехали, - говорю.

- Допрыгались, докатились, доигрались, - подхватывает Варя. Оглядывается по сторонам и восклицает: - Ой, а улица-то не какая-нибудь, а Изумрудная!... Ну да, где еще жить великому и ужасному волшебнику?!

- Я, если честно, не очень великий. Средних размеров и средней же ужасности.

- Ничего, размеры - дело наживное. Зато я теперь знаю, как тебя называть. Гудвин - это правильное имя. Гораздо лучше, чем какой-то там "Максим".

- Как скажешь, - киваю. - Лишь бы тебе нравилось.

Помогаю ей вытащить из багажника чудом спасенное имущество. Ребенок тут же, во дворе, принялся демонстрировать мне свою любимую куртку. Хорошо хоть, колготки остались лежать в пакете. Мне, в общем, не слишком интересно, а вот дворовые старухи полегли бы небось с микроинфарктами. А так только пошипели неодобрительно, созерцая наши экстатические пляски вокруг автомобиля.

Зато дома Варя тут же преисполнилась серьезности. Без лишних расспросов переоделась в выданную ей накануне "пижаму", вцепилась в свои бумажки, включила ноутбук и устроилась с этим добром в комнате на подушках. Тут же забормотала что-то под нос да по клавишам застучала, пыхтя сигаретой.

Гляжу и радуюсь. Надо же, больше не стесняется меня, не обращает внимания на мои перемещения по квартире. Словно бы не первый месяц делим на двоих это жилище. Очень хорошо. Неожиданный, но благоприятный результат давешнего дорожного происшествия. Я-то, признаться, ругал себя последними словами за такое мальчишество, предчувствуя карнавальное шествие новых, доселе невиданных проблем. Плюньте мне в глаза, если еще хоть раз вякну, будто разбираюсь в людях. Ничего я в человекоустройстве не понимаю. Ничегошеньки. И опыт многочисленных путешествий по чужим шкурам и судьбам тут не помогает: только путаюсь еще больше.

Я решил воспользоваться случаем, написать всякой ерунды впрок. Недельный или, чем черт не шутит, двухнедельный запас. Поэтому от компьютера оторвался только в полночь, когда на кухне появилась Варя и, улыбаясь до ушей, спросила, есть ли в доме что-нибудь съедобное.

- Да уж, - хватаюсь за голову. - Гостеприимнее меня нет на земле хозяина. Но ты и сама хороша: давно уж могла бы взять меня за глотку.

- Заработалась. Знаешь, как это бывает? Только сейчас осознала, что мне чего-то не хватает. Тщательно проанализировав ситуацию, поняла: всего лишь еды. Ты только не хлопочи из-за меня. Меня вполне устроит деликатес под названием "бублик обыкновенный, черствый, с дыркой". Или что-то в таком духе.

- Все, что найдешь, твое. Если мой совет не прозвучит чересчур самонадеянно, предлагаю начать с холодильника. А я, что ли, чайник поставлю. Или кофе сварить?

Варя в растерянности.

- Чашка кофе мне точно не помешает. Суточная норма еще толком не выполнена, а мне бы, в идеале, полторы одолеть, чтобы спалось спокойнее. Но и чаю твоего тоже хочется. Как быть?

- Нет проблем. Все сделаем. Ты давай, лезь в холодильник. Там обретешь великое множество удивительных вещей. Некоторые, возможно, окажутся съедобными.

Минуту спустя стол завален остатками вчерашней роскоши, чайник мой урчит и фыркает, джезва стоит на плите, а я инспектирую пряности. Можно на сей раз игнорировать мускатный орех, корицу и имбирь. Сварю-ка я нам кофе с кардамоном, дабы подкрепить свою репутацию Волшебника Изумрудной Улицы.

Пока я чешу репу, Варя успевает изничтожить шмат подсохшего сыра, шмыгнуть в комнату и вернуться с ноутбуком в руках.