Чтение 7–й страницы книги ~Жалобная книга~

- Как это происходит? - спрашивает вдруг. - Как кино смотришь? Или сам участвуешь?..

Я не сразу понял, о чем она спрашивает. Решил, про кофе; удивился даже столь неуместному глубокомыслию. Участвую ли я в процессе приготовления кофе, который варю? А как там у нас насчет дао, выраженного словами и непристойными жестами?..

Потом только дошло.

- Никакого кино, - говорю. - Настоящая человеческая жизнь во всей полноте. Только ярче и интенсивней. И при этом остается небольшой участок сознания, свободный от участия в игре. Что-то вроде командного пункта, где всегда сидит некий таинственный "дежурный офицер", готовый в любую минуту напомнить, что это - чужая шкура. Не дает заиграться, уйти на дно и навеки упокоиться под развалинами чужой судьбы.

- Немного похоже на то, как описывают контролируемые сновидения, - вздыхает Варя. - Я-то не знаю, как это бывает, только в книжках читала...

- Да нет, ни на что не похоже. Такие вещи не объяснять надо, а просто попробовать. Словами тут мало что скажешь...

- Ясно. Ну, значит, надо попробовать. Ты ведь можешь устроить так, чтобы я попробовала? Только не боль чужую почувствовать, хватит уж! - а прожить настоящий кусок чужой жизни. Это можно?

Вот так просто. Я-то думал, ее долго уговаривать придется. Страшно ведь, теоретически говоря. А ежели не теоретически, то и вовсе ужас.

Какая, однако, храбрая.

- Можно, - отвечаю, разливая кофе по чашкам. - И нужно. Собственно, ради этого разговоры и разговариваются.

- А можно прямо сейчас?

Глаза ее горят, как у пумы, сбежавшей из зоопарка. Ну, дела...

- Теоретически говоря - почему нет? Одно плохо: человек нам с тобой для этого нужен. Посторонний человек.

Варя хмурится, смотрит на меня вопросительно. Дескать, какой такой "посторонний человек"? Зачем он нам? Объясняю:

- Жертва. Добыча. Охотничий трофей. А на такую роль не всякий годится. Если ты думаешь, что можно выйти на улицу и силой отобрать судьбу у первого встречного, вынужден тебя разочаровать. Это не так. Есть ряд правил, на которые можно было бы забить, если бы не одно "но": они работают вне зависимости от нашего к ним отношения.

- Рассказывай свои правила, - вздыхает. И в сердцах добавляет: - Ну почему всегда выясняется, что есть какие-то "правила"? Почему все должно быть сложно? Почему нельзя просто?!

- Вопрос к автору проекта "Жизнь человечья", - смеюсь. - Я всего лишь скромная лабораторная мышь. Сижу в стеклянной колбе, весь в датчиках, экспериментальное сало лопаю. Взорвусь не взорвусь - время покажет.

- Не знаю, как сало, а кофе у тебя обалденный, - говорит присмиревшая Варя. - Фантастика просто... Так что за правила-то? Я сейчас настолько ничего не понимаю, что даже правила твои выслушаю, слова поперек не скажу.

- Первое правило такое. Судьбу можно позаимствовать лишь у того, кто на нее активно сетует. Это, честно говоря, не только техническая проблема. Этическая, как ни странно, тоже. Нарушить это правило, говорят, чрезвычайно трудно, но возможно. Впрочем, считается, что лучше не пробовать. Меня тысячу раз строго предупреждали: ни в коем случае. Все же не конфету у сироты отбираешь, а жизнь человеческую.

- Это как? То есть всякий, в чью шкуру ты забираешься, умирает? Ничего себе!

Не похоже, кстати, что ее такая идея пугает. Немного смущает, не более того. Ну, или я совсем уж не разбираюсь в людях, что, с учетом моего опыта, маловероятно.

- Тихо, ша! Уже никто никуда не умирает! - поднимаю руки, словно бы сдаться в плен собрался. Потом объясняю: - Все остаются живы и здоровы. Никто ничего не замечает, никогда. Даже удивительно... Строго говоря, они ничего не теряют, кроме, разве, интенсивности переживаний. Сомнительное сокровище; мало кто способен оценить его по достоинству.

- Этого я тоже не понимаю, - вздыхает. - Это ты мне потом еще раз пять объяснишь, хорошо?.. Я пока уяснила только одно: человек, чью жизнь ты собираешься прожить, должен жаловаться на судьбу. Это что, по лицу видно? Или как?

- По лицу тоже, если глаз наметанный. Но есть и другие приемы, куда более предпочтительные, поскольку исключают возможность ошибки. Тут, опять же, не рассказывать надо, а показывать. Если я говорить начну, только запутаешься. А показать - проще простого. Завтра же...

- А сегодня можно?

- Почему бы и нет? Просто думал, ты устала. Решил, хватит с тебя на сегодня...

- В общем, правильно думал, - Варя задумчиво чешет нос, хмурится. - Устала, да... Но если сегодня не случится ничего, кроме разговоров, завтра мне будет очень трудно. Ночь - это ночь, ночью в любую ерунду можно уверовать, был бы проповедник хороший. А утром все не так. Вот проснусь завтра в незнакомом месте, вздрогну, вспомню, как здесь оказалась, может, пореву немного из-за кафе, потом осознаю, что ты полночи донимал меня какими-то дикими разговорами - непонятно зачем, но явно не с благой целью. Буду грызть себя за то, что не поехала к Наталье, осталась ночевать у чужого, незнакомого и вряд ли вменяемого человека. Смущаться буду, кукситься и скукоживаться. Злиться - в основном на себя, но и на тебя тоже. Уж я-то себя, любимую, знаю... А тебе, соответственно, придется начинать все сначала. Только я еще и слушать ничего не стану, представляешь? Буду молчать, кивать, отворачиваться и искать глазами свои ботинки. Сама не хочу, чтобы так было, но поделать ничего не могу. Будет.

Правильно излагает. Утро вечеру не друг, а могильщик, известное дело.

- Надо так, - заключает Варя. - Чтобы прямо сейчас, сегодня, до того, как я лягу спать, случилось что-то из ряда вон выходящее. Не разговор, событие. Чтобы не отвертеться, при всем желании. Даже с утра.

- Ужас, - говорю. - Ты такая умная. Сама все понимаешь. Причем куда лучше, чем я.

- Я не умная. Я опытная. Я болтовней про всякие разные чудеса на жизнь зарабатываю. Знаю, как дорого стоят такие слова вечером и как дешевы они с утра. Вот и все.

- Ладно, - я убираю пустые чашки в мойку. - Убедила. У тебя волосы высохли?

- Более или менее...

- Тогда одевайся. Поехали.

- Куда? - спрашивает.

А сама уже схватила одежку в охапку, на пороге стоит. Оглядывается, прикидывает, где бы переодеться. В комнате куда как удобнее, зато ванная запирается на щеколду. Понимаю, дилемма.

- Куда-нибудь. Мало ли в Москве ночных заведений? И в каждом полно печальных людей, проклинающих судьбу и вообще все на свете. Для них, собственно, и придумали ночную жизнь... Только парик свой не надевай, ладно? Стрижка лучше.

- Правда, что ли?

- А какой смысл врать? Я же тебя сопровождать буду. Твоя прическа - мое достояние, по крайней мере, этой ночью.

Варя расплывается в улыбке и скрывается в ванной. Все же там щеколда и - об этом я сразу не подумал - зеркало.

А я падаю на тахту, закуриваю и внезапно понимаю, что больше всего на свете сейчас хочу спать. Или хотя бы просто лежать на спине, лицом кверху. Уж по крайней мере, не по ночным клубам колесить. Встал-то в восемь утра из-за всех этих дурацких хлопот, а лег перед этим хорошо если в четыре... И ведь ничего не попишешь, придется сейчас ехать куда-нибудь в центр, искать симпатичное заведение - остались ли они, симпатичные-то? - высматривать в полутемном зале достойную добычу, чья грядущая бурная жизнь сможет должным образом впечатлить Варю. Лучше бы мужчину, для остроты переживаний. Первый опыт - это в любом деле очень важно.

Михаэль, помню, такую барышню мне подобрал - закачаешься. Влюбчивую и страстную, любительницу танцев, подводного плавания и азартных игр; при всем при том - отравительницу, ловкую, умную, хладнокровную охотницу за наследствами. Ее не только не поймали за руку, даже не заподозрили ни разу. После пятидесяти она решила, что заработала достаточно, поставила крест на своем тайном увлечении ядами, занялась хатха-йогой и юными школьницами. Еще позже пристрастилась к нелегальным полетам в антигравитационном жилете и (в особенности) к безбашенным мальчикам-инструкторам. Умерло это прекрасное чудовище в восемьдесят с лишним лет от избыточной дозы каких-то новомодных стимуляторов. Ничего удивительного: в свой девятнадцатый день рождения она пообещала себе, что непременно станет наркоманкой в глубокой старости, когда уж совсем нечего будет терять, и честно сдержала слово.

Впрочем, это только для меня все события ее жизни - прошедшее время; сама-то героиня моего первого романа пока танцует, ныряет, трахается четырежды в день и планирует первое из доброй дюжины хитроумных убийств. Или даже не планирует еще: всего-то чуть больше года прошло с того дня, когда Михаэль пихнул меня локтем и возбужденно прошептал: "Начнем вот с этой красотки!"

Все у нее еще впереди, несмотря на то что есть на земле человек, бережно хранящий воспоминания о ее будущем. Изумительные, надо сказать, воспоминания. Так сладко, страшно и стыдно, как в ее шкуре, мне, пожалуй, больше никогда не было - и вряд ли снова будет. А ведь с виду - девочка и девочка, обычная скучающая студентка, вынужденная проводить лето, подрабатывая в курортном захолустье. Мастерски Михаэль ее вычислил, ничего не скажешь!

Ясное дело, после такой охоты все пошло как по маслу, никаких дополнительных уговоров не потребовалось. Вот и мне сейчас придется как следует постараться - не для себя, для Вареньки. Чтобы сразу поняла, почем фунт лиха, изюма и прованского масла заодно.

Обдумав это, я яростно, с хрустом зевнул. Мысли о предстоящей ловле человеков не возбуждали меня совершенно. Вот если бы напороться на потенциального Спящего, примерно за четверть часа до начала летаргического оцепенения... И какой, спрашивается, смысл во всей этой нашей хитроумной магии, если никак невозможно человеку обрести при жизни могущество, позволяющее спать столько, сколько требуется, причем каждый день, а не от случая к случаю?..

Ох.

Надо бы все же как-то взбодриться, что ли.

Недолго думая, открываю кран - тот, что с синей нашлепкой. Снимаю носки, поочередно задираю ноги, подставляю ступни под ледяную струю. Неприятно, что и говорить. Зато эффективно. Не то что этот ваш хваленый кофе - напиток, бесспорно, вкусный, но для длительных бдений почти бесполезный.

К тому моменту, как Варя, при полном параде, покинула ванную, я уже был в порядке. И проснулся, и глаза обратно в орбиты вернул, даже носки успел надеть. И ботинки. Чего тянуть, действительно?

- Готова? - спрашиваю. - Поехали. Карты только с собой возьми.

- Зачем?

- Пригодятся, - обещаю.

- Лишь бы без взрыва обошлось, - вздыхает Варя, роясь в сумке.

* * *

- Только, - говорит она в машине, - ты учти, я все же не совсем палестинский беженец. Не нужно там, куда мы приедем, за меня платить. Деньги у меня какие-то есть пока, а в понедельник, по моим расчетам, еще приплывут. А если ты меня и сейчас будешь за свой счет выгуливать, я застесняюсь и на все стану говорить: "Не хочу", даже если захочу. Тем более что ужин я, по правде говоря, так и не отработала. И вряд ли в ближайшее время решусь: а ну как снова что-нибудь взорвется? Но теперь меня мучает совесть.

- Дело хозяйское, - соглашаюсь. - А чтобы совесть не мучила, можешь нынче ночью взять меня на содержание. Угостишь каким-нибудь молочным коктейлем - больше мне все равно ничего нельзя за рулем-то... Тебе, впрочем, тоже не до того будет, имей в виду. Разве только потом, на закуску.

- Договорились, - радуется Варя. - А вот знаешь что? Скажи-ка мне дату своего рождения, если это не очень страшная тайна. Хоть аркан твоей судьбы вычислю, что ли. Интересно. Да и полезно бывает такое знать...

Да уж, пожалуй. Сказать ей, что ли, правду? А почему, собственно, нет?

- Двадцать второе февраля.

- А год?

- Шестьдесят пятый.

- Правда, что ли? - изумляется. - Думала, ты младше.

- Образ жизни такой, - ухмыляюсь. - Вечная молодость, и что там еще нашему брату Фаусту полагается... Ну и что там у меня за аркан судьбы?

- Погоди, мне же посчитать нужно. Двадцать семь минус... Ага. И еще, на всякий случай, два плюс семь. То, что доктор прописал!... Смотри, как интересно все получается. Согласно одной традиции, Пятый Аркан. "Иерофант". Согласно другой - Девятый. "Отшельник".

- Ясно. И какая традиция правильная?

- Обе правильные. По крайней мере, обе следует принимать в расчет.

- И что же мне светит? - интересуюсь.

- Тебе-то как раз ничего особенного. Светит - тем, кто рядом с тобой окажется. Ты, собственно, и светишь... Иерофант, теоретически говоря, идеальный проводник тайных знаний. Выходит, если уж учиться всяким потусторонним глупостям, то лучше - у тебя.

- Очень хорошо, - ухмыляюсь. - Именно то, что нам с тобой сейчас нужно... А Отшельник - это к чему? Напомни. "Псих-одиночка", как в детстве говорили?

- И это тоже. Но не только. Там, на картинке, если помнишь, дедушка не с пустыми руками, а со светильником бродит. "Свет твой так ярок, что никто не увидит тебя". Вот что сказано про Аркан "Отшельник". Впечатляет?

- Вполне. Отлично сказано. Хорошо бы, если действительно про меня.

- А есть сомнения?

- Сомнения, - говорю, - всегда есть. Живучие твари... Что ж, во всяком случае, проверим, какой из меня "Иерофант". А "Отшельника" просто примем на веру - уж больно приятно.

* * *

В "Китайском летчике" Варя никогда прежде не была. Она, впрочем, как я понял, и сама та еще отшельница. Да и странная это идея: ходить по клубам, когда работаешь и даже живешь в кафе.

Она, как я заметил, была приятно удивлена. Ожидала небось, что мы сейчас в казино какое-нибудь пафосное потащимся, а в "Летчике" обстановка мало чем отличается от моей кухни. Разве что гораздо просторнее; ну и народу чуть побольше. Но нам, собственно, этого и надо: чтобы люди живые вокруг сновали. Ради них и приехали.

Заказываю жасминовый чай, моя спутница требует джин-тоник. Когда миловидная девушка с раскосыми, хоть и не вполне китайскими очами уходит, Варя толкает меня локтем в бок и возбужденно шепчет:

- Ну и кто нам тут подходит? Или никто? Или ты еще не понял? А как ты их отличаешь?..

- Не хипеши, - прошу. - Такие дела с наскока не делаются. И потом, я хочу, чтобы ты сама попробовала. Интересно ведь... Тебе-то интересно?

- Н-н-ну, н-н-н-наверное, - запинается. - А как?

- Выбирай любого, кто понравится. Можешь приглядеться, вычислить, у кого морда самая печальная, или просто на чутье положись, как хочешь. Потом сосредоточь на этом человеке свое внимание - так, словно ты ему гадать собираешься. Если трудно, можешь колоду свою взять, карту вытянуть, чтобы все по-настоящему было. Как тебе удобнее. А когда сосредоточишься, попробуй проанализировать собственные ощущения. Если в какой-то момент почувствуешь, что тебя грусть-тоска одолела, или просто жалко себя стало до слез, или еще какая-то дрянь, покажешь мне свою находку. Я проверю.

Умолкаю. Перевожу дух. Закуриваю.

- А потом? - взволнованно спрашивает Варя.

- Суп с котом, - огрызаюсь. - Давай, давай, не тяни резину. А то они сейчас по домам разбегаться начнут. Концерт-то уже закончился...

- Суп с котом, - она улыбается до ушей. - Надо же! Когда я была совсем маленькая, папа так часто говорил. А я ревела в три ручья. Кота было жалко.

- Не отвлекайся, - прошу. - Пожалуйста. Про папу, кота и суп поговорим потом, по дороге, ладно? А сейчас давай другими делами займемся. А то местные чудеса обидятся на невнимание и разбегутся по углам. Лови их потом...

Кивнула, насупилась, принялась сосредоточенно изучать публику. Я-то уже наметил для нее один чрезвычайно любопытный экземпляр и еще парочку про запас, если этот вдруг засобирается домой. Но было бы здорово, если бы она сама справилась. Это не обязательно, но так лучше.

Я точно знаю.

Минут через десять Варя снова принялась пихать меня локтем.

- Как тебе нравится дядя у входа, в коричневом свитере? - шепчет. - Со мной какой-то ужас творится, когда я на него смотрю. Изжога и тоска. Зверская изжога, а уж тоска вообще нечеловеческая. И карта вытащилась - Девятка Мечей*. Соответствует.

* Буквальное значение Младшего Аркана "Девять Мечей" при гадании: "Страдание, у которого есть причины".

Что ж, очень неплохо.

- Один из трех, - говорю. - Браво. Остановишься на нем или продолжишь? Или ты уже всех обследовала?

- Какое там! Двоих всего. Сначала вон ту девочку в зеленой кофточке, видишь? Приятная такая девочка оказалась...

- Как я понимаю, у нее здоровые зубы? - ухмыляюсь, разглядывая очаровательную пьяненькую барышню с хитрющим от природы лисьим личиком.

- Правильно понимаешь. И не только зубы. Все у нее очень хорошо, по-моему... А вторым был этот дяденька. И я сразу решила тебя спросить: угадала ли?

- Как видишь. Только ты не "угадала", а окунулась на миг в его настроение. Нырнула, попробовала на вкус и выплюнула, ибо гадость редкостная... Видишь, я же говорил: это очень просто.

- А... все остальное тоже так просто? - спрашивает настороженно.

- Еще проще, особенно пока я рядом. Сама увидишь. Ну как, будешь других искать?

- Я бы поискала, если не нужно торопиться. Ты был прав, ужасно интересно. И удивительно, что у меня получается! Я как-то иначе себе все это представляла. А тут - обычная концентрация внимания, и человек как на ладони. Странно.

- Поищи, - соглашаюсь. - Маленькая подсказка: не трать время на девушек. Сегодня в этом зале нет ни одной скорбящей девицы. И это хорошо.

- Почему?

- Ну как - почему? - улыбаюсь. - Хорошо ведь, когда все девушки вокруг довольны жизнью. Редко так бывает.

Еще четверть часа я провожу в обществе остывающего жасминового чая. Варе не до меня. Вошла во вкус. Вот и славно.

- Дядечка вон в том углу. Лысый, в очках, - наконец говорит она. - Очень несчастный и злой на весь мир. Я даже карту тянуть не стала. И так проняло. Ведь правильно?

Еще бы не правильно. Можно поздравить нас обоих с полной и сокрушительной победой. Лысый "дядечка" и есть мой главный кандидат. Уникальный экземпляр. Не могу сказать, что иметь с ним дело - сплошное удовольствие, но впечатление ей предстоит получить мощное. От такого утренний приступ скептицизма не спасет, пожалуй. А нам того и надо.

- Очень хорошо, - улыбаюсь. - На этом поиски можно завершить. Приступим к делу.

- Ой, - тихонько вздыхает Варя. - Мамочки!

Впрочем, мордашка у нее при этом не столько испуганная, сколько довольная. Словно я ее ночью на чердак затащил и страшные сказки рассказывать собираюсь, пока не заорет в голос. А ей того и надо.

СТОЯНКА VII

Знак - Близнецы.

Градусы - 17°08'35" Близнецов - 0° Рака.

Названия европейские - Аддиват, Альдиарас, Альдиараче, Альдимиах, Аларзан.

Названия арабские - аз-Зираайнн - "Два Локтя".

Восходящие звезды - альфа и бета Близнецов, альфа и бета Пса Малого.

Магические действия - заговоры на вражду.

А я пропадаю. Совсем, можно сказать, пропала. Пропадом. Зато - с музыкой.

Музыка негромкая, невнятно-этническая. Живой концерт закончился еще до нашего прихода, а теперь тут крутят пластинки. Оно и хорошо: со сцены громко орали бы небось. Со сцены всегда громко орут. Вон какие мощные тут усилители, не усидишь рядом, пожалуй. И поодаль тоже не особо усидишь, пока концерт...

А нам надо бы усидеть. У нас потому что выездная сессия школы чародейства и волшебства. Убиться веником.

Но мне не до смеха.

- Сосредоточь на человеке свое внимание, - говорит мой "классный руководитель". - Так, словно гадать собираешься. Можешь даже карту из колоды вытянуть, чтобы все по-настоящему было. Как тебе удобнее. Если почувствуешь, что тебя тоска одолела или еще какая-то дрянь, скажешь мне.

Бла-бла-бла и прочие ценные указания. Торопит меня. "Давай-давай", - говорит. Хорошо хоть не скандирует "Arbeiten macht frei". С него бы сталось, пожалуй.

Он что, не понимает? Мне же страшно. И пугает меня, как мы, взрослые люди, понимаем, вовсе не грядущий "мистический опыт", не чужая грусть-тоска.

Больше всего на свете я боюсь, что ни фига у меня не получится. Не почувствую ничего, не угадаю, не сдам экзамен. И выяснится, что мой премудрый наставник все же ошибся. С кем не бывает? Пригрел на груди бездарь, без особых чернокнижных талантов.

И что он со мною станет делать?

Ясно что. Скажет: "Не беда", доставит в Бабушкино, устроит на ночлег на кухонной тахте. А поутру усадит в автомобиль, отвезет к Наталье. Причем по моей просьбе, не по собственной инициативе. Просто сделает вид, будто не заметил, с какой неохотой я ей звоню. Высадит меня на улице, напротив дома, не станет заезжать во двор - зачем вызнавать адрес, который никогда не понадобится? Но из вежливости спросит и даже запишет на какой-нибудь бумажке номер телефона, продиктует свой, попросит держать его в курсе, рассказывать, как дела с Маринкиным кафе. Лучезарно улыбнется, чмокнет меня в щеку и исчезнет навсегда.

А я так не хочу.

Влипла я с ним, это понятно. И исправить, кажется, уже ничего нельзя.

Ладно.

Силюсь выгнать из головы все эти дурацкие "Воронежские страдания" под внутреннюю гармонику, сосредоточиться, согласно инструкции, на ком-то другом. На любом постороннем человеке. Ясно, что ничего не получится, но надо постараться. Мало ли, действительно... А вдруг?

Для начала выбираю очаровательную барышню с лисьим личиком. Разглядываю ее исподтишка, любуюсь. Хорошенькая, беззаботная. Зеленая кофточка ей к лицу. Но мне от этого - решительно никакой мистической корысти.

Ладно, попробуем иначе. Представим, что лисичка попросила меня погадать. Вот прямо сейчас и попросила. Загадала желание и просит вытянуть для нее одну-единственную карту. Сбудется - не сбудется? Самый простой способ гадания, проще не бывает.

А вот мы сейчас поглядим...

Нашариваю в сумке колоду, тасую ее тихонько, под столом. Смотрю на барышню и диву даюсь: кажется, я моментально опьянела. То есть не я, а она. Но я это вполне явственно ощущаю. Мне, как и ей, вдруг стало весело. И, самое главное, все по фигу. Ну вот абсолютно все! Море по колено - ей, а не мне, но и мне тоже. За компанию.

Товарищ Максим дело говорил: карты действительно помогают мне сосредоточиться: привычка. А сосредоточившись, я пробую на вкус чужое настроение. И ведь всегда так было, просто не столь ярко... Или дело в том, что я не обращала внимания на собственные ощущения? Не знала, что это важно, а потому и в голову не брала.

Похоже на то.

Порадовавшись за пьяненькую барышню-лисичку и искренне пожелав ей удачи, переключаюсь на следующий объект. На сей раз поступила разумно: выбрала самого хмурого человека в зале в расчете на то, что его настроение вполне соответствует выражению лица. Очень уж хотелось поскорее получить результат и пройти аттестацию. Пока рыжий Иерофант не нарисует "пятерку" в моем дневнике, не будет мне покоя. И полноценного удовольствия от упражнений, соответственно, тоже не будет. А ведь увлекательнейшее занятие оказалось - теоретически говоря.

Хмурый субъект не подвел. Приступ его изжоги одолел меня прежде, чем я взялась за карты. А когда все же взялась, изжога показалась мне почти приятным недоразумением. Такая лютая тоска грызла внутренности этого симпатичного, в сущности, дядечки, хоть заживо в землю его закапывай - хуже уж не будет.

Причины этой тоски остались для меня загадкой. В сущности, никакой информации, кроме сиюминутного состояния души и тела, я не получила. Поэтому полезла таки в карты. Вытащила Девятку Мечей. Ну да, пожалуй, все с ним ясно.

Бедняга.