различить их с той определенностью, с какой охотничий тайятский зверь
распознает кабанью нору или гнездо медоносных птиц. Он замер на долю секунды,
всем телом впитывая тишину, прохладу, полумрак - и запахи. Особенно запахи! В
правом проходе .пахло сигарным дымом, вином и табаком, в левом - сложной смесью
ароматов, душистых и опьяняющих точно в преддверии рая. Или в парфюмерной
лавке.
круглой комнате. Он приоткрыл ее. Мраморный пол с углублением в форме овала,
блестящие бронзовые трубы и краники, большое зеркало, шкафчики на стенах.
Ванная. Пусто!
шерсти альпаки, софа под окнами, изящные кресла, стол, застекленные шкафы. На
столе - серебряный поднос с кувшином, в шкафах - безделушки, ларчики, фаянсовые
статуэтки. Покрывала - яркие, сплетенные из птичьих перьев. С рисунком: стайка
колибри над розовыми кустами. Гостиная. Никого!
в серебряных шандалах, гребни, флакончики, веера. Между комодами - проход,
занавешенный чем-то блестящим, переливающимся. Кажется, шарики из перламутра на
тонких нитях. У прохода - стул, на нем дремлет пожилая мулатка в красном
платье. Сильный запах духов...
гипнозер. Тело мулатки расслабилось, голова упала на грудь; затем раздался
звук, похожий на жужжание пчелы - хрр-жж, хрр-жж. Довольно кивнув, Саймон
раздвинул сверкающую занавеску.
востоку, другое - на север. Сквозь окна сочился скудный свет, оштукатуренные
стены хранили приятную прохладу, пол был выстлан шерстяным ковром -
белоснежным, с синими узорами, светильники из розовых раковин тускло
поблескивали под потолком, в углу, будто икона, висела сложная конструкция из
перьев, жемчуга и самоцветных камней - то ли маска сказочного зверя, то ли
стилизация под индейский вампум. Пожалуй, зверь, решил Саймон, заметив
серебряный блеск клыков в алой щели рта.
убранным тканями, каких он еще не видел в ФРБ: тончайшим белым полотном,
голубоватой кисеей и синим бархатом. В полумраке - и по контрасту с этими
оттенками - кожа свернувшейся в постели девушки казалась более смуглой: волосы
- яркое золото, нагие плечи и бедра - немного бледней, шея и грудь -
золотисто-розовые, цвета солнечных лучей, прошедших сквозь багряное стекло.
Лица ее Саймон видеть не мог - она спала, уткнувшись в подушки.
перед ним Мария. Не Курри Вамик, Услада Взоров, не Долорес Чинта, не Алина и не
другие его девушки; только Мария. Она была такой же розово-желтлой и
длинноногой, как эта спящая красавица, но более тонкой в кости; и волосы ее не
отливали золотом, а струились, будто шелковый водопад под звездными ночными
небесами. Цвет их был Саймону приятней блеска золота.
скрывавшей пульт, и сделал шаг к постели. Пальцы его заплясали по крохотным
клавишам, перепрограммируя гипнозер. В обычном режиме этот прибор являлся
средством умиротворения; на результат влияли дистанция и мощность импульса, и в
зависимости от них человек погружался в беспробудный сон на несколько минут или
часов - как правило, не более пяти-шести. Существовала возможность использовать
его иначе - слабый импульс, воспринятый на близком расстоянии, инициировал
длительный сон, не такой глубокий, как в первом случае, однако гарантировавший,
что объект, подвергнутый облучению, будет беспомощен и недвижим. По крайней
мере на сутки.
приподняла головку, открыла глаза. Саймону, все еще пребывавшему в трансе, эти
движения казались медленными и плавными, словно неспешный полет сухих осенних
листьев. С той же неторопливостью девушка села, отбросила волосы за спину и
потянулась к висевшей над изголовьем маске. Голос ее спросонья был хрипловат. -
Кто здесь? Ты, Розита?
нули. Привычным усилием он вышел из транса; мгновенный трепет мышц и слепота,
обильный пот и мрак, скрывавший образы и звуки, сопровождали его возвращение к
реальности. Подброшенный мысленным толчком, он будто пролетел через колодец или
темный тоннель, гасивший разум и восприятие; этот полет был стремителен и
краток, но, когда Саймон вынырнул из темноты, первым было ощущение опасности.
Что-то сверкающее, острое, неслось к нему, разбрызгивая в полумраке вихрь
радужных искр: серебряных и белых - от клинка, синих, зеленых и алых - от
рукояти, украшенной камнями.
изголовье и подобрав под себя длинные ноги; глаза ее были серыми, холодными, в
правой ладони покачивалось узкое лезвие. "Волчья порода, - подумал Саймон, - из
тех, кто прежде втыкает клык, а после задает вопросы". Он отшвырнул кинжал и
усмехнулся. Продержать эту красотку под гипнозером еще чуть-чуть, и можно
встречаться с доном Грегорио. На предмет подписания капитуляции.
ему напоминала. Предводителя смоленских, разумеется, - фамильное сходство
казалось бесспорным, но не его одного. Пожалуй, Леди Дот, в юном и
соблазнительном варианте. Конечно, с той разницей, что Леди Дот была неизмеримо
опытней - как в обращении с ножами, так и в иных делах.
девушкой. Ты знаешь, где она? Тут?
задержался на кобуре.
девушек?
ярость душила его; он представлял Марию - как тащат ее от мертвого тела Пашки,
рвут платье, ломают руки, затыкают рот; он думал об ее отчаянии и страхе и знал
- теперь они сильней, чем там, над темным озером, когда у ног ее кружился
хоровод кайманов. Ибо потерявший надежду приветствует смерть, а тот, кто
счастлив, страшится ее - быть может, не столько смерти, сколько разлуки с
любимыми и близкими.
взыскать свой долг иначе, не убивая меня...
с вишенками сосков приподнялись в манящем вздохе. Потом, как-то внезапно и
сразу, она обмякла и повалилась на кровать. Лицо ее, искаженное страхом, уже не
напоминало Саймону черты Леди Дот; страх стер красоту, хищную жестокость и
самообладание.
перетащил ее в круглую комнату с пальмой и опустил на диван. Затем огляделся.
Сверху, из отверстия в кровле, тянуло жаром, листья пальмы чуть заметно
трепетали, серебристый диск гонга, подвешенный на треножнике, медленно
вращался, рассыпая по стекам яркие отблески. Саймон ударил костяшками пальцев в
гонг. Подождал и ударил еще раз, сильнее. -Хип? - под правой аркой, щурясь,
стоял дон Грегорио - в халате и босиком, но с неизменной сигарой. - В чем дело,
Хип?
диване девушку. - А с ним - и шестеро с крыши.
невозмутимым, словно ему сообщили, что шестеро попугаев и один тукан в
окрестных джунглях сожраны ягуаром. Он выпустил клуб дыма и буркнул:
да и качков тоже. И топтунов, стукачей, отстрельщиков. Ты ведь в этом убедился,
а?
покатал сигару между губ и вдруг ощерился в ухмылке: - Умеем! Без всяких
апокалипсисов и крейсеров! А каратели у нас свои найдутся.
шаг назад. Вероятно, он все-таки побаивался - его лицо в полумраке коридора
выглядело бледным.
слушай... И убери свой нож!
другим... Будешь послушен, все останется при ней. Договорились?
диване, твоя дочь. Хочешь полюбоваться?
хотел что-то выдавить, но не мог, сраженный внезапным параличом. Щеки его
стремительно побледнели, кожа обвисла, плечи сгорбились, лоб пошел глубокими
морщинами; казалось, за секунду он постарел лет на десять. Если любишь дочь, не
воруй чужих женщин, подумал Саймон, наблюдая за этими изменениями.
тебя... на крюк за ребро... к пираньям... на кол... медленно, со смазкой...
Пальцы свои сожрешь... язык проглотишь... - Спина Грегорио распрямилась, глаза
стали наливаться кровью. - Что ты с ней сделал, ублюдок?
ином случае... - Саймон продемонстрировал браслет и чиркнул ребром ладони по
горлу.
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Василенко Иван
Акунин Борис
Никитин Юрий