Чтение 13–й страницы книги ~Восстание~

Ли Хан смутилась и отвернулась. Но доктор Левеллин спас ей жизнь, и она не могла не удостоить его ответом.

- Да, не привыкла, - коротко сказала она.

- Вот именно! Поэтому-то вы на все так бурно и реагируете, - без обиняков сказал доктор, и Ли Хан снова повернулась к нему.

- Возможно, - спокойно сказала она. - Но если вы хотите, чтобы я успокоилась, вам лучше сказать мне всю правду, доктор!

Обвиненный в сокрытии правды, капитан Левеллин окаменел и уставился на Ли Хан слегка прищуренными глазами.

- Почему вы считаете, что я не сказал вам всей правды? - наконец спросил он ровным голосом.

- Не знаю, - в сердцах призналась Ли Хан. - Но ведь я угадала?

- Да

Его прямой ответ удивил Ли Хан, которая ожидала, что доктор начнет вилять. Однако она явно недооценила этого маленького "индустриала": он был так же не способен уйти от честного ответа на прямой вопрос, как и она сама.

- Ну и что же вы от меня скрыли?

- Думаю, вы и сами догадываетесь, - тихо ответил Левеллин. - Просто стараетесь об этом не думать. Я надеялся, что вы отгоните от себя эти мысли, но вы намного более жестоки к себе, чем я предполагал, - добавил он, и при этих словах в сознании Ли Хан отворилась дверь, которую она изо всех сил прижимала ногой, не позволяя ей открыться.

"Он прав, - отстранение подумала она. - Я это знала".

Она нащупала под одеялом свой живот, и доктор, следивший за ее рукой, кивнул.

- Да, - сказал он, и Ли Хан до крови прикусила нижнюю губу.

- Ну и что же там? - наконец спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.

- Да ничего хорошего, - честно ответил Левеллин. - Большинство яичников стерильны, остальные сильно пострадали. Но отдельные - в полном порядке. У вас еще могут быть здоровые дети, коммодор!

- Какие на это шансы? - с горечью в голосе спросила Ли Хан.

- Шансов мало, - недрогнувшим голосом ответил доктор, глядя ей прямо в глаза. - Но вы же прекрасно знаете, как это делается. Нет ничего проще, чем на ранней стадии проверить эмбрион и, если он неполноценен, сделать аборт.

- Понятно. - Ли Хан отвернулась.

Левеллин хотел было дотронуться до ее плеча, чтобы попытаться успокоить, но его рука замерла в воздухе. Он понял, что на этот раз Ли Хан не впала в депрессию, а просто обдумывает услышанное.

Доктор в беспомощности смотрел на нее. Он сочувствовал ей и очень хотел как-нибудь утешить. И все же он ощущал, что в этом больном, изможденном теле таится не только горе, но и какая-то чистая, почти по-юношески невинная сила, подобная мощной стальной пружине в самом центре ее существа. Он впервые видел женщину, до такой степени познавшую свою сущность, хотя и не полностью отдающую себе в этом отчет.

Левеллин сел на стул и начал наблюдать, как постепенно спадает напряжение, сковавшее ее исхудавшее тело, понимая, что она скоро снова к нему повернется, что своим уходом он лишь пробудит в ней чувство стыда. Наблюдая, как покой возвращается в изможденное тело Ли Хан, доктор внезапно ощутил невероятное умиротворение, словно женщина, лежавшая перед ним на больничной койке, была лишь крайним звеном бесконечной цепи, способным черпать новые силы у остальных звеньев, уходящих во тьму веков. Он уже понял, что ее спокойствие проистекает из многолетней привычки к самодисциплине, но теперь он еще глубже проник в суть этой натуры, ощутив, что она, как и многие поколения ее предков, рождена свободной, и ему захотелось иметь побольше праотцов, у которых он мог бы почерпнуть такое же страстное стремление к независимости.

Наконец Ли Хан шевельнула покрытой темным пушком головой на белой подушке и заговорила:

- Благодарю вас, доктор. Наверное, вам следовало бы сказать мне об этом пораньше, но, может, вы поступили правильно.

- Нет, я был не прав, - смиренно признал свою ошибку Левеллин.

- И это возможно. Как бы то ни было, теперь я все знаю, и мне надо это обдумать.

- Понимаю. - Доктор неохотно поднялся со стула, с изумлением осознав, что ему не хочется удаляться от источника этой невероятной силы. Потом он встрепенулся и неуверенно улыбнулся: - Может быть, попросить лейтенанта Тиннаму зайти к вам? По-моему, она опасается, что в... беседе с ней вы перенапряглись.

- Вот как? - На усталом лице Ли Хан заиграла улыбка. - А ведь я и не подозревала, что знаю такое количество ругательств... Впрочем, сейчас мне хочется побыть одной. Пожалуйста, извинитесь за меня перед ней. А лично я принесу ей свои извинения попозже.

- Как вам будет угодно, - сказал Левеллин, обрадовавшись, что Ли Хан наконец улыбнулась. - Мы, милосердные целители, прекрасно понимаем, что у больных иногда пошаливают нервишки, командир.

- Прошу вас, называйте меня просто Ли Хан, - сказала она, прикоснувшись к его запястью тонкими, как у скелета, пальцами. - Я обязательно извинюсь перед ней. Но только не сейчас!

- Я непременно ей это передам, Ли Хан. - Доктор грустно улыбнулся и показал пальцем на значок у себя на груди: - А меня зовут Дэффид.

- Благодарю вас, Дэффид!

Ли Хан еще раз улыбнулась и закрыла глаза.

Капитан Левеллин вышел из палаты.

* * *

Прошло много часов, прежде чем Ли Хан действительно смирилась с происшедшим. На самом деле, если как следует подумать, в этом не было ничего удивительного, но Ли Хан почему-то всегда верила, что именно с ней этого не случится. Все, конечно, казалось очень несправедливым, но смешно требовать справедливости в мире животных!

По щекам Ли Хан текли слезы, и на этот раз она их не стыдилась. Раньше в жизни все было разложено по полочкам. Она понимала, что стремится отличиться на избранном поприще, знала, что ее гордость требует, чтобы ее высокий профессионализм был отмечен. Будучи женщиной, она особенно сильно ощущала потребность как можно раньше получить признание, ведь она была не просто дочерью Дальних Миров, а настоящей шанхайкой, родившейся в культурной среде, где личность воспринималась как частичка целого поколения. Поэтому ее жизнь была расписана с начала до конца: надо сделать карьеру в Военно-космическом флоте, а патом найти время и родить столь желанных детей.

Ли Хан металась на койке в отчаянии от потери, которую переживала еще острее от того, что никогда не обладала тем, что уже потеряла. Страшно щемило сердце, но ужасный миг прозрения был уже позади. Теперь оставалось только понять, как жить с этим чувством потери, только научиться терпеть невыносимую боль.

Она с грустью думала о том, что все было бы по-другому, родись она в одном из перенаселенных Внутренних Миров, где доступ к омолаживающей терапии был строго ограничен. В Дальних Мирах все было иначе, и в тридцать девять лет она выглядела - и чувствовала себя - как двадцатилетняя девушка из Внутренних Миров. С возрастом эта разница ощущалась еще сильнее. Она надеялась, что способность иметь детей у нее сохранится еще по меньшей мере лет пятьдесят. Пятьдесят отныне похищенных у нее лет! Теперь она даже завидовала обитателям Внутренних Миров, уходившим из жизни так скоро. В припадке острой жалости к себе она подумала о том, насколько прекрасно своей скоротечностью их старческое одиночество.

Ли Хан грустно усмехнулась. Несмотря на свое происхождение, Левеллин был хорошим человеком, но все слова, которыми он пытался ее утешить, лишь подчеркивали, насколько они не похожи друг на друга. На Звездных Окраинах было слишком мало обитателей. Слишком большая или слишком маленькая сила тяжести и враждебная к человеку среда обитания препятствовали деторождению. Потребовалось несколько поколений, чтобы биологические процессы полностью приспособились к новым условиям, и ни одной шанхайке даже не пришло бы в голову зачинать ребенка с потенциально смертоносной наследственностью. Дети в мире Шанхай были огромной ценностью, гарантией продолжения рода, а не новым бременем, налагаемым на ресурсы перенаселенного мира. Умом Ли Хан могла смириться с тем, что сказал ей Левеллин, сердцем же - никогда.

Она медленно покачала головой, чувствуя, как боль отступает перед лицом принятого решения. Чтобы остаться верной себе и своей культуре, она могла сделать только одну вещь. От мысли об этом сердце стало меньше болеть, но ничто не могло победить теперь ее глубокое горе.

Время в госпитале тянулось медленно. Ли Хан никогда не приходилось проводить в праздности так много дней, и она чувствовала, что отстает от жизни. Ее боевая группа была расформирована. Пережившие сражение "Ятаган" и "Шмель" отремонтировали и перевели в другие соединения. Спасшиеся с мостика "Черной Стрелы" тоже ожидали назначения на другие корабли. Цинг Чангу предстояло лечиться почти так же долго, как и самой Ли Хан, а Эстер Кейн погибла вместе со своим кораблем. Роберт Томанага спасся, но ему еще много месяцев предстояло учиться ходить с механической ногой.

Лишь Дэвид Резник вышел из схватки целым и невредимым. Он был единственным посетителем, которого на протяжении двух недель допускали к Ли Хан, и общение с ним опечалило ее. Тело его не пострадало, но милая юношеская непосредственность пропала начисто. Ему пришлось повзрослеть за одно ужасное мгновение, и Ли Хан благодарила судьбу хотя бы за то, что он не озлобился. На самом деле она даже чувствовала в нем какую-то невидимую силу, силу человека, который один раз в жизни испытал такой сильный страх, что больше ничего не боится. Оставалось только надеяться, что она не ошибается и это действительно сила, а не хрупкий ледок, под которым зияет бездна панического ужаса перед жизнью. В тот момент, когда Резник ее навестил, Ли Хан очень плохо себя чувствовала, и его визит был таким кратким, что о нем сохранились очень смутные воспоминания, и все же ей казалось, что она поняла состояние Дэвида правильно.

Ли Хан потеряла не только половину своего штаба, но и половину остальной команды, и мысли об этих жертвах не давали ей покоя. Только на "Черной Стреле" погибло более четырехсот человек.

Из экипажей "Алебарды" и "Шершня" не спасся вообще никто, а из команды "Арбалета" - лишь двенадцать человек. Историки будут писать, что операция увенчалась блестящим успехом, но за него заплатили своими жизнями две тысячи восемьсот человек, и Ли Хан испытывала глубокую печаль, думая о погибших во время бесконечных часов своего одиночества.

Дни тянулись невыносимо медленно, но Ли Хан все-таки поправлялась. Неопровержимое доказательство этому она получила на третьей неделе своего пребывания в больнице. Раздался мелодичный звук гонга, дверь в палату отворилась, и Ли Хан расцвела в невольной улыбке, подняв глаза от экранчика, на котором читала книгу, и увидев коммодора Магду Петрову.

- Ли Хан! - Магда протянула ей руку, с озабоченным видом созерцая печальное зрелище, которое та представляла собой. Ли Хан сразу узнала в Петровой родственную душу, не пожелавшую растекаться в потоке сочувственных, но пустых фраз.

- Проходи, посмотри на бывшего кандидата в покойнички, Магда!

- С удовольствием. Ты не против?

- Абсолютно! Садись и расскажи мне, что вообще происходит. Из докторишек клещами слова не вытянешь!

Магда бросила фуражку на свободный столик и откинула назад волосы. Седые пряди сверкнули в лившемся через окно свете, как чистое серебро, и на мгновение Ли Хан позавидовала своей полной сил и здоровья гостье.

- Ничего удивительного, - усмехнулась Магда. - Половина персонала этого захваченного нами госпиталя - уроженцы Внутренних Миров, и они не любят распространяться о том, что происходит.

- По-моему, ты несправедлива к капитану Левеллину, - кротко заметила Ли Хан со своих подушек. - Мне кажется, доктора не волнуют знаки различия, которые носят его больные. Он ухаживает за мной, как за родной дочерью.

- Он исключение! - язвительно заметила Магда. - Большинство из них воротит нос, когда мы заходим к ним в палату. Ничего удивительного! Их оборонительные сооружения я бы тоже назвала просто вонючими!

- Вот как? - скривила губы Ли Хан. - Лично я, не успев "принюхаться", потеряла половину боевой группы!

- Ну не надо так, Ли Хан! Конечно, они здорово тебя пощипали, но "Ятаган" и "Шмель" практически не пострадали. А ты-то, ты-то что с ними сделала! Моей боевой группе достались одни обломки! Это ты и твои люди выиграли сражение!

Ли Хан упрямо покачала головой, но ничего не сказала.

- Да, да! Это все ты! - настаивала Магда. - Бедные пилоты их истребителей были настолько неопытны, что у них не было ни малейшего шанса на спасение, когда Келлерман катапультировал свои эскадрильи. Местное население тоже было за нас. Гарнизоны некоторых планет пытались сопротивляться, но с ними справились меньше чем за день. Без поддержки космических кораблей им было против нас не выстоять. Но если бы ты и твои люди не разгромили эти форты, пока они еще не пришли в себя от неожиданности!... - Магда театрально содрогнулась.

- Они меня здорово потрепали, - упрямо повторила Ли Хан с горечью в голосе.

- Конечно! Но на этих фортах служили опытные вояки. Больше у "федералов" таких не было. А из кораблей у них были только линейный крейсер и шесть эсминцев, которые сразу смылись, как только поняли, что нас много. - С этими словами Магда так заразительно засмеялась, что даже Ли Хан улыбнулась, несмотря на свою депрессию. - Представь себе, что скажет их капитанам старина Прицковицкий! Вообрази, что он напишет о них в своем рапорте!

- Да уж! - согласилась Ли Хан и сама удивилась тому, что засмеялась в первый раз после сражения. Ей так понравилось смеяться, что она попробовала это еще раз под одобрительным взглядом Магды. - Знаешь, ты лучше любого лекарства!

- Что правда, то правда! - тряхнув седой шевелюрой, сказала Магда. - Но если бы не ты, меня бы здесь не было. Как только мы появились из узла пространства, они открыли огонь по моему "Волкодаву" из всего оружия, которое у них оставалось. К счастью, у них оставалось немного.

- Ну и слава Богу!

- Вот именно! Кстати, поднимаясь к тебе, я зашла к твоему капитану Цинг Чангу. Он зол как черт, потому что его к тебе не пускают, но сам уже поправляется. Даже не совсем облысел.

- Слава Богу! - негромко проговорила Ли Хан. - А что лейтенант Кан?

- Немного похуже, чем Цинг Чанг, но тоже поправляется.

- Я очень рада!

- Я тоже рада за тебя!

- А что флот?

- Все нормально. Адмирал Ашигара уже вылетела к Зефрейну, а космические авианосцы Келлермана отправились на встречу с мониторами. Он вылетают к Гастенхоу.

- А ты почему здесь? - спросила Ли Хан.

- А я, милочка моя, по крайней мере на какое-то время - военный комендант Симмарона. К моим кораблям добавили группу тяжелых крейсеров и легких космических авианосцев. Потом мы выгрузили разобранные истребители... Знаешь, остатки космических фортов почти сразу сдались, увидев, что ты сделала с их сослуживцами!

- Понятненько! - задумчиво поджала губы Ли Хан. - Я смотрю, ты делаешь блестящую карьеру. Рада за тебя!

- Правда? - Магда одарила Ли Хан теплой улыбкой. - Спасибо, но на самом деле этот пост ждет твоего выздоровления. Так что поправляйся и приходи мне на смену!

- А мне кажется, что у Симмарона и так шикарный военный комендант, - заметила Ли Хан.

- Да уж... Но я с удовольствием уступлю кому-нибудь эту должность... Кстати, если ты не возражаешь, в коридоре ждет один человек, который очень хочет тебя увидеть. Это мой начальник штаба.

- Так пусть заходит! У меня тут вообще никого не бывает, а именно его я еще не поблагодарила за то, что он не расправился со мной в Биджлоу.

Магда улыбнулась и вышла в коридор, чтобы пригласить капитана Кондора. Ли Хан наблюдала за его глазами, скользнувшими по ее безволосому черепу и изможденному лицу, и подумала, не напугала ли его своим видом. Однако Кондор просто улыбнулся:

- Доброе утро, командир! Я думал, вы выглядите намного хуже.

- Хуже?! - покачала головой Ли Хан. - Вы что, шли отдать последний долг покойнику, капитан?

- Да нет, тому, кто чуть им не стал.

- Жаль, что вы не посетили меня раньше. Мой вид вполне оправдал бы ваши ожидания, - сказала Ли Хан и похлопала ладонью по своей койке. - Тут только один стул, так что кому-то придется присесть вот сюда.

Когда Кондор сел на стул, а Магда взгромоздилась на краешек койки, Ли Хан забеспокоилась, что последует неловкая пауза. Но к ней пришли коллеги-профессионалы, которые прекрасно отдавали себе отчет в опасности своего ремесла и могли спокойно о нем рассуждать. Более того, Ли Хан почувствовала, что очень рада тому, что они отлично ладят друг с другом. Она знала, что Магда с Кондором не встречались до того, как он стал начальником ее штаба, но сейчас казалось, что между ними существуют более тесные отношения, чем те, которые требует совместная работа, - отношения, позволявшие им спокойно и непринужденно общаться в любой ситуации.

Чем дольше Ли Хан слушала Магду и Кондора, тем больше она убеждалась в том, что они понимают друг друга с полуслова. Они пользовались своего рода устной стенографией, в которой отдельные слова заменяли целые фразы, хотя, судя по всему, и не отдавали себе в этом отчета. Вместе с тем они старались вовлечь в разговор и ее. При этом Ли Хан почувствовала, что хочет открыться им так, как она никогда не открывалась другим людям. Позднее она размышляла о том, не подточила ли физическая слабость обычную сдержанность, но подозревала, что все дело было просто в обаянии Магды Петровой.

Ли Хан наблюдала за ней и чувствовала, как та притягивает к себе и ее саму, и Кондора. С того далекого времени, когда она сидела маленькой девочкой на коленях у матери, Ли Хан не ощущала столь глубокого спокойствия. Сейчас она испытывала лишь безграничную благодарность, понимая, насколько ей нужен был этот душевный покой. Она позволила себе расслабиться до такой степени, что даже не сразу заметила, что речь зашла о ее ранениях.

Потом она так и не вспомнила, каким образом проговорилась, но не могла забыть, как Магда на нее посмотрела. Взгляд ее карих глаз был добрым и теплым. Было видно, что ей хочется поддержать Ли Хан. На свете очень мало людей, способных сочувствовать, не подрывая своим состраданием силы, необходимые для борьбы с болью. Ли Хан поняла, что Магда именно такой человек.

- Диагноз подтвердился? - негромко спросила Магда.

- Да! - Ли Хан почувствовала, что у нее задрожали губы, и тут же постаралась взять себя в руки. Поддержка Магды придавала ей силы, и она кивнула: - Один шанс из шестидесяти, что я смогу зачать нормального ребенка.

- Черт возьми! - Это проклятие, сорвавшееся с языка у Кондора, могло бы нарушить самообладание Ли Хан, но она увидела на его смуглом худощавом лице выражение гнева. Кондор просто-напросто пришел в ярость, услышав о ее страшной потере. В этот момент он стал ее братом.

- Ты уже решила, что делать? - У Магды было очень спокойное лицо, и Ли Хан показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит ее по голове.

- Я добилась того, чтобы меня полностью стерилизовали,- грустно покачав головой, сказала она.- Дэффид расстроился еще больше меня, хотя и старался этого не показывать.

- Могу себе представить! - Магда легонько погладила Ли Хан по колену. - Да, странные мы люди - дети Звездных Окраин! - Она улыбнулась, еще раз погладила Ли Хан, взглянула на часы и поднялась на ноги.- Вот черт! Смотрите, сколько времени! Твой "милосердный целитель", - (Ли Хан улыбнулась, услышав любимую фразу Левеллина), - что-то там бормотал о военно-полевом суде, если мы вымотаем тебя своими разговорами. А ты, по-моему, немного устала. Так что нам лучше сматываться. Но мы обязательно придем еще, правда, Джейсон?

- Конечно, командир! - Кондор потрепал Ли Хан по исхудавшей руке и на мгновение сжал ее в своей. - Не переживайте, Ли Хан, мы проследим, чтобы на Симмароне было все тихо, пока вы не поправитесь.

- Не сомневаюсь!

Ли Хан проводила их взглядом до дверей, а потом окликнула немного громче обычного:

- Спасибо, что пришли! - Ее саму удивило, как ей, обычно такой сдержанной, полегчало от этих слов. - Спасибо за то, что вы есть! Мне стало лучше! Гораздо лучше!

- Не говори глупостей! - усмехнулась Магда, засунув под мышку фуражку, пока Кондор открывал дверь. - Мы просто решили прогуляться по твердой земле!

Магда игриво отдала честь Ли Хан и вышла в коридор. Кондор последовал за ней. Ли Хан долго смотрела в задумчивости на закрывшуюся за ними дверь. Потом она опустилась на подушки и отдалась во власть привычной сонливости.

- Не сомневаюсь, Магда, - тихо прошептала она, улыбаясь про себя. - Другого повода сойти с корабля тебе, конечно, было не найти!

Мужество - первейшее качество воина.

Генерал Карл фон Клаузевиц. О войне

Барабанный бой

Первыми эту отдаленную двойную звезду открыли орионцы. Человек по-своему исказил ее орионское имя, называя ее "Зефрейн". Компонент В, оранжевый гигант К8, величественно вращался вокруг желтой звезды G5 по орбите с более чем пятидесятипроцентным эксцентриситетом, сближаясь с ней в периастрии до мизерного расстояния в три световых часа. Обе звезды имели небольшие группы планет, а широкие пояса астероидов отмечали гипотетические орбиты мертворожденных газовых гигантов, которые обязательно сформировались бы там, если бы каждая из звезд не оказывала разрушительного гравитационного воздействия на систему своей спутницы.

Планета Зефрейн А-II была маленькой и весьма плотной. На ней было полно жидкой воды и свободного кислорода. Какой-то шутник из числа звездных картографов Земной Федерации назвал ее Ксанаду (Название фантастической прекрасной местности из поэмы английского поэта Сэмюэла Тэйлора Колриджа "Кубла Хан". Некоторые географические названия на этой планете также взяты из этой поэмы. (Прим. переводчика.)), и она стала местом обитания быстро размножавшегося человеческого населения. Однако научно-исследовательский центр ВКФ в Зефрейне находился на планете A-III под названием Геенна - безжизненном, почти лишенном атмосферы песчаном шаре, очень мало отличающемся в положительную сторону от соседствующего с Землей Марса. Станцию поместили туда именно потому, что она должна была стать целью номер один любого нападения на этот мир. Еще со времен Говарда Андерсона Военно-космический флот Земной Федерации был твердо убежден в том, что "сражения следует вести в космическом пространстве, где им самое место", а если не в космическом пространстве, то хотя бы на непригодных для жизни планетах, о которых никто не будет грустить, когда их разнесут в клочья космические мониторы.

Вице-адмирал Иан Тревейн подумал, что такой подход был более чем оправдан, когда речь шла об инопланетянах, которые и глазом не моргнув могли походя уничтожить без остатка парочку человеческих колоний. Однако во время боевых действий с такими же человеческими существами, как и он сам, целям вроде научно-исследовательского центра ВКФ на Зефрейне следовало бы находиться по соседству с человеческими населенными пунктами. Впрочем, может быть, и это не остановило бы республиканцев. Ведь эти кровожадные канальи уже продемонстрировали, что гибель мирных жителей их не остановит!

Республика Свободных Землян... В связи с этим названием Тревейну пришел на ум циничный вопрос, когда-то заданный о Священной Римской империи, некогда существовавшей на Земле: в каком смысле она была "священной", до какой степени "римской" и была ли она вообще "империей". Он хотел было обсудить эту проблему со стоявшим рядом пожилым мужчиной, но сдержался, потому что добился бы только пустого взгляда и вежливо-безразличного ответа. Вице-адмиралу Сергею Ортеге было совершенно наплевать на парадоксы истории.

Как бы то ни было, сейчас перед Тревейном стояли задачи поважнее. Например, ему нужно было уговорить Ортегу остаться на борту его корабля.

Они стояли на адмиральском мостике флагманского монитора Тревейна под названием "Зорофф". Рядом с ним на орбите Ксанаду находились остальные корабли боевой группы, которую он провел в Зефрейн сквозь пламя полыхавшего по всем Звездным Окраинам мятежа. Сам Тревейн до сих пор вспоминал об этой одиссее с чувством благоговейного страха, почти не веря в то, что совершил это.

Тридцать вторая боевая группа была в шоке, когда из Внутренних Миров до нее дошли известия о первых вспышках мятежа, но Тревейн предвидел бурное развитие событий и принял меры предосторожности. Весь личный состав его кораблей, в том числе выходцы со Звездных Окраин, знал его и верил ему. Командовавшие его кораблями люди как один выразили готовность выполнять его приказы, а те немногочисленные попытки возмутиться, которые все-таки случились на кораблях, были подавлены почти бескровно.

Затем пришел момент осмыслить еще одну страшную новость, прибывшую на борту легкого крейсера "Сиукс", - известие о кровавой резне в мире Голвей, к которому были приписаны все корабли тридцать второй боевой группы. На Голвее были разрушены крупнейшие кораблестроительные заводы Земной Федерации. Помимо всего прочего оказался уничтоженным и Адмиральский квартал, в одном из домов которого возвращения Тревейна ожидали его жена Наталья с дочерьми - семнадцатилетней Кертни и тринадцатилетней Людмилой...

Доктор Юань, главный врач монитора "Зорофф", много рассуждал о периоде "неприятия трагедии", в течение которого понесший утрату человек просто не может в нее поверить. К счастью для тридцать второй эскадры, Тревейн все еще находился в этом состоянии, когда вслед за "Сиуксом" из того же узла пространства стали появляться боевые корабли мятежников.

По мере того как один за другим они выскальзывали из узла пространства, Тревейн с точностью хорошо отлаженного механизма отдавал приказы. Мятежных кораблей было слишком много, чтобы с ними сражаться, но среди них не было мониторов. Космический монитор способен раздавить, как козявку, корабль любого другого класса, оказавшийся у него на пути. Вполне естественное нежелание мятежников выступить в роли козявок дало Тревейну возможность оторваться от них и пуститься наутек. К сожалению, бежать было почти некуда, так как все Звездные Окраины словно с цепи сорвались.

Тревейн хорошо помнил, как его усталые корабли перемещались из одной звездной системы в другую: из Хуареца в Ифигению, из Лисандра в Бальдур - в надежде прорваться во Внутренние Миры, но в конечном итоге только нарвались на космические авианосцы мятежников, которые уничтожили оба имевшихся у него крейсера-разведчика. Да, в Бальдуре его здорово потрепали! Именно там Тревейн понял, что полностью отрезан от Внутренних Миров и ему остается или принять бой, или нарушить орионское космическое пространство.

Командующий орионскими вооруженными силами в Сульзане оказался дураком, за что Тревейн был ему безгранично признателен. Официальный нейтралитет Орионского Ханства подразумевал немедленное интернирование всех кораблей ВКФ Земной Федерации, оказавшихся в его космическом пространстве, но Диарнуд Фрилатака по прозвищу Желтый Клык так долго не мог на это решиться, что Тревейн успел добраться до узла пространства, ведущего к столице округа в Рефраке. Окружной губернатор не был дураком, но он тоже сделал вид, что не заметил появления эскадры в своем пространстве. Тревейн подозревал, что это произошло потому, что в конечном итоге Хан Ориона был заинтересован в победе Внутренних Миров, хотя, возможно, совокупная огневая мощь кораблей тридцать второй боевой группы также сыграла свою роль. Как бы то ни было, окружной губернатор позволил им скрыться именно сквозь тот узел пространства, который им был нужен, потому что по ту его сторону находился Зефрейн.

Зефрейн же был воротами, ведущими в область Земной Федерации, известную под названием "Пограничные Миры", и крупнейшей военно-космической базой, когда-либо построенной человеком. К своему удивлению и огромному облегчению, Тревейн обнаружил, что Зефрейн по-прежнему верен правительству Земной Федерации.

Населению Ксанаду приходилось сносить такой же политический и экономический гнет, как и остальным Дальним Мирам, а идея слияния Земной Федерации и Орионского Ханства вызывала у них еще большее отвращение. И все-таки жители этого мира с давних пор были воинствующими сторонниками Земной Федерации, так как именно в нем проходили все самые ожесточенные сражения Четвертой межзвездной войны. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в системе Зефрейн был тогда всего лишь пушечным мясом в войне с врагом, считавшим, что человечинка - прекрасное украшение праздничного стола. От паукообразных обитателей Зефрейна тогда защищали только корабли ВКФ Земной Федерации, верность которой стала в этой звездной системе чем-то вроде религии, и ни о каком выходе из ее состава, конечно, не могло быть и речи.

Оказавшись изолированными от остатков разваливающейся Федерации, обитатели Зефрейна сформировали временное правительство, объявившее о своей верности Законодательному собранию. Адмирал Ортега, командовавший кораблями пограничной стражи на Зефрейне, также оказался отрезанным от своего непосредственного начальства и решил предоставить свои силы в распоряжение временного правительства. Его нельзя было назвать выдающимся адмиралом, у него явно не хватало воображения, но он был безукоризненно честен и старше Тревеина по должности. Поэтому Тревейн предоставил свои корабли в распоряжение Ортеги.

Теперь, выйдя победителем из головокружительной гонки, Тревейн начал постепенно осознавать суть происшедшего. Мысли пульсировали у него в голове, как медленный монотонный бой огромных барабанов, от которого ему больше не суждено было избавиться. Он понял, что теперь у него не осталось никого, кроме Колина, который в конце их последнего разговора стукнул кулаком по столу и удалился, не сказав отцу ни слова на прощание...

Сцена ссоры с безжалостной отчетливостью стояла перед мысленным взором Тревеина. Колин заявил, что сочувствует жителям Звездных Окраин, а адмирал пришел от этого в ярость. Теперь-то он понимал: отчасти это объяснялось тем, что его сын не моргнув глазом говорил вещи, о которых он сам не имел права говорить вслух, хотя и понимал их справедливость. Поэтому ему пришлось, как последнему идиоту, брызгать слюной по поводу присяги...

- Я присягал Земной Федерации, - гневно парировал Колин, сверля отца голубыми глазами, унаследованными от матери, - а не шайке вонючих политиканов из Индустриальных Миров! Отец, неужели ты не понимаешь, что Федерация, которой мы с тобой присягали, погибла вместе с Фионой Мак-Таггарт?!

- Довольно! - взревел Тревейн. - По-твоему, я не понимаю, что у Дальних Миров есть причины для недовольства?! Но никакие претензии не могут оправдать разрушения единого государства, которое человечество строит уже более четырех столетий!

Дальнейший их разговор продолжался в том же духе: бесполезное повторение несовместимых точек зрения и гнев в момент расставания. Теперь Тревейн сердился только на судьбу, кидавшую его, тогда еще младшего офицера, по глубинам космического пространства, пока Колин подрастал на Голвее. Лишь позднее, когда он смог проводить больше времени с семьей, Тревейн понял, что счастье родителя состоит в том, что он может вновь познавать окружающий мир вместе с растущим ребенком. Это счастье Тревейн познал вместе с Кертни.

Покидая вместе с Ортегой флагманский мостик, Тревейн сделал последнюю попытку:

- Ну послушай же меня, Сергей! "Зорофф" намного лучше "Крейта" оснащен как флагманский корабль, и его броня намного мощнее. Командующему флотом нелепо находиться на линкоре, когда в его распоряжении имеется почти неуязвимый монитор. Ты сам прекрасно это понимаешь!

Ортега устало улыбнулся. Он прислушивался к советам Тревейна почти во всем, но тут уперся - и ни в какую!

- Иан, в течение всего моего пребывания на Зефрейне "Крейт" был моим флагманом. Большинство его экипажа родом из Пограничных Миров. Мы уже прекрасно знаем друг друга. Если я переберусь на "Зорофф" - чем бы это ни объяснялось, - они подумают, что я им больше не верю, и... перестанут доверять мне. Вокруг и так творится черт знает что! Давай постараемся как можно меньше нарушать устоявшийся порядок вещей! - Ортега помолчал несколько секунд, а потом, как бы неохотно, продолжал: - И не надо больше говорить о том, что я якобы лично знаком с очень важными фигурами во временном правительстве. Мы оба прекрасно знаем, что в Пограничных Мирах пока нет стабильности, и, возможно, нам придется объявить тут в том или ином виде военное положение.

- По-моему, ты недооцениваешь этих людей, - возразил Тревейн. - Они лучше других знают, что такое война, и сформировали временное правительство, потому что хотят сохранить верность Земной Федерации. Вот почему твои связи среди этих людей нам так важны. Да ведь и твоя родная дочь среди основателей этого правительства! Давай не будем его игнорировать и введем туда представителя Земной Федерации, наделенного исполнительной властью и чрезвычайными полномочиями в критической ситуации. Мы с моим юрисконсультом даже откопали прецедент. Во время Фиванской войны капитан одного корабля объявил себя наделенным чрезвычайными полномочиями временным военным губернатором звездной системы Данциг. Впоследствии его действия были одобрены. Давай объявим тебя, скажем, генерал-губернатором Пограничных Миров до завершения вооруженного конфликта.

Ортега открыл было рот, чтобы возразить, но Тревейн жестом попросил выслушать его до конца.

- Если Законодательному собранию это придется не по вкусу, оно нам так и скажет, когда с ним будет восстановлена связь. Однако нам с тобой следует исходить из предположения, что от Федерации остались только Пограничные Миры. Откуда мы знаем, может, Землю месяц назад поглотила черная дыра?! Мы тут сами по себе и должны действовать соответствующим образом. Именно поэтому ты нам так важен! Ведь ты дитя этого мира, пусть и приемное!

Ортега открыл рот, потом закрыл и покачал головой:

- Знаешь, Иан, мне, как всегда, не поспеть за полетом твоих мыслей. Давай отложим все это по крайней мере до тех пор, пока не минует непосредственная угроза.

Под "непосредственной угрозой" он, конечно, подразумевал нападение мятежников, которого следовало ожидать в самом ближайшем будущем. Оно было неизбежно не из-за колоссальных кораблестроительных и ремонтных мощностей Зефрейна и даже не из-за того, что Зефрейн охранял "Врата" - узел пространства, являвшийся единственным пригодным к практическому использованию путем, связывавшим Пограничные Миры с остальной частью Земной Федерации. Важность Зефрейна заключалась в его научно-исследовательском центре, в котором два поколения блестящих умов беспечно разрабатывали проекты военных технологий нового поколения. Им было наплевать, что новые виды вооружения никто не производил. Кому же нужна новая гонка вооружений с Орионским Ханством! И они даже не заметили, что попытки создать еще более крупные и дальнобойные ракеты ненароком подвели их к порогу настоящей революции в области гравитационных технологий, революции, которой суждено было преобразить намного больше, чем просто современную войну! Базы данных научно-исследовательского центра на Зефрейне были утробой, в которой зрели зародыши новой эры освоения космического пространства, и Тревейн без колебаний прибег бы к термоядерному аборту при возникновении угрозы захвата центра мятежниками.

Научно-исследовательский центр на Зефрейне был ключом к Пограничным Мирам. Если бы удалось начать производство новых типов вооружений в достаточных количествах (а база ВКФ в Зефрейне как раз и была одним из двух или трех мест в Федерации, где это представлялось возможным), Пограничные Миры смогли бы выстоять. Тревейн и Ортега знали это и действовали исходя из предположения, что мятежники это тоже понимают и сделают все возможное, чтобы помешать.

Бортовой электромобиль остановился в шлюпочном отсеке "Зороффа". Из него вышли оба адмирала, внешне такие непохожие один на другого. Ортега был невысокий и немного тучный. Его коренастая фигура и широкое скуластое лицо напоминали о славянских и латиноамериканских предках. Тревейн же был высоким, худым и очень смуглым - типичный англичанин с изрядной примесью "цветной" крови, унаследованной населением Британских островов в конце двадцатого века от своей уходившей в небытие империи. У него уже редели волосы на макушке, но в отличие от некоторых (и, в частности, от Ортеги) он дал себе труд отрастить короткую аккуратную бородку, модную среди офицеров мужского пола на службе в ВКФ Земной Федерации. Хотя Тревейн никогда в этом не признавался, он гордился своей бородкой и стеснялся лысины.

- Когда вернемся с учений, давай отправимся на пару дней в Ксанаду, - предложил Ортега. - Ты слишком давно не слезал с корабля, Иан! А вдруг ты уже разучился ходить по земле?! - добавил он, обнажив в улыбке крупные зубы. - Кроме того, я хочу познакомить тебя с некоторыми членами временного правительства. В том числе с Мириам.

На лице у Ортеги отразились гордость и удивление, которые он испытывал каждый раз, думая о дочери.

- Она давно хочет с тобой познакомиться.

- Буду очень рад, - без особого энтузиазма сказал Тревейн. Ортега заметил его колебания и снова улыбнулся:

- Придется смириться с неизбежностью этой встречи, Иан. Мириам такая же, как ты, - всегда добивается своего. Она - вылитая мать.

Они подошли к катеру Ортеги. Почетный караул из космических десантников встал по стойке "смирно".

Внезапно Ортега остановился и фыркнул:

- Генерал-губернатор! Надо же такое придумать! - Потом он подмигнул Тревейну и добавил: - По крайней мере, ты так увлекся этой идеей, что перестал уговаривать меня переехать на "Зорофф"!

На следующий день Тревейн сидел в небольшой штабной рубке рядом с адмиральским мостиком "Зороффа". Он был там с начальником своего штаба Соней Десай и слушал начальника оперативного отдела штаба Генджи Йошинаку, излагавшего ход учений, запланированных на следующие несколько дней. Капитан Шон Ф. К. Ремке, командир "Зороффа", находился на капитанском мостике и слушал Йошинаку, глядя на него с экрана монитора. Тревейн прислушивался к информации, в то же время изучая своих подчиненных.