Чьи-то следы тянулись по склону бархана и скрывались за его гребнем. Не давая птице опомниться, Зеро бросился туда, пока ветер не заровнял отпечатки босых ступней, но тут же провалился по колено, и Красный беркут, вонзив когти в его плечо, поднялся в небо. Внезапный приступ ужаса не позволил посмотреть вниз, и только боль мешала страху овладеть всем его существом.
– Отпусти!!!
Когти тотчас же разжались. Беркут не успел подняться слишком высоко, и Зеро лишь воткнулся по пояс в песок. Оказалось, что Беркуту лишь надо было сказать, чтобы отстал… Давно надо было. Свобода! Иди куда хочешь!
Он попытался сделать шаг, но сухая трясина уже намертво держала его в своих объятиях, и с каждым движением он проваливался все глубже и глубже…
– …же ты, наконец! Эй, проснись! – Тика тряс его за плечо, держа свободной рукой керосиновый фонарь, единственный, кроме стульев, предмет роскоши в этой камере. – Зеро! Там что-то твориться. Слышишь?
Сначала надо было проснуться, а потом уже прислушиваться, но автоматная очередь, раскатившаяся эхом по коридорам, вернула его к действительности.
– Вот. Уже совсем рядом.
– Ну и что? – Реальность все-таки выглядела более привлекательной, чем недавний сон, и Зеро резким движением принял сидячее положение. – Пусть стреляют. Мы-то здесь при чем…
Перестрелка приближалась стремительно, и вскоре стали слышны отрывистые команды, вопли раненых и топот. А потом дверь в камеру слетела с петель и с грохотом повалилась на пол, пропуская вовнутрь облако едкого дыма. Четверо в пятнистых комбинезонах и черных масках с прорезями для глаз ворвались в помещение, подхватили узников под руки и, чуть ли не волоком, потащили с собой по коридорам, винтовым лестницам, пиная прутья от разбитых решеток и спотыкаясь о неподвижные тела надзирателей.
Э. Н., 16 день, 9 ч. 17 м.
– Повелитель, твои подданные уже сыты! – Тесса повторяла это уже не первый раз, но Недремлющий, казалось, не слышал ее, продолжая медленно ходить по периметру кронверка Твердыни, выбрасывая вниз из своих бездонных горстей желтоватую кашицу, пахнущую жареными орехами и кислым молоком.
Каждое утро несколько бульдозеров с ревом сгребали плоды трудов пришельца, а потом десятка три большегрузных самосвалов развозили все это по свиноводческим фермам. Оставлять горы рассыпчатой кашицы возле стен Твердыни было нельзя – во-первых, через трое суток она скисала, распространяя на несколько миль с подветренной стороны запах тухлятины, а во-вторых, Недремлющий мог обидеться на то, что неблагодарные смертные не принимают его даров, и начать в гневе рушить города и строить дворцы. Ломать у него получалось гораздо лучше, чем строить, и теперь все свое время, свободное от «кормления» народа и сна, он пытался довести до ума возведенное им сооружение – рихтовал кривые стены, наращивал башенки, замазывал взглядом возникающие то там, то здесь трещины…
– Повелитель!
– Молчи. – Коротко и ясно. Пришелец вообще был немногословен, и рот открывал, в основном, для приема пищи. Стол в трапезной был теперь накрыт постоянно, а кухня при ресторане Консулата перешла на трехсменный режим работы. Недремлющий нашел себе развлечение – он дегустировал новые яства, и это отвлекало его от активных действий по дальнейшему уничтожению врагов бессмертного владыки, который все равно далеко.
Но покорное население он упорно продолжал кормить манной, считая это одной из главных своих обязанностей как наместника Родонагрона-бессмертного в царстве с варварским названием Сиар.
– Пить! – приказал он кому-то невидимому, и тут же в его руке возник слегка скособоченный бронзовый кубок до краев наполненный густым красным вином.
Он наливал себе после каждого обхода, и терпкая жидкость просто вливалась в его бездонную гортань, в которой по-прежнему не было языка. Когда Недремлющий пел Славу или что-то говорил, его рот не утруждал себя артикуляцией, он просто открывался и исторгал звуки.
– Повелитель! – Обращаться в третий раз было рискованно, но проклятый истукан мог удалиться, так ни слова и не сказав. – Повелитель, твои рабы полны усердия, а воины – храбрости, но если они будут чаще видеть тебя и больше знать о твоих свершениях, их усердие и храбрость удесятерятся…
Недремлющий слушал, продолжая методично бросать горсти кашицы в проемы между зубьями кронверка, и казалось, что он вновь, в который уже раз, не слышит ее.
– …и пусть каждый пятый погибнет, зато уцелевшие будут соблюдать ритуалы с большим рвением. Здесь много людей, и среди них много лишних. Надо искоренить даже память о прежних владыках, тех, что плавали по водам в железном дворце…
Она замолкла на полуслове, ощутив на себе взгляд пришельца. Недремлющий бросил свое занятие и неподвижно смотрел на нее. Смотрел так, что у нее все похолодело внутри, особенно когда по его надбровным дугам пробежали искорки. Сейчас он сдерживал багровый огонь, который разгорался в нем вслед за гневом, страхом, болью, смятением. Казалось, еще несколько мгновений, и по Вальпо прокатится еще одна волна разрушений, а от нее, Тессы-Заступницы, императрицы Сиара, не останется и мокрого места…
– Повелитель! Ты слишком велик! Здесь нет ничего такого, что было бы достойно твоего гнева. – Главное – не сорваться на крик, главное – не напугать всемогущего собеседника. Вспышка гнева должна либо погаснуть, либо…
– Мое величие ничтожно перед величием Родонагрона-бессмертного. – Он отвернулся о Тессы и поклонился стоящей рядом статуе владыки.
– Твое величие здесь равно его величию там! – Эти слова были страшной крамолой, но Тесса решилась… Это были те самые слова, желанные и страшные, которые Недремлющий произнес однажды во сне, точнее, они сами вырвались из его гортани. – Вот видишь! Я это сказала, а гнев владыки не настиг меня. Лишь твой гнев и твое слово имеют здесь силу, и ты здесь владыка, а не Родонагрон.
Она смотрела на него с восторгом и почтением, она упала перед ним на колени, она ждала… Сейчас свершится! Либо он растопчет ее, либо начнет разрушать статуи владыки, воздвигать на их месте свои, а ей дарует бессмертие или хотя бы продлит жизнь настолько, что ей хватит. И она тоже станет объектом поклонения для многих поколений сиарцев…
– Я не трону тебя, – вторгся в ее мысли трубный голос Недремлющего. – Я не трону тебя. Я подожду, когда ты сама умрешь. И если смерть твоя не будет слишком страшна, то, возможно…
Он швырнул вниз последнюю горсть манны и исчез, скорее всего, переместившись в трапезную, где с утра благоухал на подносе поросенок, запеченный с черносливом, маринованные устрицы, тазик салата «Император» и еще несколько десятков самых изысканных блюд…
Только оставшись в одиночестве, Тесса осознала, что минуту назад была на волосок от смерти. «И приняла она смерть от руки бессмертного!» Красиво, но не прельщает. Что ж, ей дано время, а значит, можно будет сделать еще попытку, и возможно, не одну…
Она неторопливо поднялась по широкой лестнице на каменное возвышение, где стояло кресло, ее кресло, доставленное сюда из зала Директории, села в него, распахнув разрез своего платья и скинув перламутровую туфельку с левой ноги. Отсюда открывался вид на город, где продолжалась муравьиная возня, плелись интриги и, наверняка, зрела смута. Но сейчас над столицей империи нависла ее розовая пятка, желание которой было превыше всего для всех остальных частей упругого тела императрицы.
Э. Н., 16 день, 16 ч. 15 м.
– Как прикажите доложить? – Дворецкий смотрел на него без должностного подобострастия, но это было вполне естественно, если гость лично ему не известен и еще не представился.
Вико протянул визитку, и присел на один из стульев, выстроившихся в длинный ряд вдоль стены, зная, что в таких домах слугам полагается передвигаться медленно и степенно.
Салазар де Карпелитто в свое время сам вышел на агентурную сеть Конфедерации и предложил свои услуги. По его утверждениям, он хотел немногого: когда все кончится, остаться на свободе и при деньгах, которые подкопил на старость… Каким образом ему удавалось добывать сведения о банковских счетах членов Директории, недвижимости, закупленной ими же в Старом Свете через подставных лиц, о респектабельных фирмах в Альби, Роме и конунгатах, управляемых из Вальпо, как он получал информацию, которую каждый консул хранил в строжайшем секрете, в особенности, от других членов директории – все это было не вполне понятно, но полученная от него информация раз за разом подтверждалась. Видимо, дон Салазар всерьез думал о будущем, своем и своих многочисленных родственников.
– Их высокопревосходительство изволили сказать, что не знают никакого Геро Виктори. Не изволите ли уйти… – На этот раз дворецкий смотрел на него с нескрываемым злорадством. Видимо, любая возможность отшить посетителя вместо того, чтобы услужливо кланяться, принимая трость или шляпу, доставляла ему профессиональное удовольствие.
Собственно, Вико ожидал подобного исхода, но церемонию нужно было соблюсти, чтобы не привлекать внимания внешней охраны, сквозь которую он прошел, показав бляху третьего отдела коллегии национальной безопасности. В Вальпо с этой начищенной медяшкой можно было пройти куда угодно, правда, безо всякой уверенности, что выйдешь обратно…
От короткого резкого тычка под ребро дворецкий согнулся пополам, пытаясь кричать, но напрасно – после таких ударов не кричат. Вико обрушил левый кулак на подставленный бритый затылок, а правой рукой подхватил обмякшее тело. Теперь есть не более двух минут на переодевание дворецкого в костюм коммивояжера Виктори, а самого коммивояжера – в дворецкого. Посетитель останется сидеть на стуле, привалившись к спинке и свесив подбородок, готовый к долгому ожиданию аудиенции, а дворецкий отправится вверх по мраморной лестнице с докладом к хозяину особняка, чуть ли не самого изящного в аристократическом квартале.
Консул стоял за конторкой в шелковом хуннском халате, прижимая левой рукой к себе черного карликового пуделя.
– Присаживайтесь, коллега, – сказал дон Салазар, едва взглянув на посетителя. – Чем обязан?
Вико даже слегка вздрогнул от неожиданности… Он был почти уверен, что никаких «хвостов» за ним не было, и что здесь его не ждут.
– Вы напрасно думаете, что Северный Сиар – проходной двор для любого типа с фальшивыми документами. – Консул отпустил пуделя и аккуратно положил перо на конторку. – Вас засекли еще в Удоросо, и когда все кончится, поставьте свечку в кафедральном соборе, поблагодарите Единого, что это были мои люди.
– Насколько я знаю, мы уже давно договорились, как будут оплачены ваши услуги… – Вико решил сразу поставить на место зарвавшегося агента, но тут же получил достойный отпор:
– Я вам не таксист и не бармен, дженти Гресс. Я не оказываю услуг и ни на кого не работаю. Только на себя! И хотя я не знаю, какой мне резон в нынешней ситуации продолжать с вами сотрудничать, заметьте, я не приказал схватить вас, дорогуша, хотя возможностей для этого было сотни. Вы гуляли тут, как у себя дома, хотя и дома-то, насколько я знаю, без охраны в общественных местах не появляетесь. – На его лысине выступила капелька пота, и он смахнул его рукавом халата. – Итак, сначала ужин или сразу поговорим?
– Прикажите оказать помощь вашему дворецкому, а то он очнется через пару минут с острой болью селезенке…
Э. Н., 16 день, 19 ч. 50 м.
– …а если мы решим эту проблему, тогда наш договор может вновь обрести смысл. Я хочу своевременно покинуть Сиар, но пока это, с позволения сказать, явление здесь торчит, не видать мне моего имущества за рубежом, как, впрочем, и вам своего любимого президента, отца мировой демократии… – Салазар опрокинул рюмку текилы и выжидательно посмотрел на Вико, который не притронулся к выпивке. – А вот то, что вы спиртного не переносите, это для меня новость. Надо будет досье дополнить интересным фактом…
– Я думаю, дон Салазар, мое досье вам больше не пригодится. – Вико отодвинул от себя пустую тарелку и взялся за бокал с соком. – А проблема у нас действительно общая, и нам стоит обменяться соображениями…
– Э-э, нет! У вас, может быть, соображения, а у меня есть почти готовый план. Но это не значит, что я буду посвящать в него первого встречного. Мой план дорогого стоит, хотя бы потому, что он, в принципе, реален и кое-что уже сделано.
– Вам надо, чтобы я подтвердил наши обязательства? – Вико придал своему лицу выражение легкого недоумения. – Подтверждаю. Что еще?
– Я думаю, нам стоит пересмотреть некоторые принципиальные аспекты договора… Вашего влияния на уважаемого дженти Индо вполне хватит, чтобы заставить его коренным образом пересмотреть политику Конфедерации по отношению к многострадальному Сиару. Что вам стоит отказаться от поддержки этого бандита и самозванца Гальмаро и оказать содействие третьей силе, основу которой составит интеллектуальная элита страны, группа высших офицеров, церковь и широкие слои мелких собственников…
– Разумеется, под вашим руководством.
– Разумеется. – Дон Салазар широко улыбнулся, обнажив свежевставленные зубы. – Разумеется, мои э-э… пожелания вступят в силу, если мой план осуществится. Согласитесь, из меня получился бы куда более удобный и предсказуемый партнер, чем этот вечный бунтовщик Гальмаро… Со своей стороны, я мог бы гарантировать, что плантации, на которых выращивают дурь, будут уничтожены, если, конечно, средства, конфискованные у моих коллег по директории, будут вложены в развитие экономики Сиара. Пройдет всего несколько лет, и Сиар превратится в развитое демократическое государство…
Консул вещал, не переставая жевать и ухитряясь при этом сохранять значительный вид. При свете канделябров в нем можно было даже заподозрить истинного аристократа – если бы он только жевал. На самом деле, Вико прекрасно знал биографию собеседника. Досье на Салазара де Карпелитто, пухлая синяя папка, среди трех десятков подобных лежала в личном архиве зама шефа Департамента, просто шефа – рядом с личным делом команданте. Служащий таможни в порту Гидальго, содержатель притона в том же порту, потом – неведомо откуда свалившееся богатство, доки, склады, суконная фабрика. Политикой занялся при Уэсте, избран в законодательное собрание, после убийства президента исчез лет на пять, а потом – мгновенный взлет, кресло в зале директории с правом создания коллегии на вольную тему. Так в Сиаре возникла коллегия национальной безопасности, кормившаяся из тугого кошелька своего создателя и приносящая ему же немалые доходы. Новое ведомство занималось не только организацией контрабанды зелья и формированием рынка, но и довольно эффективно искореняло крамолу внутри страны. Если бы восстание Гальмаро не было стихийным, его подавили бы в зародыше, поскольку все, что говорилось вслух, достигало внимательного уха дона Салазара…
– …и, судя по вашему молчанию, вы готовы принять мои предложения. Так что, к делу! Вы знаете, дженти Гресс, что ваша старушка находится у меня?
– Какая старушка? – Вико сразу понял, какая.
– Доктор Гобит. Доктор Лола Гобит. – Дон Салазар довольно потер ладони о подлокотники кресла. – Мои парни захватили ее на свалке вместе с двумя вашими шпионами. Как их там… Валлахо и Дебби. Правда этих двоих у меня украли, я подозреваю, что это ловкий парень Пьетро постарался, но из них все, что можно, уже выжали, так что пусть развлечется, бедолага…
– Пьетро?
– Пьетро Сатори, главнокомандующий. К сожалению, со мной он договориться не смог, так что все равно скоро шею себе свернет. Так. Я, кажется, отвлекся. К делу, к делу, к делу! Ваша старушка с нами уже сотрудничает. Вы знаете, она утверждает, что при определенных обстоятельствах сможет подчинить себе волю этого ужасного существа. Видели бы вы, как оно одним взглядом перебило полтора десятка консулов прямо в зале директории…
– Да, Лола может подчинить себе чью угодно волю, – согласился Вико, – но, повторяю, не кому-нибудь, а себе. Мало вам Тессы-Заступницы, хотите получить Лолу-Вершительницу Судеб?
Дон Салазар озадаченно схватился за подбородок, прекратив, наконец, пережевывать пищу.
– Дженти Гресс… В конце концов, это ваш сотрудник. Я, например, стараюсь не держать в своем аппарате людей с подобными амбициями. Преданность, профессионализм и знание своего места… Вы же прекрасно понимаете, что никто не может чувствовать себя в безопасности даже за спиной этого чудища. Впрочем, чувствовать может, но это ошибка. Ваша Лола далеко не дура. Представьте, после нашей первой же беседы она раскусила, что я имею некие связи с вашим Департаментом, и, надо сказать, более охотно пошла на контакт. Она, несомненно, хочет вернуться в Эвери. Для нее наш потусторонний приятель – лишь очередной объект для опытов.
– Возможно-возможно… – Вико знал, что невозможно. Вико знал, что доктор Гобит получала колоссальное удовольствие от той власти, которую получала над своими подопытными. Если Лоле удастся овладеть волей монстра, то она долго не наиграется, и какие желания возникнут в ее седенькой головке, не предскажут ни гадалки с рынка, ни солидные аналитические центры. С доной Тессой хотя бы все ясно. Пока. – А теперь скажите, где вы возьмете тартаррин, чтобы открыть выход.
– Есть несколько вариантов. – Карпелитто почему-то перешел на шепот. – Во-первых, я надеюсь, что у вас в заначке что-нибудь найдется, во-вторых, где-то в территориальных водах Сиара скрывается подводный крейсер Гардарики, на борту которого ваш зонд с тартарриновым энергоблоком, а в-третьих, ваш сотрудник, некто Тика ван Дебби, утверждает, что одно из местных племен живет на тартарриновой жиле. И если эта информация подтвердится, у вас будет очень веская причина в случае нашего общего успеха отказаться от поддержки Гальмаро и принять мои предложения в полном объеме. Сезар не допустит вас к тартаррину, он сам в него вцепится мертвой хваткой, и тогда вполне сможет обойтись без Конфедерации. Тем более, у меня есть косвенные данные о его контактах со спецслужбами Гардарики…
ОТРАЖЕНИЕ ШЕСТОЕ
– Светлая, Данан не придет сегодня петь тебе Песнь Начала. – Начальник дворцовой стражи, против обыкновения, не припал к ступеням трона, а остановился в центре зала и там преклонил колени. – Данан умер, Светлая, и новый лирник стоит у твоих дверей, дожидаясь твоего зова.
Давно ожидаемая весть пришла внезапно. Прошло не меньше семидесяти зим с тех пор, как Данан, еще юноша, впервые переступил порог покоев басилеи, и его лира впервые зазвучала у ее ложа. Итак, старый лирник покинул ее, так и не спев Песнь об Отмщении Иссе. Завтра его прах будет развеян по полям Велизора, а душа обретет ясность и покой по ту сторону неба.
– Пусть принесут тело, – сказала она, и Шор удалился, стремительно и неторопливо.
Прикосновение к короне и воля басилеи могли продлить жизнь смертного, заставить отступить недуг и даже ненадолго вернуть к жизни уже умершего, если душа не успела отлететь слишком далеко. Данан споет ей в последний раз, а потом они расстанутся навсегда, поскольку ей не дано последовать за ним. А может быть, он уже знает, что там, за пределами жизни. Хотя нет – если знает, то уже не вернется.
Шестеро стражников внесли тело лирника. Носилки были наскоро связаны из копий и щитов, прикрытых синим полотнищем. Они сложили свою скорбную ношу у подножья трона и удалились, повинуясь безмолвной команде басилеи. Мгновенно сорвались со своих мест ветра, притаившиеся под сводом, и вылетели в окна. Только Шор задержался на несколько мгновений, чтобы вложить лиру в восковые руки мертвеца.
Ей не терпелось дождаться, когда же, наконец, все удалятся, и в этом было что-то непривычное… Она не привыкла торопиться. Ей некуда было спешить. Вечность. Бессмертие. Пустота.
Корона задрожала на голове, всполохи синего пламени взметнулись под потолок и, вырвавшись из высоких окон, затрепетали на низких серых облаках, которые она не стала сегодня разогнать, давая понять жителям Велизора, что их басилея предается скорби. Если бы она и в самом деле могла скорбеть, если бы…
По безжизненному телу пробежала мелкая дрожь, скрюченные пальцы оторвались от впалой груди и через мгновение бессильно упали обратно.
– Светлая, позволь мне не входить в это тело. Я не хочу. – Голос звучал, но звука не было.
– Данан?
– Да, Светлая…
Семенова Мария
Посняков Андрей
Корнев Павел
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей