Чтение 24–й страницы книги ~День проклятия~

"Это легко проверить, - говорил он. - Можешь ли ты дать голову на отсечение? Если однозначно не скажешь "да", - значит, по-прежнему не уверен.

Если ты чего-то не берешь в расчет, не знаешь, не замечаешь, не уверен - тут тебе и крышка. Нравится тебе или нет, но твоя работа заключается в том, чтобы знать все обо всем, с чем ты собираешься иметь дело.

Случайностей не бывает, Джим. Если тебя убивают, игра закончена. Ты проиграл".

Действительно, все просто.

Только как быть, если ты лежишь на госпитальной койке, похожий на первое жаркое новобрачной? Дьюк перегнул палку: доверился мне. И не важно, что болтают полковники Тирелли и Андерсон. Это моя вина.

Если бы я мог, я разбудил бы его, чтобы попросить прощения.

Хотя и знал, что он не простит.

В. Что сказал Бог, создав первого хторранина?

О. Фу, какая гадость!

34 КРАСНАЯ СМЕРТЬ

Христос занимался показухой, изгоняя мытарей из храма. Да, своего он добился, но лишился кредита доверия.

Соломон Краткий

Постепенно легкие мои очистились, и меня выписали - требовались свободные койки. Кашель не прошел, да и боль в груди напоминала о прежних муках, но я продолжал лечиться амбулаторно и поправлялся с каждым днем. Я выжил - и теперь всерьез задумался над будущим.

По крайней мере, над ближайшим.

- Навестите мать, - посоветовала мне Флетчер. - Она не давала нам покоя почти месяц.

Моя мамочка жила в Санта-Крузе и занималась какими-то картографическими работами - я не знал точно. Она обещала все объяснить при встрече. Отметившись в гараже, я вывел джип на автостраду и покатил на юг.

Дорога заняла больше часа, но время пролетело незаметно: я спорил сам с собой.

Я размышлял об отставке. Слова доктора Флетчер не давали мне покоя:

- Мы с вами по разные стороны баррикад. Ваше дело - убивать червей, мое - изучать их.

Я посмотрел на себя в зеркальце, удивляясь, как докатился до такой жизни. Я готовил себя вовсе не для этого. Больше всего на свете мне хотелось посвятить себя тому, чем занималась Флетчер, - исследованию хторров. Но мешали лычки на рукавах. Из-за них руки продолжали сжимать оружие, из-за них я не мог даже мечтать ни о чем другом, кроме уничтожения червей. Таковы порядки в армии, и рассуждать здесь не приходилось.

Но охота на червей - на данном этапе - не была работой. Хторранская экосистема пожирала нас заживо. Одни только микроорганизмы убили миллиарды людей, а выжившие столкнулись с морскими слизнями, ядовитыми жигалками, пузырчатыми насекомыми, красной кудзу, травой "погоди-постой", ползучими петлями, либ-битами, мипами - и конечно же с червями.

Наши пращуры убивали динозавров и поедали их детенышей. И до сих пор мы едим их потомков - цыплят, уток, индеек. А если бы по Земле еще бродили тираннозавры, гадрозавры или дейноцефалы, мы исхитрились бы съесть и их. Хторранские организмы относились к нам так же, не видя в нас ничего, кроме пищи. Кто же всерьез воспринимает свой бутерброд?

И если это лишь первая волна вторжения, как считает доктор Зимф, какие ужасы ждут нас впереди?

За безумием должен скрываться разум, но он может не проявлять себя еще сотни лет, возможно, до тех пор, пока последний представитель рода человеческого окажется... Где? В зоопарке? В музее? Не в наших силах просчитать все варианты.

У меня было другое мнение,

Но...

Если это реально, зачем продолжать сопротивление? Если ситуация настолько безнадежна, почему бы просто не лечь и умереть?

Да потому - я даже улыбнулся про себя, - что на самом деле я не верил в это. Смотрел правде в глаза и не верил!

Прямого отношения к армии это не имело. Мы сдерживали червей исключительно грубой силой, потому что не могли придумать ничего лучшего.

Нет, не безнадежность ситуации заставляла меня думать об отставке. Я продолжал бы сражаться с ними вечно, даже не имея ни единого шанса на победу.

Дело было в Дьюке.

Я нес ответственность за случившееся.

Будь оно трижды проклято!

Снова Шорти, только страшнее. Я сжег Шорти, но его атаковал червь. Шорти повезло - он умер мгновенно. У Дьюка это займет годы...

Если я демобилизуюсь, то, по-видимому, смогу сразу же приступить к работе у Флетчер. Допуск у меня уже есть.

Желание сделать это немедленно оказалось настолько сильным, что я схватил телефон.

Но не позвонил. Наверное, можно уйти из армии - мой срок истек год назад, - но как уйти от боли?

В этом и состояла безвыходность положения.

Я свернул к Санта-Крузу, но в мыслях остался на том же месте. В тупике.

Предстоящая встреча с матерью не волновала меня. Я примерно представлял, во что она выльется.

Ее квартира и офис размещались в частной застройке (читай: крепости) под названием Фэнтези-Вэлли-Тауэрс, расползшейся скоплением шаров, куполов и шпилей и напоминающей декорации к голливудским сказкам. Этот архитектурный стиль назывался "апокалипсическое барокко". Наружные стены окружали лабиринт арок, террас, балконов. До эпидемий жилье здесь стоило, наверное, чертовски дорого. Но теперь все выглядело неухоженным и даже слегка запущенным.

Парадные двери в доме матери были в два моих роста и казались хрустальными, но всю картину портила куча невыметенных листьев перед входом.

Мать открыла с громким, возбужденным смехом. Ее платье являло собой невероятный коктейль ярких шелков и перьев, прямо-таки фонтан розового и алого. На шее - ожерелье из серебряного с бирюзой цветка тык-вы-навахо в середине и дюжиной обсыпанных драгоценными камнями тыквочек вокруг. Явно тяжелое, как и кольца на пальцах.

- Наконец-то ко мне пришел мой маленький! - воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. В руке у нее был стакан. - Прости, что не навестила тебя в больнице, но нас туда не пускали.

- Все правильно. Да и вряд ли я составил бы хорошую компанию.

Она схватила меня и потащила на террасу, громко выкрикивая:

- Алан! Алан! Джим приехал! Джим, ты ведь помнишь Алана?

- Того, что увлекался серфингом?

- Да нет, глупенький. Того звали Бобби. - Бобби был всего на два года старше меня; когда я видел его в последний раз, он еще не решил, кем будет, когда вырастет. - А это Алан Уайз. Я же рассказывала тебе.

- Нет, ты рассказывала об Алане Плескоу.

- Разве?

- Да. Не думаю, что я знаком с этим Аланом.

- О, тогда...

Этот Алан оказался высоким блондином с седеющими висками. Когда он улыбался, от глаз разбегались лучики морщин. Рукопожатие его было чуть сердечнее, чем надо, а грудь находилась в состоянии неуклонного сползания к животу.

На террасе был еще один человек, коротенький и смуглый, смахивающий на японца. Очки с толстыми стеклами и темно-серый деловой костюм делали его похожим на адвоката. Алан представил его как Сибуми Та-кахару. Мистер Такахара вежливо поклонился. Я поклонился в ответ.

Алан потрепал меня по плечу и сказал:

- Ну, сынок, небось хорошо вернуться домой и отведать добрую мамочкину стряпню, а?

- Что?.. Да, сэр, конечно.

Только это был не мой дом, а мать вряд ли готовила со времен крушения "Гинденбурга".

- Что будем пить? - спросил Алан. Он уже стоял у бара и накладывал лед в стаканы. - Нита, хочешь повторить?

- Вы умеете готовить "Сильвию Плат"?

- Что?

- Да так, не обращайте внимания. Все равно у вас, наверное, не найдется нужных ингредиентов.

Мать с удивлением посмотрела на меня:

- Что это за "Сильвия", Джим? Я пожал плечами:

- Не важно, я пошутил.

- Нет, расскажи, - продолжала настаивать мать. Ей ответил Такахара:

- Этот коктейль состоит из слоя ртути, слоя оливкового масла и слоя мятного ликера. Пьют только верхний слой.

Я пристально посмотрел на него; его глазки поблескивали.

Мать нахмурилась.

- Не поняла юмора. Алан, а ты?

- Боюсь, для меня он тоже слишком тонок, милая. Как насчет "Красной смерти"?

- Нет, благодарю. За последний месяц я нахлебался ее по горло. Пиво, если не возражаете.

- - Какие могут быть возражения? - Алан исчез за стойкой бара, оттуда донеслось бормотание: - Пиво, пиво... Где же пиво? Ага, вот оно! - Он выпрямился с тонкой зеленой бутылкой в руках. - Из личных запасов. Исключительно для вас!

Он церемонно открыл бутылку и стал наливать пиво в стакан.

- По стенке, пожалуйста, - попросил я. - А?

- Пиво наливают по стенке стакана, а не льют на середину.

- Теперь все равно поздно. Простите. - Он вручил мне стакан с пеной и полупустую бутылку. - В следующий раз буду знать, ладно?

- Да, конечно, - ответил я и подумал, что следующего раза не будет.

- Наверное, я просто не привык наливать, - сказал Алан, усаживаясь. Он посмотрел на мою мать и похлопал по кушетке. Она подошла и села, пожалуй, слишком близко. - Я чересчур избалован. - Он улыбнулся и обнял мать за плечи.

- Алан, Джим сражается с этими ужасными хаторра-нами.

- Неужели? - Он, похоже, заинтресовался. - Вы в самом деле видели их?

- Прежде всего, они называются "хторранами". Звук "ха" глухой. Как в имени Виктор, если опустить первые две буквы.

- О, я ведь никогда не смотрю новости. - Мать, как бы извиняясь, взмахнула рукой. - Я только читала о них в утренних газетах.

- А что касается вашего вопроса. - Я повернулся к симпатяге Алану и холодно бросил: - Да, я видел несколько штук.

- Правда? - удивился он. - Они существуют?

Я кивнул, отпил пива и вытер рот тыльной стороной ладони. Я не мог решить, оставаться ли в рамках приличий или резать правду. У матери было выражение "потанцуй для бабушки", на лице Алана Уайза застыла широкая пластиковая улыбка, но мистер Такахара внимательно смотрел на меня. Правда одержала верх.

Я окинул взглядом Алана Уайза и спросил:

- Где вы жили, если не знаете, что происходит? Он пожал плечами.

- Здесь, в старых добрых Соединенных Штатах Америки. А где были вы?

- В Колорадо, Вайоминге, Северной Калифорнии.

- Вы шутите! Как их там?.. Торране уже в Калифорнии?

- Самое обширное заражение, какое я видел, находится на северном берегу Клеар-Лейк.

- Но... Черт меня возьми. - Он посмотрел на мать и слегка сжал ее плечи. - - Я этого не знал. Давай как-нибудь в воскресенье прокатимся туда и полюбуемся ими. Как ты считаешь, Нита?

Неужели он всерьез? Я поставил стакан и тихо сказал:

- Там запретная зона. Но даже если бы ее не было, я не думаю, что такая прогулка закончится хорошо.

- Ну-ну, рассказывайте. - Он отмахнулся от меня так же легко, как если бы я рассказал о розовом небе. Здесь, далеко на юге у побережья, оно не было розовым. - Я думаю, вы слегка преувеличиваете. Это просто образчик армейского мышления, благодаря которому нас втянули в пакистанский конфликт двадцать лет назад. Вы, разумеется, не помните - были тогда крохой...

- Я знаю о Пакистане, В больнице у меня было много времени для чтения.

- Джим, разрешите мне кое-что сказать. Задеревьями вы не видите леса. У вас отсутствует чувство перспективы и не хватает объективности. Понимаете, дело с вашими кторранами, хторранами - или как их там - явно раздуто. Нет, погодите. - Он поднял руку, чтобы я не перебивал. - Я не сомневаюсь, что за этим что-то скрывается. Я даже верю в существование пожилой леди, которая испачкала свое белье при виде больших розовых гусениц. Но если вы взглянете на картину в целом - как привык делать я, - то поймете, что молодой человек вашего возраста уже должен задуматься о будущем.

- Если оно есть, это будущее, - сухо заметил я. Глаза Такахары сузились.

- Только не повторяйте этот либерально-пораженческий вздор. Такая песня может разжалобить разве что конгрессмена, но перед вами Алан Уайз, и вы знаете, что ваша матушка не станет связываться с каким-то болваном.

- М-м-м, не спорю.

- Послушайте, я же знаю правила игры. Армии необходимо, чтобы война выглядела серьезной, иначе не оправдать крупные военные ассигнования. Изучай историю, сынок! Чем больше тратится денег, тем хуже идут дела на войне. Все затеяно ради простака налогоплательщика и его потом заработанных денежек. Правда заключается в том, что сейчас перед умным человеком, знающим, как правильно читать газеты, открываются необыкновенные возможности.

- Не понял.

- Я толкую о деньгах, сынок. Акционерные общества, лицензии, федеральные субсидии. Я хочу, чтобы ты знал, где кроются неограниченные возможности!

- А?

- Манна сыплется с неба! - воскликнул Алан. - Хватай лопату и греби! Я работаю над освоением заброшенных земель и каждый день вижу, как люди сколачивают целые состояния. Огромные территории ждут снятия вето, целые города. Кто-то должен позаботиться о них, и этот кто-то станет богатым. Очень богатым. Правительство это знает. Армия тоже. Но военный психоз мешает людям правильно оценить реальное положение дел. Правительство снова запускает руку им в карман. Все эти военные страсти - отличный повод для армии наложить лапу на невостребованную собственность. Не поддайся на обман, сынок. Читай в газетах не только байки об этих кторранах, и ты увидишь, что творится вокруг.

Мать погладила его руку.

- Алан так много работает. - Ее взгляд предостерегал меня: не спорь.

- Мистер Уайз.

- Просто Алан, - поправил он.

- Мистер Уайз, - повторил я. - Я лейтенант Специальных Сил. Мы выполняем задания, не входящие в компетенцию регулярной армии. А раз так, - пояснил я, - мы находимся в прямом подчинении президента Соединенных Штатов. В настоящее время перед Спецсилами поставлена одна, и только одна, задача: уничтожить всех хторранских брюхоногих - мы называем их червями - на всей территории США и Аляски. Гавайи пока не заражены. В ходе выполнения операций я столкнулся с более чем сотней этих монстров, На моем личном счету два десятка - это один из самых высоких показателей в Спецсилах. Я считаюсь асом и расскажу вам о червях...

- Джим, - перебила меня мать. - - По-моему, сейчас не время и не место для фронтовых баек.

Я запнулся и посмотрел на нее и Алана Уайза. Они раскраснелись от выпитого и выглядели довольными. О мистере Такахаре я не мог сказать ничего - сфинкс, да и только.

О чем однажды меня предупреждал Дьюк? Когда спорят пьяный и дурак, нельзя определить, кто из них кто. Надо подождать, пока пьяный протрезвеет - тогда другой и есть дурак. Как узнать, что спорят именно они? Проще простого. Тот, кто вступает в спор с пьяным, уже дурак.

Все правильно.

- Нет, нет, дорогая. Пусть говорит. Я хочу послушать. - Алан Уайз повернулся к матери и потерся о ее щеку, шею, куснул за мочку уха. Она взвизгнула и запротестовала, но не отодвинулась.

Я не выдержал.

- Я вообще-то сомневаюсь, что у нас получится разговор...

- А? - Он вскинул на меня глаза.

- У вас нет ни малейшего представления о предмете разговора, мистер Уайз. Когда вы будете лучше информированы, тогда и побеседуем. - Я встал. Их лица вытянулись. - Прошу извинить. Я хочу принять ванну.

В. Что надо сделать, если хторранин пригласил вас на обед?

О. Оставить завещание.

"МЫ КУПИМ МАНХЭТГЕН..."

Все, что стоит делать, не стоит делать даром.

Соломон Краткий

Мать ждала меня под дверью ванной. Я бы удивился, если бы ее здесь не оказалось.

- Какая муха тебя укусила? - зло прошипела она. - Я хотела всего лишь посумерничать с двумя самыми близкими людьми. Разве это так много? Почему ты всегда все портишь? Вот что, надо вернуться и извиниться...

Вместо ответа я направился к двери. Ее голос зазвучал на октаву выше:

- Куда ты?

- Обратно в военно-промышленный комплекс, промывать мозги доверчивой публике, - проворчал я.

Симпатяга Алан Уайз прислонился к косяку парадной двери. Наверное, он думал, что это меня остановит.

- Сынок...

- Я вам не сынок, - огрызнулся я.

- Извинишься ты передо мной или нет, не так уж важно. Но извиниться перед своей матерью ты обязан. Ты нагрубил ей в ее же доме.

У меня было наготове с полдюжины ответов, причем большинство из них касалось посетителей мамочкиной спальни. Но я посчитал их недостойными.

Я открыл было рот, но тут же закрыл его. Ситуация была патовая - любое слово обернется против меня. Отодвинув Уайза в сторону, я обидел бы мать. Извиняться же я не собирался, потому что извиняюсь только перед симпатичными мне людьми.

- Послушайте, - начал я. - Я не хотел обидеть вас. Вероятно, в своей области вы ориентируетесь прекрасно, но в моей работе не понимаете ничего. Я хорошо знаю хторранскую экологию. Я трое суток зарывался в нее по самые уши, а потом три недели отлеживался на больничной койке. Можете говорить что угодно, но я-то видел червей собственными глазами...

И запнулся, пораженный неожиданной мыслью.