Чтение 7–й страницы книги ~Маска~

- Они все выяснят. - Хэннапорт слегка похлопал Кэрол по руке.

- Не понимаю, откуда у вас такая уверенность.

- Родители заявят об ее исчезновении. Они принесут в полицию ее фотографию, и все выяснится. Ничего сложного.

Она нахмурилась.

- А если родители не заявят об ее исчезновении?

- Почему?

- А вдруг она не из этого штата? Даже если ее родители и заявят об исчезновении дочери у себя в городе, вовсе не обязательно, что об этом станет известно и здешней полиции.

- Насколько мне известно из прежнего опыта, подростки-беглецы предпочитали Нью-Йорк, Калифорнию, Флориду - любое место, кроме Гаррисберга в Пенсильвании.

- Всегда есть какие-то исключения.

Рассмеявшись, Хэннапорт покачал головой.

- Если бы проводились соревнования по пессимизму, вы были бы многократной чемпионкой.

Удивленно моргнув, она улыбнулась.

- Простите. Наверное, я слишком сгущаю краски.

Взглянув на часы, он поднялся со стула.

- Да, пожалуй. Особенно учитывая то, что девочка так удачно отделалась. Все могло быть гораздо хуже.

Кэрол тоже встала. Несколько сбивчивой скороговоркой она произнесла:

- Может быть, причина такого моего беспокойства связана с тем, что мне изо дня в день приходится иметь дело с психическими расстройствами у детей, и я должна им как-то помогать, именно этим я стремилась заниматься, окончив университет, - работать с больными детьми лечить их, а сейчас я оказалась в ответе за страдания этой бедной девочки.

- Вам не следует казнить себя. Вы сделали это непреднамеренно.

Кэрол кивнула.

- Я понимаю, что, видимо, с моей стороны несколько глупо вести себя подобным образом, но я ничего не могу с собой поделать.

- Мне необходимо поговорить еще с некоторыми родителями, - сказал Хэннапорт, вновь взглянув на часы. - Но мне все же хотелось бы оставить вас с мыслью, которая помогла бы справиться вам со своим состоянием.

- Интересно.

- Физически девочка пострадала минимально. Я не хочу сказать, что у нее совсем ничтожные травмы, но что-то близкое к этому. Поэтому вам на сей счет нечего мучиться. Что же до ее амнезии... не исключено, что она не имеет никакого отношения к несчастному случаю.

- Никакого отношения? Но, как мне показалось, она ударилась головой об асфальт и...

- Уверен, вам известно, что удар головой не единственная потенциальная причина амнезии, - сказал Хэннапорт. - Это даже не самая частая причина. Стресс, эмоциональный шок - вот что вызывает потерю памяти. Откровенно говоря, мы еще слишком плохо знаем человеческий мозг, чтобы с уверенностью говорить о причинах, вызывающих амнезию. Что же до этой девочки, то все говорит о том, что она уже пребывала в данном состоянии еще до того, как выскочила на дорогу. - Для пущей убедительности, называя очередной аргумент, подтверждающий правоту его теории, он разгибал пальцы правой руки. - Во-первых, у нее не было никаких документов. Во-вторых, она разгуливала под проливным дождем без плаща и зонтика, как в забытьи. В-третьих, насколько я могу судить по показаниям свидетелей, она вела себя довольно странно еще до вашего появления на той улице. - Он потряс тремя разогнутыми пальцами. - Три убедительные причины, по которым вам вовсе не стоит так отчаянно винить себя в случившемся с этой девочкой.

- Возможно, вы и правы, но я все-таки...

- Я абсолютно прав, - отрезал он. - Без всяких "возможно". И перестаньте терзать себя, доктор Трейси.

Резкий и гнусавый женский голос, раздавшийся по селектору, вызывал доктора Хэннапорта.

- Благодарю вас за уделенное мне время, - сказала Кэрол. - Вы очень любезны.

- Приходите вечером и поговорите с девочкой. Уверен, вы поймете, что она вас ни в чем нисколько не винит.

Повернувшись, он торопливо пошел по пестрому вестибюлю на вызов селектора; полы его белого халата развевались у него за спиной.

Кэрол подошла к телефонам-автоматам и позвонила к себе в офис. Объяснив ситуацию своей секретарше Тельме, она попросила ее изменить расписание приема пациентов, которых намеревалась принять сегодня. Потом она набрала свой домашний номер, и после третьего гудка подошел Пол.

- Я был уже в дверях, - сказал он. - Мне нужно съездить в офис к О'Брайену и взять новые бланки заявлений. Наши куда-то подевались во вчерашней кутерьме. А пока у меня денек складывается так, что лучше было бы спать и не просыпаться.

- Здесь я с тобой согласна, - ответила она.

- У тебя что-то случилось?

Она рассказала ему о несчастном случае и коротко пересказала свой разговор с доктором Хэннапортом.

- Могло быть и хуже, - заметил Пол. - Надо сказать спасибо, что никто не погиб и не покалечился.

- Все мне это и говорят: "Могло быть и хуже". Но мне и так уже плохо.

- Ты в порядке?

- Да. Я же говорю: ни малейшей царапины.

- Я имею в виду не физически, а эмоционально. У тебя что-то голос дрожит.

- Да, есть немного.

- Я приеду в больницу, - предложил он.

- Нет-нет. В этом нет необходимости.

- Ты уверена, что сможешь вести машину?

- Я же нормально добралась сюда после происшествия, а сейчас мне уже лучше. Со мной все в порядке. Я, пожалуй, съезжу к Грейс. Она живет всего лишь в миле отсюда; это будет проще, чем возвращаться домой. Мне надо выжать одежду, высушить и погладить ее. И душ неплохо бы принять. Я, наверное, поужинаю с Грейс, если она не против раннего ужина, и вернусь в больницу.

- Когда будешь дома?

- Думаю, не раньше восьми - восьми тридцати.

- Буду тебя ждать.

- Я постараюсь побыстрее.

- Передавай привет Грейс. Скажи, что ей суждено стать очередным Нострадамусом.

- Что сие означает?

- Грейс звонила некоторое время назад. Сказала, что ей приснились два кошмара и ты фигурировала в обоих. Она опасалась, что с тобой может что-то случиться.

- Ты серьезно?

- Да. Она стеснялась об этом рассказывать. Боялась, что я подумаю, будто у нее начинается старческий маразм.

- Ты рассказывал ей про вчерашнюю молнию?

- Да. Но ей казалось, произойдет что-то еще, что-то нехорошее.

- Так оно и вышло.

- Мрачновато, да?

- Да уж, - ответила Кэрол. Она вспомнила свой собственный кошмарный сон: черная бездна, отблеск, что-то серебристое все ближе и ближе.

- Грейс наверняка все тебе расскажет, - сказал Пол. - Увидимся вечером.

- Целую, - попрощалась Кэрол.

- И я тебя.

Она повесила трубку и вышла на автостоянку.

По небу катились темно-серые грозовые тучи, но дождь шел мелкий. Ветер по-прежнему был резким и холодным; он, словно осиный рой, гудел над головой электрическими проводами.

* * *

В комнате стояли две кровати, но вторая сейчас была свободной. Не было в комнате и медсестры. Девушка лежала одна.

Укрытая белоснежной простыней и кремовым одеялом, она лежала и смотрела в потолок, облицованный звукопоглощающей плиткой. У нее болела голова, и она ощущала все дергающие и жгущие царапины и ссадины на своем несчастном теле, уже зная, что серьезных травм у нее нет.

Ее злейшим врагом был страх, а не боль. Ее пугало то, что она не могла вспомнить, кто она. С другой стороны, ее донимало какое-то необъяснимое чувство, что вспоминать свое прошлое для нее глупо и опасно. Непонятно почему, ей казалось, что воспоминания грозят ей смертью, - это странное ощущение пугало ее больше всего.

Девушка знала, что причиной амнезии был не несчастный случай. Она смутно помнила, как шла по улице за минуту-две до того, как оказалась перед "Фольксвагеном". Уже тогда она испытывала страх и замешательство, уже тогда она не помнила своего имени и как оказалась в этом совершенно незнакомом ей городе. Ниточка воспоминаний начала раскручиваться еще до несчастного случая.

У нее было подозрение, что амнезия была для нее своеобразным щитом, который защищал ее от чего-то жуткого в прошлом. Потеря памяти в целях безопасности?

Почему? От чего надо спасаться?

"От чего я должна убегать?" - спрашивала она себя.

Она чувствовала, что в силах вспомнить, кто она есть. Ей казалось, что ее память еще подчиняется ей. Ей казалось, что прошлое лежит на дне какого-то темного пространства, но не так глубоко, чтобы не достать; надо лишь собраться с духом, сунуть руку в это черное отверстие и поискать правду, не боясь, что кто-то может ее там укусить.

Однако, когда она напряглась, чтобы вспомнить, когда она попыталась ощупать эту "дыру", ее страх, усугубляясь, перестал быть обыкновенным испугом, превратившись в безудержный ужас. Ей словно скрутило живот, сдавило горло, и, покрывшись липким потом, она почувствовала такую дурноту, что чуть не потеряла сознание.

На краю небытия она увидела и услышала что-то тревожное - то ли кусок сна, то ли какое-то наваждение, - и, даже не понимая, что это, она все равно испугалась. Видение состояло из единственного звука и образа, который, хоть и обладал гипнотическим воздействием, был простым: мелькнувший свет, серебристый отблеск какого-то едва видимого предмета, качавшегося среди густых теней взад-вперед, - возможно, блестящего маятника. Звук казался зловещим, резко отрывистым, но неопределенным, громким постукиванием, словно таящим что-то еще.

Тук! Тук! Тук!

Она вздрогнула, словно ее чем-то ударили.

Тук!

Она хотела было закричать, но не смогла.

Она вдруг почувствовала, что ее руки сжались в кулаки вместе со сбитыми и мокрыми от пота простынями.

Тук!

Она прекратила вспоминать, кто она.

"Может быть, мне лучше и не знать", - подумала она.

Ее сердцебиение постепенно пришло в норму, и ей на конец удалось глубоко вдохнуть. Живот отпустило.

Стук стих.

Через некоторое время она посмотрела в окно. В беспокойном небе летела стая больших черных птиц.

"Что со мной будет?" - спрашивала она себя.

Несмотря на то, что ее пришла проведать медсестра, а затем к ней присоединился доктор, девочка ощущала крайне тягостное одиночество.

На кухне у Грейс стоял аромат кофе и теплого фруктового пирога. Струившийся по окну дождь скрывал вид розового сада, раскинувшегося позади дома.

- Я никогда раньше не верила ни в ясновидение, ни в предчувствия.

- Я тоже, - согласилась Грейс. - А теперь и не знаю, что сказать. Я видела два кошмарных сна, где ты была в опасности, и я тут же узнаю, что ты дважды чудом уцелела, словно у тебя все и шло по этому сценарию.

Они сидели за столиком возле кухонного окна. Одежда Кэрол сушилась, и на ней были один из халатов Грейс и ее домашние шлепанцы.

- Уцелеть мне довелось лишь однажды, - ответила она Грейс. - Я имею в виду молнию. Вот тогда действительно небо с овчинку показалось. Но сегодня утром в опасности оказалась не я - это девочка чуть не погибла.

Грейс покачала головой.

- Нет. Ты тоже едва уцелела. Разве ты не говорила мне, что тебя вынесло на встречную полосу, когда ты затормозила, чтобы не наехать на девочку? По твоим словам, "Кадиллак" прошел чуть ли не в дюйме от тебя. А если бы он врезался? Если бы этот "Кадиллак" наехал на твой крошечный "Фольксваген", то у тебя наверняка была бы не одна царапина.

- Об этом я как-то не подумала, - нахмурившись, пробормотала Кэрол.

- Тебя так взволновало состояние этой девочки, что ты даже забыла про себя.

Откусив кусочек пирога, Кэрол запила его кофе.

- Не тебе одной снятся кошмары. - С этими словами она поведала ей о своем сне: об отрезанных головах, об исчезавших позади нее домах, о мерцавшем свете и серебристых отблесках какого-то предмета.

Взяв свою кофейную чашечку двумя руками и склонившись над столом, Грейс задумалась. В ее голубых глазах была тревога.

- Действительно дурной сон. Ну и что ты о нем думаешь?

- Я не считаю его пророческим.

- Почему же? Мой, похоже, оказался именно таким.

- Да, но не следует же из этого, что мы с тобой обе становимся предсказательницами. Кроме того, в моем сне было слишком много нереального. Слишком уж он какой-то безумный, чтобы воспринимать его всерьез. Эти неожиданно ожившие отрезанные головы - уж такого-то, я думаю, как-нибудь удастся миновать.

- Если он пророческий, то его вовсе не обязательно следует воспринимать буквально. На мой взгляд, в нем может быть какой-то символический смысл, предостережение.

- Какое?

- Я не берусь его толковать. Но серьезно думаю, что тебе некоторое время следует быть крайне осторожной. О Боже, кажется, я становлюсь похожей на полоумную цыганку-гадалку типа Марии Успенской из тех старых фильмов ужасов тридцатых годов, однако я по-прежнему считаю, что тебе не стоит пренебрегать всем тем, что ты увидела в своем сне. Особенно после того, что уже произошло.

* * *

После обеда, брызнув жидкого мыла в раковину с грязной посудой, Грейс спросила:

- А как ваши дела с усыновлением ребенка? Все идет хорошо?

Кэрол замялась. Грейс взглянула на нее.

- Что-нибудь не так?

Снимая с крючка полотенце для посуды и разворачивая его, Кэрол сказала:

- Да нет. В общем-то, нет. О'Брайен говорит, наше заявление будет рассмотрено положительно. По его словам, нет никаких сомнений.

- Но тебя это все-таки беспокоит.

- Немного, - призналась Кэрол.

- Почему?

- Не знаю. Просто... у меня такое чувство...

- Какое чувство?

- Что ничего не получится.

- Но почему?

- Никак не могу отделаться от мысли, что кто-то пытается помешать нам усыновить ребенка.

- Кто?

Кэрол пожала плечами.

- О'Брайен? - спросила Грейс.

- Нет-нет. Он на нашей стороне.

- Кто-то из рекомендательной комиссии?

- Я не знаю. У меня нет никаких конкретных доказательств проявления недоброжелательности по отношению ко мне или к Полу. Я не могу ни на кого показать пальцем.

Вымыв серебряные приборы, Грейс положила их в сушилку и сказала:

- Ты так давно ждала этого момента, что сейчас тебе просто не верится, и тебе уже мерещатся всякие невероятные вещи.

- Возможно.

- А еще ты напугана вчерашней молнией и сегодняшним происшествием.

- Может быть.

- Ничего удивительного. И меня это тоже до смерти напугало. Но с усыновлением все будет в порядке.

- Надеюсь, - ответила Кэрол. Но тут же, вспомнив о потерянных заявлениях, засомневалась.

* * *

Когда Пол вернулся из бюро с новыми бланками заявлений, дождь уже перестал, но по-прежнему дул сырой холодный ветер.

Достав из гаража лестницу, он забрался на самую пологую часть крыши. Мокрые кровельные доски поскрипывали у него под ногами, когда он осторожно подбирался по скату крыши к телевизионной антенне, закрепленной возле кирпичной трубы.

Ноги казались ватными. Он немного страдал акрофобией, но никогда не давал развиться этому страху, заставляя себя, как сейчас, преодолевать его.

Добравшись до трубы, он взялся за нее рукой и посмотрел вокруг на крыши соседних домов. Мрачное сентябрьское небо нависло очень низко, настолько низко, что казалось всего в шести-восьми футах от самых высоких домов. Создавалось впечатление, что, подняв руку, можно было дотянуться до туч и постучать по ним, и тогда раздастся глухой металлический звук.