Чтение 13–й страницы книги ~Место отсчета~

И как ни странно, голос с той стороны был знакомым. Ростик не мог вспомнить, кому он принадлежал, но определенно когда-то он с этим человеком уже разговаривал.

- Слушай, я не по телефону встречу подружке назначаю. Я командир батальона и спрашиваю официально - кто тут?

- А как тебя зовут, командир батальона?

Ростик собрался уже было назвать себя, как вдруг тьма внутри ангара ожила, там послышались шуршание, топот множества ног, и на свет стали выходить люди. Все они были безоружны. Впереди, широко расставив руки, шел Ким, измазанный, в крови, чумазый, как, наверное, только техники на аэродромах бывают измазаны, но живой и, по всей видимости, невредимый. Он говорил:

- Раз Гринев тут, значит, наша взяла! Я же говорил! .. - Он полуобернулся назад, что-то доказывая кому-то, кого Ростик не видел. - Ким! Что тут у вас?

- Нас заперли, приказали сидеть тихо, а не то расстреляют. И принялись хозяйничать на аэродроме...

- Когда это было?

- Часа за три до рассвета.

- Предатели есть?

- Нет, предателей они всех забрали с собой.

Солдаты пошли вперед, помогая людям из ангара выходить. Иных понесли на руках. Некоторые в самом деле были здорово избиты.

Ростик обнял друга, тот скривился от боли. Ростик сразу отступил: - Ты ранен? Ты в крови...

- Это не моя кровь. Вчера привезли Дондика, капитана безопасности, помнишь его?

- Еще бы.

- Говорят, он пытался партизанить, угнал машину с пулеметом, сбил пару самолетов у пурпурных, они собирались его сегодня расстрелять... Впрочем, они всех нас собирались рас стрелять.

- Значит, это был он... Я видел тот бой. - Ростик вспомнил бой между "ЗИЛом" и лодками пурпурных, которому он стал свидетелем позавчера... Это было всего лишь позавчера? А кажется, прошла целая вечность - и это не звучало, пустой книжной метафорой. - Он молодец... Нужно найти врача

Он обернулся. Через все поле, беспорядочно, совсем не по уставу, бежали люди Достальского. Чтобы не получилось как-нибудь по-дурацки, Ростик вышел вперед, поднял руку.

- Спокойно! - заорал он так, что Ким, кажется, вздрогнул. - Это наши. Им требуется врач.

Подбегающие к ангару солдатики стали тормозить, многие перешли на шаг. Вперед вырвался лейтенант. - Врач требуется не только им... - вставил Ким. - Мы там нашли ров, - вдруг зачастил Достальский, - наполненный телами... Эти... бандиты оказались хуже фашистов.

Лицо лейтенанта было бледным, губы его подрагивали, таким он не был даже в серьезных боях. Но вдруг лейтенант с надеждой повернул голову к Киму.

- Может, они там предателей грохнули? Ким, может, они избавились от тех, кто...

- Нет, это наши. Они пригнали сюда немало народу, и многих постреляли. Вернее, постреляли те, кого ты называешь предателями. Сами пурпурные не очень-то одобряли такой метод. Так что... насчет фашистов... Но это было сейчас не к месту. Ростик спросил:

- Ладно, все-таки куда они делись? Неужто пурпурные взяли их с собой? Как-то это не вяжется... - Почему? - спросил лейтенант. - Грузоподъемность лодок очень ограничена.

- Килограммов пятьсот-семьсот, не больше, - вставил Ким, кивнув. Он тоже немало думал над этим, тем более у него было время в отсидке.

- Они затащили в лодки изрядное количество металла, для людей попросту не должно быть места. Да и ненужны они, раз мы город отобрали назад...

- Может, они догадались, что мы с ними сделаем, и всетаки решили спасти жизнь... союзникам? - предположил Ким.

- Нет, я думаю, они сами ушли, - веско, твердо произнес лейтенант. - Именно потому, что стали ненужны. Ни тут, ни в лодках пурпурных... Ладно, где твои раненые?

Он стал распоряжаться, пытаясь из кусков брезента, найденного в ангаре, каких-то шестов и прочей ерунды соорудить подобие носилок. Но их потребовалось всего ничего - должно быть потому, что ров в дальнем конце поля был забит.

Ким, печально вздыхая, обошел несобранные лодки пурпурных.

- Помнишь, мы украли листы на заводе Шир Гошодов? Я уверен, на них был чертеж такой именно лодки. Жаль, они... Понимаешь, мне почему-то кажется, они забрали несколько очень важных элементов конструкции. А без этого лодки не полетят. Ну, как хороший командир снимает прицел у пушек, когда должен оставить их противнику... Ты чего смеешься?

- Успокойся, в городе осталось не меньше полусотни лодок, способных летать. Будет тебе чем заняться в ближайшие недели. Я еще тебе записки от начальства начну привозить с требованием ускорить процесс. - Что же ты раньше молчал? Где они?

- Основная часть, кажется, на стадионе. Советую также заглянуть на рынок. Да, будь осторожен, в городе все ищут предателей, не попадись под горячую руку.

- А ты разве не со мной? - удивился Ким. Он искренне не понимал, как можно заниматься чем-то еще, а не тем, что способно было подниматься в воздух.

Раненых уже вынесли из ангара. Достальский помахал рукой. - Гринев, сопроводи команду. Заодно и своих проведаешь. Достальский был прав, именно этим Ростик и собирался заняться. - Иду! - отозвался он.

- Слушай, Ростик, подожди, я техников захвачу с собой. Пусть посмотрят, что к чему. Заодно и от рассерженных толп спасешь, тебе ведь все поверят, что мы... - лукавое лицо Кима расплылось в хитренькой улыбке, - не "шпиены" за сланные. - Давай, и нести раненых поможете. Только быстро.

- Я мигом, - кивнул Ким и полетел к ангару. Уже на ходу он выкрикнул: - Не забудьте выставить у тех ангаров охрану, в них полно топлива для лодок.

Ростик кивнул и впервые, с самых детских лет, прикинул рост Кима. Рост был в самый раз, на пилотском кресле лодок губисков ему было бы удобно, как будто под него их и строили.

Глава 32

Раненых несли долго, часто меняясь, даже немного переругиваясь. Ростик чувствовал себя ужасно, но тоже пытался нести, пока кто-то не похлопал его по плечу, отставляя от этого дела окончательно. Он чуть было не вспылил, совсем не по-командирски, а как мальчишка, которого выгоняют из взрослой игры, но получил убедительный ответ:

- У меня бы от твоих железок грыжа давно открылась, а ты еще и за носилки хватаешься.

Что это значило, Ростик так и не разобрал. Но, похохатывая, ребята больше не передавали ему рукоятки носилок, и он, пару раз получив от ворот поворот, вовсе отошел в сторону.

Потом он сделал небольшой крюк с Кимом и его техниками, чтобы охрана на стадионе чего не подумала. Но как он ни спешил, догнать после этого носильщиков с ранеными у него не получилось. Уж очень те бодро перли вперед, как индейцы, которые считали, что нести груз лучше всего бегом - не так долго оттягиваешь плечи и руки.

Первое, что он увидел, войдя во двор горбольницы, была мама. Как главврач "Скорой", она крутилась между вновь поступающими ранеными и отдавала приказания почти десятку сестер, собранных, как понял Ростик, из разных отделений. Увидев сына, она остановилась, провела рукой по груди, словно усмиряя сердце, и подошла к нему. Прижала его голову к себе, хотя это и не очень получилось, потому что мешали доспехи.

- Живой, только... - Она еще раз посмотрела на него, прищурившись, как когда-то посматривала на отца. - Серый, плохо выглядишь. Сердечко часом не болит?

- Мне бы... Вымыться. Почти две недели эти железки не снимал.

- Оно и видно. Часом пурпурных не своим амбре отпугивал? - А ты знаешь?

- Я много знаю, все раненые, что к нам поступали, только о ваших делах и повествовали. Кстати, - она нахмурилась, - я раза три получала достоверные сведения, что тебя куда-то там зацепило?

Ростик отмахнулся, еще раз поцеловал ее в мягкий, чуть сморщенный лоб. - Все вранье.

Тут-то она и увидела пулю, застрявшую в кирасе. Поковыряла ее докторским пальцем, сухим, сморщенным от постоянного мытья, без малейших признаков маникюра. - А это что? - Ну, так - на счастье. Чтобы больше в меня не попадало.

- А в другие телеса?.. - Она провела рукой по лбу, убирая волосы под шапочку. - Ладно, сама вижу - раз пререкаешься, значит, все в порядке. Даже эта железяка, как оказалось, бывает полезна. У наших меньше работы, и больше коек останется под настоящих раненых.

Ростик огляделся. Во дворе было отнюдь не шумно, всех, Должно быть, уже рассортировали, главная война с губисками, кажется, закончилась.

- Кстати, вы все время работали? Как себя губиски вели, ничего серьезного?

Мама внимательно посмотрела на Ростика и чуть выше подняла голову, словно ставила диагноз. - Как оказалось, у них табу на всех, одетых в белое. Конечно, может, они другим были заняты, но... Ни одну сестру не обидели и никаким нашим работам не препятствовали.

- Ага, а на аэродроме целый ров заложников расстрелянных...

Мама медленно потерла лоб, только теперь стало ясно, как она устала. Но усталость эта была настолько привычной, что, кажется, стала частью ее облика, частью выражения лица.

- Наши там стреляли, их идея. А губиски, как все почемуто называют пурпурных, в этом не виноваты. Я знаю даже два случая, когда они пытались воспрепятствовать этой затее .. Особенно позавчера, когда о тебе еще ни слуху ни духу не было.

- Они тебе нравятся, да? Они кажутся тебе милыми, благородными врагами... Я уже слышал это, от Пестеля, пока его панцирные шакалы чуть на кусочки не разорвали.

- Пурпурные - враги, безусловно. Но не обвиняй понапрасну. Если позволишь так себя задуривать, никогда не поймешь, что правильно, а что...

- Мама, они пираты, разбойники, бандиты. Они пролили не меньше крови, чем саранча!

- Тем более, если они так опасны, нужно очень точно знать, с кем воюешь и чего от них ждать. Иначе вообще не способен будешь сообразить, что делаешь.

- Что делаю? Да просто ловлю их на мушку и жму на гашетку.

- Да, для рядового это звучит неплохо. И я бы тебя даже одобрила, если бы ты не вздумал вдруг командовать батальоном, или как это у вас называется... Я вот что хочу сказать. Офицеру, а роль у тебя уже офицерская, хотя и преждевременно, по-моему, просто и бездумно давить на гашетку - не положено.

Ростик даже засмотрелся на нее. Он только головой покрутил, когда понял, что продолжения не будет.

- Ладно, я всего лишь хотел узнать, что у вас - порядок. Между прочим, где жена-то? А то я...

- Она во второй хирургии. Знаешь дорогу?

Мама уже успокоилась. Она усмехалась, и Ростик понял, что не он даже заслужил весь этот монолог, похоже, все эти слова зрели давно, и, может быть, совсем по-другому поводу.

Дорогу Ростик знал весьма приблизительно, но все-таки решительно поднялся по лестнице на третий этаж, спросил на всякий случай у сестры, которая занималась раненым, плакавшим от боли, и вышел наконец к двери с соответствующей надписью на никелированной табличке.

Здесь народу было еще больше. Раненые лежали в коридорах на солдатских двухэтажных кроватях, выздоравливающих использовали как подручных, и весьма сурово... Увидев Ростика, на него спикировала сестра, которую Ростик неожиданно вспомнил по совместной отсидке в больничном убежище. - Что вы себе позволяете! Это хирургия, а не.

- Татьяна Федоровна, да мне бы на Любаню пару минут посмотреть, и я сразу уйду.

Тогда она его узнала. А вытолкав на боковую лестницу, вообще смягчилась.

- Все равно, в отделение нельзя. Ты постой тут, я сюда Любаню пришлю. Сама найду и пришлю.

Ростиково "спасибо", которое он прокричал в спину сестры, осталось без ответа. Он огляделся. Тут тоже расположились люди, но среди них уже половина шла на поправку, это было ясно даже на взгляд Ростика. И нравы тут были поспокойнее, кое-кто даже курил.

Пара молоденьких врачей, заляпанных кровью почти по уши, тоже курили у окошка, один другому жаловался:

- Без анестезии, говорит, почти год работаем, и только ты ругаешься! Я ему - хоть бы водки добыл, а то ведь резать не возможно, у них от болевого шока сердце чуть не вылетает. А он мне - доктор, ребята поступают, как на подбор, молодые, так что режь, не стесняйся, у них сердца крепкие... Не могу я, лучше на скотобойню пойду. Тут тоже были проблемы.

Неожиданно появилась Любаня. Она поцеловала его, поморщила носик, потом еще раз поцеловала, словно бы заставляя себя привыкнуть к его запаху. Ростик смутился. - Я так, на минутку. Слышал, у тебя все в порядке.

- В порядке, только... - Она обернулась, посмотрела в коридор за стеклом, откуда только что вышла. - Знаешь, ты иди домой, я пораньше сегодня отпрошусь.

Ростик потянулся к ней, вдохнул аромат волос. Это был мирный, домашний запах. И как хорошо было, что он к нему еще не привык. И можно ли к нему привыкнуть? - Я буду ждать тебя дома. - Пойдем провожу. - Она обняла его за руку.

Они шли рядышком, не разговаривая, продвигались к выходу. Ростик мог бы идти так долго-долго, но лестницы в больнице были хоть и широкие, чтобы носилки вручную разворачивать, но не длинные. И вдруг совсем на выходе возникла какая-то кутерьма.

Ростик выпрямился, поправил свой карабин, шагнул вперед.

Кого-то принесли, и мама его куда-то направляла. Ее голос, чуть резковатый, с решительными нотками, звучал в гулком вестибюле как набат. Но ей возражали, и не менее чем десяток голосов, хотя и не такие решительные.

- И все-таки он будет тут вылечен! - сказала мама. - Он раненый, и не имеет значения...

- Имеет, доктор. Ты же сама знаешь, что имеет, - убежденно прозвучал чей-то бас.

- Здесь распоряжаетесь не вы, любезный, а я, врач по образованию и по должности. Несите, - она даже слегка толкнула в плечо одного из солдатиков, согнувшегося под тяжес тью вновь прибывших носилок.

Солдатики, почувствовав впереди некоторое пространство, потопали вверх, к Ростику и Любане, подавшимся в сторону, в угол.

- Мам, что происходит? - спросил он мать, когда она по равнялась с ними, шагая рядом с носилками.

- Борщагова принесли. Он ранен, а его не дают оперировать.

- Он гауляйтером себя объявил, ты знаешь? - негромко проговорил Ростик, но его голос все равно очень отчетливо прозвучал в наступившей на миг тишине.

- Ну и что? Тебя послушать, так мы и пленных немцев не должны были лечить, потому что они враги. А перебежчиков вообще... , Вдруг на верхней лестничной площадке что-то грохнуло. Открылась дверь, и на носилках уже знакомые ребята вынесли полулежащего на локте перевязанного человека. Если бы Ростик не знал, что эти ребята несли капитана Дондика, он сам бы под этими лохмотьями и грязными лоскутами, заменяющими бинты, никогда его не узнал. Капитан вдруг хриплым, тяжелым голосом приказал:

- Стой! - Потом, тяжело дыша, сполз на пол, едва удер живаясь на ногах, шагнул вперед, спросил поднимающихся солдатиков: - Правда, что гауляйтера несете?

- Его, товарищ капитан, - ответил один из передних но сильщиков. Капитан огляделся, увидел Ростика.

- Гринев, дай карабин! - Вот он был настоящим офицером.

- Что вы тут раскомандовались, капитан? - подала голос мама. Она только что справилась с теми пациентами, что ос тались внизу, и собиралась справиться с капитаном. Но на этот раз у нее не вышло.

- Ребята, - попросил капитан бойцов, что тащили его но силки, - вы подержите ее, только нежно. - Да как вы смеете? По какому праву вы тут командуете?!

Он повернулся к ней. Почти вслепую вытянул вперед руку в просящем жесте.

- Таисия Васильевна, заклинаю - прости. Но я это сделаю. - Он оперся на одного из подоспевших солдатиков, которые наконец-то догадались бросить опустевшие носилки, и продолжил: - Гринев, так дашь карабин?

- Ростик, не смей! - прокричала мама. - Он его расстреляет! ..

Сверток на носилках судорожно зашевелился, а потом из-под одеяла донесся всхлип. Ростик посмотрел на капитана, потом на Любаню.

- А, ладно, - решил капитан, - я у кого-нибудь другого возьму. В самом деле, людей с оружием вокруг было немало.

- Я вам официально заявляю, что подам Председателю рапорт! - снова проговорила мама, но этот бой она уже про играла.

Солдатики, которые несли гауляйтера, повернулись и стали сходить вниз. Двое держали маму, действительно очень нежно, за руки, от волнения сопя на весь этаж. Двое сводили капитана, помогая ему переставлять ноги.

Более того, весть о расстреле Борщагова разнеслась уже по всей больнице, и из дверей появлялись все новые и новые люди. Каждый нес что-то в руке. Кто-то даже крикнул сверху, с самого верха:

- Капитан, ты не торопись. Расстрельной команде дай собраться.

Дондик никак не отреагировал на эту реплику, но Ростик был уверен, что он подождет.

Потом людей стало очень много, потом они как-то иссякли. Ростик стоял рядом с Любаней и мамой. Солдатики, которые держали ее, куда-то исчезли.

Мама была бледна, но никуда уже не торопилась. При всем ее характере, она поняла, что ее все равно не пустят туда, куда расстрелыцики доставили ненавистного секретаря райкома.

- Ты понимаешь, что там сейчас злодейство произойдет? - спросила она, поднимая на Ростика глаза.

- Злодейство произошло раньше, мама. Когда этот сукин сын, потеряв власть, к которой привык, решил воспользоваться пурпурными, чтобы вернуть ее себе. Любыми средствами. Даже расстрелом заложников. - Это злодейство! - произнесла она. И тогда подняла голову Любаня. Словно испуганная птаха, она стояла, спрятавшись за Ростиком, и вот теперь решила высказаться.

- А родным расстрелянных заложников, совсем невинных людей, вы можете это сказать? - Нужно созвать суд. Без правосудия...

- Мама, - печально, очень грустно произнесла Любаня, - если бы мы его расстреляли тогда, когда первый раз накрыли на... на предательстве, может быть, сегодня десятки людей были бы живы. Теперь я знаю - убивая, может быть, ты спасаешь десятки других людей. Правда, это арифметика войны, а не правосудия, но...

Ростик посмотрел на нее. Идея была правильная, но слишком абстрактная, чтобы произвести на маму впечатление. И он сказал:

- Самосуд - это ужасно. Но не нужно забывать, что правосудие - лишь инструмент справедливости, а в данном случае... - Ростик выпрямился и твердо, жестко добавил: - Это справедливо.

Откуда-то издалека донесся залп как минимум из полусотни стволов. И мощь, слитность этого залпа были лучшим подтверждением его правоты.

Глава 33

Ростик явился на заседание к Председателю немного волнуясь, он не знал, какие вопросы ему могут задавать. Должно быть, по этой причине он пришел чуть-чуть раньше. Это всегда довольно неприятно. Зато он встретил Кошеварова.

Бывший предгорсовета, мэр, а ныне неизвестно кто, хотя все еще и отец Раи, держал правую руку в тугой повязке на перевязи, наброшенной через шею. Был он бледен, вокруг глаз, на самых краешках век горели тонкие ободки, выдающие или затаенную боль, или многодневное, очень тяжелое недосыпание. Впрочем, как говаривал когда-то отец, возможен третий вариант - когда сливаются обе причины.

Он подошел к Ростику и протянул левую руку для пожатия. Ростик коснулся сухой, напряженной ладони.

- Ты молодец, - сказал мэр. - Чем больше мы узнаем о твоих действиях тогда... в день освобождения, тем больше причин тебя хвалить. Почему-то Ростика последняя фраза покоробила.

- Меня никогда не хвалили, даже в детстве. Я не привык к похвалам.

Кошеваров поднял голову, внимательно посмотрел на Ростика, потом тонко улыбнулся.

- Извини, привык, понимаешь, дочь воспитывать. Наверное, с мальчишками все иначе. Ростик кивнул, извинения были приняты. - Не знаете, почему меня вызвали?

- На двух или трех самолетах губисков были захвачены карты какие-то... Даже не какие-то, а довольно подробные. И обширные. Вот Рымолов и предложил задействовать тебя, как нашего главного, остающегося в деле разведчика. Но сейчас, - он внимательно посмотрел на Ростика, - принято решение эти карты пока изучать, а не проверять, и за дело взялись теоретики, так сказать. - Кто именно?

- Перегуда. - Кошеваров помолчал, потер забинтован ную правую руку. - Имей в виду, я тебе это неофициально рассказываю, по-соседски, так сказать. - Спасибо, - ответил Ростик.

Начальство разных рангов наконец-то стало собираться. Пожалуй, уже можно было и не продолжать разговор, а втягиваться в кабинет, но Ростик все-таки спросил: - Что у вас с рукой?

- Это? - Кошеваров рассмотрел свою перевязанную руку, словно впервые ее увидел. - Ампутировали, по кисти. - Ампутация? А я думал, даже не перелом, раз нет гипса. - Нет, вчистую, до самого запястья. Учусь писать левой. - И где вас так?

Кошеваров поморщился, потом хлопнул Ростика по плечу и предложил:

- Вояка из меня получился, сам видишь, не очень толковый. В первом же бою, когда они только налетели, едва ли не первым же выстрелом... ,

Они вошли в кабинет Рымолова. Тот сидел на своем месте и поочередно здоровался со всеми, кто подходил к его столу.

- Хорошо, хоть жив остался, - продолжал бывший мэр. - Кажется, так принято говорить в подобных случаях. - Но ведь вам же больно, наверное? И работать трудно.

- Сидеть дома не могу. Сегодня второй день, как выпросился на работу. Его, - он сдержанно кивнул на Рымолова, - едва уговорил, все талдычит, что мне нужно подлечиться.

С этими словами он отошел, и Ростик устроился на вполне Удобном стуле у самой стены, где было тесновато, но уютнее, чем на виду у начальства.

По сравнению с первыми заседаниями в этом же кабинете сразу после нашествия саранчи, изменения произошли разительные. Появились два отменных стола, поставленные традиционной литерой "Т", с хозяином кабинета вместо верхней точки над ней. Вдоль стен для посетителей ранга Ростика были расставлены широкие креслица с сиденьями из очень хорошего, плотного дерматина. Окна были все вымыты и сверкали привычным полуденным солнцем. Вдоль узкой стены, у потайной двери в личную комнату, стояла пара шкафов. В них были книги. И карты.

Эти рулоны из очень плотной синеватой бумаги, поставленные на торцы, вложенные одна в другую, могли быть только трофейными картами. Ростику жутко захотелось наплевать на приличия и заглянуть хоть в одну из них, но он все-таки усмирил себя и остался сидеть.

Среди присутствующих практически не было незнакомых лиц. Хотя, по сравнению с обычным заседанием, их было существенно больше. Впрочем, теперь Ростик не знал, кто является завсегдатаем этих посиделок, а кого приглашают лишь время от времени.

Вот, например, Вершигора. Его "Известка" давно уже закрылась, но он все равно крутился около этого кабинета, как будто не умел ничего другого, а может, и вправду не умел?

Или, например, Тамара. Ростик точно знал, что его дражайшую тещу не очень-то часто теперь приглашают к обсуждению серьезных проблем, но все-таки сегодня она присутствовала. Так или иначе, Ростику знать все эти нюансы было необязательно, до положения канцелярской крысы он пока не упал... Или не поднялся?

- Так, - Рымолов долгим взглядом обвел кабинет, лица присутствующих. Заседание началось. - Будем трогать, как говорят машинисты. Дондика нет... Значит, - голос Председателя стал задумчивым, словно бы он обращался к себе самому, - его еще не выписали из больницы. Обещал быть, но не пришел, выходит, что плох. Жаль.

- Имейте совесть, Андрей Арсеньевич, - заговорила мама Ростик даже обернулся на ее голос, а он и не заметил, что она тоже тут. - Всего-то десять дней прошло, как он получил свои раны. А вы...

- Нет, я с медициной не спорю, - поднял руки Рымо лов. - Просто работы очень много. Ладно, начнем по порядку. Тамара, что у вас?

Теща даже вставать не стала, с места принялась докладывать:

- С продуктами питания проблем не будет. Никаких. По жалуй, наоборот, появился некоторый перебор, урожай-то будем собирать для шестидесяти тысяч человек, а сеяли для восьмидесяти. Кроме того, Андрей Арсеньич, ваша тактика, так сказать, поощрения подсобного хозяйства привела к то му, что и с мясом мы... можно сказать, утратили статистику. Особенно по дешевым видам - куры, утки, частично свинина. Складывается впечатление, что у частников они по три раза в неделю плодятся.

- Это хорошо, - Рымолов блеснул глазами. - Хорошо, что мы утратили статистику. И с огородами, я полагаю, во время нашествия ничего не случилось. Значит, все эти свиньи с утками и впредь по три раза в неделю будут плодиться. Особенно у частника.

- Да, сейчас они все в частники перешли, - подал голос Кошеваров. - Даже председатели колхозов и то... Мне кажется, скоро у нас появятся зажиточные.

- Давайте оставим споры по классовым проблемам, - предложил Рымолов. - Я в тысяча первый раз говорю, пока у нас нет денежного эквивалента - ни кулаков, ни богатеев у нас не будет.

А что будет, спросил себя Ростик. Эх, был бы отец, он бы объяснил, как и что в действительности происходит. Во время зимовок они очень откровенно об этом разговаривают. И до многого додумались. - Тогда у меня всё, - закончила Тамара Ависовна. - Борис, давай.

- Опять, - начал Перегуда как директор обсерватории, - разгромлена биостанция. Я полагаю, пытаться воссоздать ее еще раз без серьезного, очень серьезного охранения не имеет смысла. Кто-нибудь ее снова развалит, потеряем людей, при чем обученных, каких нам некем заменить...

- Погоди, - прервал его Борщагов. - Кто разрушил биостанцию? И лочему у нее не было охраны? Мне докладывали, что охрана у нее отменная, не хуже, чем у нас тут, в Белом доме. - Мы тут сидим, а они все там - на кладбище. - Ладно, дальше, пожалуйста.

- Обсерватории здорово досталось, но в принципе все основные приборы целы, и мы уже приступили к регулярному наблюдению. Вот радиотелебашню они нам на прощанье свалили, шар смялся и треснул. Придется его чинить и снова ставить. А людей нет. - Поставим. Не так уж много работы с этим шаром. Дальше.

- Библиотека, разумеется, уцелела. Кроме того, довожу до всеобщего сведения, что научно-техническая комиссия по изучению летающих лодок приступила к работе. Составляются чертежи, определяются принципы работы этих... механизмов. - Получается? - с интересом спросил Рымолов.