Александр Прозоров

Дикое поле

(Боярская сотня 5)

Они всего лишь хотели сыграть в ролевую игру. Воссоздать великую битву
далекого прошлого. Но - что-то случилось. Прошлое само настигло их и стало
реальностью. Вихри времени забросили людей нашего столетия в кровавую эпоху
царя Ивана Грозного. В страшные годы опричнины и бесконечных войн с Ливонским
орденом. Здесь надо уметь сражаться. Здесь надо учиться выживать...

Читайте "Дикое поле" - роман, продолжающий новую серию "исторической
фэнтези".

Часть первая

Внутреннее море

Глава 1

Балык-Кая

К девятьсот тридцать первую годовщину после великой хиджры Пророка
Мухаммеда из Мекки в город Медину, в год тысяча пятьсот пятьдесят третий от
рождения Пророка Иисуса, больше известный в цивилизованном мире как семь тысяч
шестьдесят второй от сотворения мира, на морском горизонте в виду города
Балык-Кая, по привычке все еще называемого многими жителями Чембало, появился
парус. Правда, пожилой воин с длинными обвисшими усами, одетый в мягкую
потертую феску с желтым шнурком, белую просторную рубаху, синие шаровары и
войлочные тапки с загнутыми носками, опоясанный широким кушаком с засунутыми
под него на животе круто изогнутыми ножнами с тяжелым ятаганом, не обратил на
белое пятно ни малейшего внимания. Он прохаживался по смотровой площадке возле
флагштока с алым знаменем, украшенным звездой и полумесяцем, негромко напевая
себе под нос, поглаживая объемистый живот и временами щурясь на теплое
сентябрьское солнце. Да и о чем было волноваться караульному в самом сердце
великой Оттоманской империи, на берегу ее внутреннего, Черного моря, вдали и от
венгерских равнин, на которых он провел половину жизни, и от мамелюкских
отрядов, изредка рискующих наскакивать на границы величайшей из подлунных
держав? Бледнолицые крымские татары, ханы которых уже скоро век, как признали
над собой власть Великолепной Порты, за все годы ни разу - ни словом ни жестом,
- не рискнули дать султану повода для недовольства. Да и немудрено - не
закрывай их от гнева многочисленных соседей грозный силуэт Стамбула, уже
собравшего под свою руку почти всех мусульман мира, а также половину
европейских земель, крымских разбойников уже давным-давно рассадили бы по
кольям либо литовские, либо русские соседи. И только окрики султана, способного
в любой момент выставить против врага армию в четверть миллиона отважных
воинов, заставляли неверных, скрипя зубами, отступать в свои земли и раз за
разом терпеть набеги лихих татарских сотен.

Выполняя свой воинский долг, пожилой янычар больше грелся под
дружелюбным небом, нежели смотрел по сторонам, напевал привязавшуюся еще со
времен молдавского похода песенку и мысленно прикидывал число серебряных монет,
оставшихся в кушаке от выданного месяц назад жалования. Их вполне хватало на
кувшин кисловатого, хорошо утоляющего жажду виноградного сока и хороший шмат
запеченной в тесте рыбы. В чайхане же можно заодно и пощипать за узкий зад
черноволосую черкесскую рабыню, обслуживающую гостей. Большего от девки воину
уже давно не хотелось. Он прекрасно понимал, что прислан сюда, в тихий и
безопасный, далекий от полей сражений гарнизон доживать свой век, и не видел в
этом ничего страшного. Довольно проливал он кровь за Сулеймана Великолепного -
пора принять заботу и от него. Жизнь не бесконечна, и лучше закончить ее на
лежаке родной оды в спокойном гарнизоне, нежели издохнуть от натуги в очередном
дальнем переходе.

Между тем парус, увеличиваясь в размерах, поднимался из-за горизонта.
Вскоре стали различимы очертания широкого корпуса, темные кончики двух мачт,
вытянутый далеко вперед бушприт, длинный вымпел на кормовом флагштоке, давно
выцветший под ударами соленых брызг и испепеляющими солнечными лучами. Да и
само судно, в котором взгляд опытного моряка без труда узнал бы старый
двухмачтовый неф, явно доживал свой век. Любимый итальянскими купцами корабль
щетинился отставшими досками, бортовой люк очерчивался широкими щелями, в
которые при сильном волнении наверняка просачивалась вода, мачты заметно гуляли
в своих гнездах.

Скорее всего, понимал это и владелец судна, стоящий на юте в бархатном
берете с длинным темно-синим пером, суконном камзоле, украшенном на груди
полосами толстого желтого шнура, и в высоких кожаных сапогах. Именно поэтому он
не тратил накопленное в путешествиях золото на насущный ремонт, надеясь на
промысел Божий и на то, что корабль не развалится прямо под ногами еще пару
месяцев - вполне достаточно, чтобы вернуться из владений султана в Италию.

- Купить русских мастеровых, - пробормотал купец, - удачно продать их в
Венеции - и можно взять еще крепкую каравеллу. Или заказать новенький когт на
ганзейских верфях.

- Вы собираетесь торговать русскими мастеровыми в Италии? - громко
расхохотался стоящий рядом с ним гладко выбритый ландскнехт, несмотря на жару
закованный в темную немецкую кирасу поверх кожаного поддоспешника, с длинным
рыцарским мечом на боку.

Впрочем, для воина рыцарский меч длинным не казался - ландскнехт
превышал ростом своего собеседника едва ли не на три головы, был вдвое шире в
плечах, а руки его играли мышцами, едва не раздирая тонкую ткань выглядывающего
из-под доспеха атласного рукава рубахи.

- Ну, хороших мастеровых на невольничьем рынке не найдешь, -
поморщившись, признал купец. - Но для венецианцев за ремесленника и деревенский
кузнец сойдет. А таких татары пригоняют немало.

- Русских кузнецов? - презрительно фыркнул воин. - В цивилизованную
Италию? Да вы с ума сошли, сэр Артур!

Купец тихо вздохнул. Он давно смирился с тем, что нанятый в Салисе
русский упрямо обращается к нему, как к дворянину, смирился с тем, что он
шляется на капитанский мостик, как на камбуз, что по утрам и вечерам,
раздевшись догола, обливается на палубе забортной водой, а свою одежду
регулярно полощет на веревке в бурлящей за кормой воде. Он предпочел не узнать,
что странный наемник едва не изувечил двоих моряков, назвавших его "русским".
Точнее, одного назвавшего, а другого - рискнувшего вступиться за товарища. И
выбил набок челюсть еще одному - попытавшемуся посмеяться над его любовью к
чистоте. Сам русский именовал себя магистром - и очень скоро вся команда
предпочитала окликать его только так, не придумывая никаких прозвищ. Московит
вел себя таким образом, словно искал смерти: молотил кулаками тех, кто пытался
нападать на него с короткими абордажными палашами, обнажал меч против
схватившихся за мушкетоны и пытался раздразнить кучку шведских бородачей, когда
те собирались поболтать впятером. Если до сих пор на нефе никого не убили - то
только потому, что с безумцем, сильно смахивающим на берсерка, моряки
предпочитали не связываться даже все вместе против одного.

Глядя на этого русского, Артур Вильсон начинал понимать, почему
викинги, наводившие ужас на всю Европу, настолько боялись своих восточных
соседей - даже насыпали вал поперек своего полуострова, чтобы было где
отбиваться в случае славянского набега. Если в Московии таковых хотя бы один
мужчина из десяти - он и сам не поленился бы поставить вокруг родного городка
стену, дабы отгородиться от подобных соседей.

Впрочем, пользы от русского оказалось куда больше, нежели вреда. Так,
во всех портах, в конторы которых Вильсон являлся в сопровождении угрюмого
московита, чиновники, глядя на огромного детину с холодным, как у мраморного
изваяния, взглядом, не пытались, как обычно, выпросить мзду за разрешение на
стоянку и разгрузку. В портовых кабаках, где всегда таились где-нибудь в тени
соглядатаи всякого рода витальеров, каперов или просто разбойников, он
непременно устраивал драки, отбиваясь от обладателей ножей скамьями и
выломанными из столов ножками. После этого потрепанный неф со столь лихой
командой вряд ли кто считал легкой добычей. Еще русский походя предсказал, что
во Франции, куда собирался Вильсон с грузом пеньки и холста, начинается резня
еретиков, и им будет не до торговли. Купец, проверив слухи, предпочел сдать
груз в далекий от континента Гулль. В Англии, прислушавшись к предсказанию
московита о назревающей в Голландии войне, он взял на борт полмиллиона
залежавшихся на крепостных складах арбалетных болтов, придержал едва не
проданное сало и прикупил несколько бочек бурой самородной серы. Как оказалось
- очень даже удачно. Местные жители жили мирно только внешне, на деле привечая
бредущих из далекой Германии лютеранских проповедников и потихоньку накапливая
в подвалах аккуратненьких домов наконечники Протазанов, кирасы и аркебузные
стволы. Арбалетные стрелы, на которые комендант крепости Хелдера отказался даже
смотреть, в сумерках торопливо вывезли какие-то серые личности, заплатившие
золотом втрое. Серу следующим утром забрали двое суконщиков для "протравливания
шерсти", а сало, не скупясь, приобрел цех пивоваров.

На вырученные деньги Вильсон взял пару постав малоинтересных местным
жителям кружев, закупил драгоценные луковицы тюльпанов и отчалил с полупустыми
трюмами, пока его не обвинили в контрабанде.

За один только этот рейс русский окупил все серебро, как уже ему
заплаченное, так и обещанное. Еще успел, помимо прочего, лениво, за кружкой
пива, в подробностях рассказать о пути в северный московитский порт
Архангельск, через который и шли почти все грузы огромной страны, про тайный
путь к новой Индии, открытый португальскими и испанскими мореходами - с
упоминанием даже некоей реки в океане, - предсказал нападение Испании на Италию
и ее порабощение ближе к концу века, скорое исчезновение Ганзейского союза,
развал Священной Римской Империи и объединение Польши и Литвы. А еще - наемник,
как и обещал, обучил хозяина русскому языку.

Пожалуй, расскажи теперь кто-нибудь английскому купцу, что стоящий
рядом с ним воин - это кандидат физических наук Александр Тирц, когда-то
читавший лекции в Чикагском и Шеффилдском университетах об акустике твердых тел
и генерации носителей зарядов, и основавший в тысяча девятьсот девяносто втором
году в городе Санкт-Петербурге военно-исторический клуб "Ливонский крест",
Артур Вильсон не удивился бы не на мгновение. И даже не спросил бы, что за