выслушав известие о неудаче командира левого крыла. - Коли он поклялся
слушаться в этом походе меня, то нужно смиренно внимать приказам, а не
изображать великого воина. Начало штурма я назначаю на завтра. Так,
Менги-нукер?
Тирц прекрасно понимал: без тщательной подготовки только штрафные роты можно в
атаки поднимать. Ломиться вперед, через рвы и завалы, вперемешку с обозами,
заводными конями и на голодный желудок - способны только русские.
сотникам выделить провинившихся нукеров, и они выкопают тебе столько глины,
сколько потребуется. А чтобы достойно слепить глиняных воинов, тебе выдадут
самые лучшие ковры.
чтобы он к земле не прилип. А здесь можно класть глину прямо на траву.
лагеря, за излучиной реки, у самой воды под обрывистым берегом. Отсюда
пятнадцать провинившихся нукеров и стали копать плоть для будущего штурмового
отряда. Несколько минут Тирц тоскливо наблюдал за их неумелым ковырянием, потом
пошел к Кароки-мурзе и потребовал еще работников. Тот вызвал к себе мурз,
обругал за леность, приказал выделить сто работников. Те подчинились, и
несмотря на всю татарскую нерадивость, дело пошло намного быстрее.
более податливый песок, а добытые синеватые куски сперва хорошенько разминали в
речной воде. Только после этого их относили наверх - к лугу, на котором
Менги-нукер самолично наметил контуры трех тел.
почти готовы. На следующее утро русский занялся вылепливанием на глиняных
головах черт лица и руками големов, а недовольные татары продолжали таскать
синеватые комья, наполняя ими впалые груди и животы будущих монстров. Наконец
перед самым обедом, Тирц решил, что работа окончена, и наконец-то распустил
нукеров по их сотням.
Алги-мурзы и две сотни из Других подвластных Кароки-мурзе родов. Девлет
попотчевал султанского чиновника и Менги-нукера щедрым угощением из хорошо
проваренной конины, большой кусок которой был отправлен шаманке, после чего все
отправились к реке - вершить чудо.
мужчин колдунья. Она сидела на небольшом коврике, расположив рядом уже знакомый
Девлету ковш, пучок чистых и уже достаточно больших кленовых листьев, широкий
тесак для разделки скота и небольшой сверток из кожи.
бей. - Ты просил, чтобы они больше не ходили с нами в набеги на русские земли.
Наверное, ты хочешь, чтобы нукеры племени отрезали своему мурзе его глупую
голову и принесли тебе с мольбой о прощении.
Три ковша крови - это очень много. Ты не хочешь подумать об этом?
немного выше старого шрама, подставила ковш под вязкую струйку.
пополам тряпицу, между слоями которой были набиты какие-то травы. Сама отошла к
первому из глиняных воинов, пробила в его груди дыру, оставила рядом ковш,
отошла к голове, вложила что-то в прорезь рта, потом вернулась, вылила кровь в
ямку на груди, пробежалась и шепнула в ухо заветные слова.
подставила ковш. Кровь темно-вишневым вином медленно поднималась от донышка к
краям. Наконец, шаманка решила, что добытого редкостного снадобья достаточно,
побежала ко второму глиняному чудищу.
господина:
самого краешка. Колдунья направилась к последнему из глиняных людей, а русский
опять отвалился на спину и теперь окончательно потерял сознание.
затеянном походе, в вылепленных истуканах, в стараниях шаманки, если умрет
единственный, кому подчиняются созданные монстры?
ремни кирасы.
под поддоспешник, благо кираса оказалась расстегнута на плечах, подняла и
положила его голову себе на ноги, вскинула лицо:
замотайте, снова кровь потекла. Мне нужно мясо и мозговые кости, примерно
пополам, полный котел. Кувшин красного вина.
дворце, в Карасубазаре, вечера проводит. Эй, нукеры! Ко мне!
Ифрит застонал, приоткрыла глаза, дернул рукой, пытаясь дотянуться до женщины:
между пальцами, про несла над лицом господина от груди наверх. - Спи...
оказалось больше, чем воды. Снова растерла Тирца холодной водой.
поставил возле огня:
Выглядит живым.
зачерпнула окровавленным ковшом крепчайший мясной отвар и принялась на него
старательно дуть, остужая, прежде чем дать больному.
забытье, дышал слабо, не мог произнести ни слова, не имел сил донести до рта
ковша с бульоном или пиалы с вином. Девлет-Гирей и Кароки-мурза сидели в шатре
постоянно, как заботливые родичи, иногда пытались помогать, но знахарка каждый
раз отгоняла их от больного. Единственное, что она позволила именитым гостям -
это съесть ненужное ифриту вываренное мясо.
в забытье не впадал и даже пытался разговаривать. Когда окончивший завтрак с
командующими армией беями Девлет-Гирей откинул полог, русский подманил его
пальцем к себе, шепнул:
дорогим персидским ковром носилки со слабым, неспособным ни встать, ни рукой
взмахнуть Менги-нукером к поляне, на которой сохли на солнце три вытянутые
глиняные груды. Русский повернул голову и хрипло прошептал:
одновременно сели, вырывая из земли прилипшую к спинам траву, оперлись на руки
и выпрямились во весь рост, тут же повернувшись лицом к своему отцу. Дикие,
перекошенные лица, длинные руки, непропорционально большие ладони. Головы - на
уровне надвратных башен Тулы, ноги - по пять саженей в обхвате.
Девлет-Гирею: - Несите меня к городу. Големы! За мной!
татар, и даже то, что не разбирающие дороги великаны растоптали несколько
костров, седел, вьюков и снесли три шатра, не убавило общей радости. Ногайцы
торопливо садились на коней, мчались впереди гигантов, отважно кидались под
стены крепости, меча в город стрелы. Со стен и башен так же отвечали стрельбой
из луков и самострелов, но ни в кого не попали.
воины, - с улыбкой приложил руку к груди Гирей. - Вы можете поднимать ваши
тысячи в седла.
Девлет, дрожа от возбуждения, попросил:
города находились в самом центре стены - справа две башни со стенами между ними
и слева две башни. Разумеется, сами ворота защищались куда основательнее: над
ними возвышались сразу две надвратные толстостенные каменные махины со
множеством бойниц, с теремом между ними, по высоте в полтора раза выше стен, да
еще и с двумя рядами бойниц, из которых выглядывали пушки.
перепуганно звенеть колокола. Русский улыбнулся: похоже, его новорожденных
детишек заметили и теперь взывают к Богу о помощи.