Чтение 6–й страницы книги ~Клан~

- Слышь, родной, - Пустынник достал из кармана десятитысячную бумажку. - Я у тебя две пятидесятки куплю. Уж очень нравятся...

Он кинул в шляпу десять тысяч, взамен выбрав две желто-белые монеты по пятьдесят рублей. Пожертвованные на кладбище, они являлись собственностью земли мертвых - как раз то, что требуется.

- Проклятый сатанист, - пробормотал нищий, но деньги моментально загреб в карман.

Маг, в мыслях которого уже начал созревать некий план, двинулся по тенистой дорожке, бросая взгляды на надписи на могильных плитах. Май, декабрь, август... Ага, вот и то, что надо. Гена Кимов, дата рождения - восемнадцатое сентября шестьдесят восьмого года.

Воровато оглянувшись, Пустынник черпнул с могилы горсть земли и торопливо направился к выходу.

Санкт-Петербург, Смольный, столовая, банкетный зал. 14 сентября 1995 года. 17:45

Высокие окна банкетного зала были задернуты тяжелыми парчовыми шторами, и вечерним лучам удавалось пробраться внутрь только через узкую щель между карнизом и потолком, рассеиваясь в неясном полумраке. Света в помещении никто не включал, а потому очертания собравшихся за столом людей больше угадывались, нежели различались. Все они были в деловых костюмах: галстуки, рубашки, короткие стрижки. Даже обе женщины предпочли платьям юбку и пиджак.

Откинулась прикрывающая дверь в кухню занавеска, в зал быстрым шагом вошел еще один человек. Он оказался в мантии, с обычным для магов высокого ранга капюшоном на голове. Присутствующие вскочили, словно офицеры при появлении генерала, но вошедший небрежным жестом предложил им сесть, занял место во главе стола:

- Черемуха, что хозяин?

- Спокойно, о Великий, - отозвался упитанный, совершенно лысый мужчина. - Два раза порчу на него навести пытались, один гаврик вознамерился наговором на дым его заворожить и указ о предоставлении жилья подписать. Мы ему по тому же дыму икоту навели, чтобы о более земных вещах подумал. Он уже к невропатологу побежал, на колдовство больше не рассчитывает. Гаврик наш, местный, порча тоже из города. Похоже, либо забыли про нас в Москве, либо Изекиль понял, что хозяин под хорошим присмотром, и отвязался.

- Как девочки, Илаида? - повернулся маг к одной из женщин.

- Заключили договор с Мексикой об обмене выставками. Те обещапи привезти одеяния тамошних жрецов в обмен на картины из Русского, но в Мехико случилось землетрясение, и все развалилось само по себе, без нашего вмешательства.

- А просто уничтожить эту коллекцию нельзя? - Пригладил короткие вихры скуластый мужчина перед ней. - Чтобы вообще голова больше не болела.

- Тегусиам после такого разозлится насмерть, - возразила женщина, - а он опасный противник. К тому же он почти наверняка захочет приехать, разобраться на месте, и вместо десятка нарядов мы получим настоящего, сильного колдуна из рода инкских жрецов.

- Дейчер, - кивнул Великий, - хорошо, что ты здесь. Как дела с гостем?

- Нет больше нашего гостя, - развел руками скуластый. - Арестовано его Фрунзенское РУВД, а москвичи в тот же день выдернули через ФСК. Я вмешиваться не стал, чтобы зря не светиться.

- Как арестовали? - не понял Великий. - За что?

- Заявление на него написали, на кражу. Вот милиция и повязала.

- Пустынника?! Обычная милиция за кражу взяла?! - За столом возникло веселое оживление. - Как же он дался-то?

- Вместе с группой захвата шел какой-то колдун, - пожал плечами Дейчер. - Видимо, достаточно сильный. Не наш. Я Пустынника вообще трогать не собирался. Подвел бы ему пару чиновников из Смольного, чтобы о нас не знали, и Москва бы опять на десяток лет успокоилась. Я, вообще, заподозрил, что тот парень из топорников. Крутились они возле нашего гостя. Но сегодня утром святоши стукнули бедолагу у следственного отдела и отволокли к себе на Монастырку. Значит, они его тоже не знают. Получается, посторонний маг у нас завелся. Не наш и не московский. Причем достаточно сильный, раз с Пустынником справился.

- Может, случайность? - подая голос еще один мужчина, тощий, как богомол. - Оказался рядом в тот момент, когда Пустынник испугался чего-то другого?

- Исключено! - покачал головой скуластый. - Я проверял, менты специально вызывали его перед штурмом дома, чтобы колдуна не упустить. К тому же именно этот новичок опознал сегодня в выгоревшей деревяшке Око Пустынника. Простому экстрасенсу такое не по зубам.

- Ну, и кто он? Откуда взялся?

- Мы провели обряд сжигания крови и заплетания нити на след, но покровителей среди духов у него пока не нашли. Зато по следу набрели на трех обиженных чародеев из мира живых и одного среди мертвых. Подробнее пока никак...

- Ох, Дейчер, - постучал пальцем по столу главный из собравшихся. - Все у тебя свечи, клубки, пыль дорожная. Тебе никогда не приходила мысль, что существуют такие вещи, как телефон и архив? Снял бы трубку, вызвал справочную да и узнал: имя, место рождения, биографию, чем на жизнь зарабатывает.

- Прости, Великий, - смутился маг. - Я сегодня выясню.

- Нет, - покачал головой главный, - выяснять будет Черемуха. Он у нас отвечает за безопасность, вот пусть и прощупает эту странную личность.

- Я сделаю, о Великий, - кивнул лысый колдун.

- Прекрасно, - поднялся из-за стола главный маг. - И я еще раз прошу всех помнить о пророчестве. У нас всего девять лет. К тому моменту, когда Изекиль подомнет под себя Россию и начнет ее уничтожать, мы должны накопить достаточно сил и подготовить меры, чтобы к началу смуты отгородиться от остальной страны и выдержать натиск Дуата. Не дадим Изекилю превратить всю святую землю в царство мертвых.

- Прости, Великий, - тихо произнес худощавый, - но я не понимаю, почему мы все время готовимся к обороне вместо того, чтобы напасть? Ведь в пророчестве упомянут всадник с севера, который может спасти мир.

- Может - еще не значит, что спасет, Бобрук, - ответил ему Дейчер. - Ты просто не представляешь, кто такой Изекиль. За попытки установить культ Нехебкау18 его прогнал с Руси еще Словен почти четыре тысячи лет назад. Он ушел в леса Италии, к лигурам, где и заразил будущих римлян любовью к смерти. Почти тысячелетие у них не обходился без кровопролития ни один праздник и ни одно богослужение. А потом он опять попытался проникнуть на святую землю, предложив князю Владимиру установить культ Перуна с человеческими жертвоприношениями. Его тогда Муромец прогнал, получив в отместку удар рогатиной в сердце. Культ кровавый искоренили тогда, христианство вместо него насадив. И вот Изекиль снова здесь, пробрался в самую Москву. Он очень умен и очень опытен, Бобрук. Наверное, черная Инпут выбрала его в свои наместники, но он живет так долго, как не удавалось еще никому из магов, и сохранил все свои силы. Нам никогда не одолеть его. У него слишком сильная защита. Если начать войну, за него вступятся вся Европа и Америка. Мы не можем быстро убить его, поскольку для этого нужно оказаться в его свите, внутри защитной оболочки. А Изекиль подпускает к себе только тех, кого желает сам.

- Но если эта возможность упомянута в пророчестве, значит, шанс на победу все-таки есть?

- Мы не можем рисковать существованием последнего Центра цивилизации ради призрачного шанса, - сухо ответил Великий. - Поэтому для начала позаботимся о себе. Все.

Он резко развернулся и ушел в сторону кухни.

Москва, Большая Академическая улица. 14 сентября 1995 года. 19:45

- Где ты бы... - начала Марина Метелкина, открывая дверь и осеклась, увидев огромный букет алых роз. - Это откуда, почему?

- Я просто подумал, что уже целую вечность не дарил тебе цветов, - пожал плечами Пустынник, протянул женщине букет, наклонился и чмокнул ее в щеку. - Да, и кстати... - Он сунул руку в карман, отмерил наугад пачку денег, вытащил и протянул ей. - Вот, ты говорила, купить что-то надо.

- А-а... Откуда? - совершенно обалдевшая супруга уставилась в россыпь десятитысячных бумажек.

- Я наконец-то запатентовал способ ультразвуковой трамбовки стали, - уверенным тоном ляпнул Пустынник, - над которым работал последний год. Оформляю документы по применению его в Европе и Америке. Они по тысяче долларов в неделю платить обещают. Завтра еще дадут. Вот возьми. Там вино, фрукты. Да, видеокассет я нашему мальчишке несколько купил. Пусть посмотрит.

Маг всучил сумку с едой Марине, вторую сунул под вешалку, а сам повернул в ванную, включил воду, ополоснул лицо.

- Подожди, - прошла следом супруга Анатолия Метелкина. - А это надолго?

- Навсегда. - Пустынник вытерся, протиснулся мимо женщины, заглянул в комнату. Там выхрастый мальчишка уже совал в видик новую кассету. Имени его вспомнить никак не удавалось, а потому двойник главы семьи решил отпрыска не отвлекать, повернулся к жене: - Небось, не ели без меня? Ну, так давайте садиться. Штопор где?

- Подожди, - никак не могла прийти в себя жена. - А за что тебе будут столько платить?

- За то, что я придумал новый способ обработки стали, - пожал плечами маг.

- И сколько?

- Вообще-то, сколько захочу, - усмехнулся Пустынник. - Ты цветы-то в вазу поставь. Или не нравятся?

- Ой, конечно, нравятся, - спохватилась женщина. - Какая прелесть! Спасибо, Толя.

Она чмокнула мага в щеку, побежала на кухню, но минутой спустя высунулась снова:

- А-а...

- Сколько угодно, - кивнул Пустынник. - Построим дачу вместо времянки, баню построим, машину поменяем, мебель, квартиру. Все, что хочешь. Можешь тратить сколько угодно, мне еще дадут.

- А я? - оглянулся от телевизора мальчишка.

- И ты, - спокойно согласился маг.

- А тебе об учебе, а не о деньгах думать нужно, - моментально отреагировала женщина. - Пойдем, Толя, я тут салат сделала и сосиски сварила. Мясо вечером пожарю, хорошо?

Неожиданно Пустынник вспомнил, где обычно в этом доме хранится штопор, - открыл бар, достал деревянную полоску с торчащей в сторону хромированной проволочной тшралью, пару хрустальных фужеров на тонкой ножке, юшел на кухню.

Розы уже возвышались в вазе, затеняя половину стола, салат из огурцов с помидорами горкой лежал в пластиковой миске, в эмалированной кастрюльке плавали пять сосисок, на сковородке на плите дожаривалась картошка. Маг окачал головой, но укорять женщину не стал, быстро вогнал штопор в пробку бутылки, выдернул и наполнил бокалы - Поднял свой, взглянул на женщину сквозь розовый полупрозрачный напиток:

- За тебя, моя любимая, за тебя. Если бы не ты, моя хорошая, я бы не смог добиться ничего. Ты самая лучшая из всех. Ты самая красивая, самая ласковая, добрая и терпеливая - Даже не представляю, как бы я без тебя жил, родная Моя.

- Я? - словно не поверила своим ушам Марина. Потом подняла глаза на розы, прикоснулась ладонью к одному из бутонов. - Какая красота. Не ждала.

- Должна была ждать, - улыбнулся Пустынник. - Ведь ты же знаешь, что я люблю тебя и ради тебя готов на все. Я обещал тебе, что в нашей жизни все будет хорошо, и теперь я смогу свое обещание выполнить.

- Какой-то ты сегодня, Толя... - покачала она головой, беря в руки бокал с вином, - не такой...

- Просто самое тяжелое у нас теперь позади, - пожал плечами маг. - Я могу больше не думать о работе и деньгах. Теперь я стану думать и помнить только о тебе.

- Правда? - Марина прикоснулась пальцем к уголку глаза, словно хотела согнать оттуда непрошеную слезу. - Ты говоришь правду?

- Конечно, любимая, - кивнул Пустынник и еще раз приподнял фужер. - За тебя.

Женщина выпила вино, положила себе сосиски, потом разложила картошку со сковородки себе и магу, стала есть, время от времени бросая неуверенные взгляды то на мужчину, то на пахнущую сладковатым нектаром охапку роз. Пустынник, прикоснувшись к вину одними губами, с интересом наблюдал за происходящими в ней переменами. Она никак не могла поверить в то, что муж любит ее, как в медовый месяц, что для них оборвалась полоса нищеты и экономии. Но ее Толик сидел напротив, не отрывая глаз, а букет стоимостью в три его зарплаты занимал чуть не половину кухни. И она начинала верить...

- Ты чего не ешь-то, Толь? - кивнула она на сосиски.

- Чего-то не лезет уже, хорошая моя, - покачал он головой. - В фирме банкет устроили в честь подписания договора. Пришлось поесть вместе со всеми. Так что не хочу.

Разумеется, Пустынник не ел. Как и все опытные маги, он знал, что долголетие и еда несовместимы. С пищей в организм попадает не только энергия, но и шлаки, яды, грязь, которые постепенно накапливаются, отравляют человека и загоняют его в могилу. И каждый посвященный, желающий вырваться из толпы смертных в касту колдунов, первым делом постигал тайну чистого питания. Его секрет прост: не принимай пищу. Поглощай только энергию. Тогда тело твое, не занимаясь переработкой чуждой плоти в свою, не поглощая ничего и ничего не выделяя, перестает изменяться. И становится вечным.

Способов получения чистой энергии много. Тибетские дикари, говорят, каким-то образом впитывают ее прямо от солнца. Правда, в этих варварских местах достигшие уровня мага мудрецы зачем-то уходят из мира в горную долину под названием Шамбала, а потому ничего толкового про них никто никогда не слышал. Русские собирают энергию со всех смертных страны - в их столице есть какие-то алтари, на которые стягивается чувство любви к Родине, а потом глава Круга распределяет ее среди своих слуг.

Западная школа никогда не стремилась выстраивать общей иерархии или уходить из мира. Здесь каждый колдун сам за себя и выкручивается как умеет. Кто-то просто походя высасывает энергию с окружающих смертных. Кто-то выдаивает отдельных смертных досуха. Выбираешь себе жертву, ловишь, потом вешаешь на дыбу где-нибудь в подвальчике в уединенном месте и начинаешь жарить ее на УГЛЯХ, рвать ногти, выжигать клейма, переламывать по очереди все косточки до последней. Смертный воет и мечется от боли, выплескивая из себя все, что можно, и ты сосешь его энергию, сосешь, сосешь... Пока он не превращается в мертвый бесполезный кусок мяса. В свое время Пустынник научился обходиться без еды именно на таких "коровах". Когда он переехал в Америку, там не имелось ни церкви, ни чьего-либо пригляда за местными дикарями. Безо всяких ограничений колдун и дорвавшиеся до власти переселенцы пытали детей и взрослых, сжигали целые племена и роды, травили индейцев собаками и рубили им конечности, отпуская потом на волю. Энергия умирающих смертных лилась во все стороны не просто щедрыми потоками - она хлестала целыми морями и океанами, и не ощутить ее, не научиться впитывать было просто невозможно.

Увы, толпы индейцев, казавшиеся поначалу бесконечными, неожиданно быстро стали иссякать. На американской земле появлялись все новые колонисты из старого мира, а вслед за ними - церковь, охотники на колдунов, опытные европейские бойцы. И Пустынник, однажды уже испытавший прикосновение ласковых рук Святой Инквизиции, решил более не пользоваться простыми, но слишком заметными методами. Хотя по сей день, читая где-нибудь про то, как жителей какого-нибудь селения в Белоруссии, Вьетнаме или Сербии загнали в дом и сожгли живьем, он тут же представлял себе стоящего рядом мага - то ли в форме, то ли в скромном гражданском костюме, - купающегося в выхлестывающих на него потоках живой энергии. И с тоской вспоминал беззаботные времена ковбойской юности.

- Великий бог, как ты прекрасна, - покачал он головой, глядя на жующую картошку женщину. - Как жаль, что я так много времени потратил на работу и дачу, вместо того чтобы носить тебя на руках.

- Толенька... - Она остановилась, протянула вперед руку и накрыла своей ладонью пальцы Пустынника. - Ну, почему ты не говорил мне этого раньше?

- Прости, Марина, - смущенно улыбнулся он. - Я думал, ты и сама это знаешь.

Научившись впитывать и ощущать энергию, Пустынник заметил, что некоторые из смертных буквально лучатся ею. Они вырабатывают чистейшую и живительную энергию в огромных, просто невероятных количествах. Так много, что даже не замечают, если у них забирается большая ее часть. И нужен им для этого сущий пустяк: влюбленность, признание таланта, ощущение достатка. И как только они начинают ощущать себя счастливыми - энергия бьет из них через край. Для потомка стариного дворянского рода это стало не только привычным способом питания, но и утонченным развлечением: находить молодых девиц или азартных изобретателей, непризнаных поэтов или художников и начинать потакать их мечтам, тратить деньги и время, наблюдая, как, сперва не веря в удачу, а потом все более и более набирая уверенность, преображаются смертные, как взлетают на вершину счастья... Новые люди, новые судьбы, новые идеи, как сделать их счастливыми, чтобы потом пропитываться теплом их сочной ауры.

- А надо ли тебе завтра ходить на работу, хорошая моя? - ласково поинтересовался он. - Денег у нас вроде и так хватает.

- Что ты говоришь?! - даже испугачась женщина. - Где сейчас новую работу найти? Нам, что, лишние триста тысяч не нужны?

- Зачем? - хмыкнул Пустынник. - Всех денег не заработать. А чтобы потратить то, что есть, тоже нужно немало свободного времени. Бросай эту мороку, у тебя и с домом всегда хлопот хватает.

- Ты серьезно? - уже не так решительно переспросила она.

- Конечно, - кивнул маг. - Хватит тебе все на себе волочь. Пора жить за мной, как за каменной стеной. Так ведь у людей положено?

- Толенька... - Она обогнула стол и прижалась к Пустыннику. - Ты самый-самый лучший на свете.

И маг с наслаждением втянул в себе волну чистейшей жизненной энергии.

Он отключил смертных только за полчаса до полуночи: они настолько испереживались, узнав о свалившемся богатстве, что, наверное, не заснули бы вообще, не закрой он им глаза древним римским заклятьем. Уложив размякшие тела в постели, Пустынник снял со стены прямоугольное зеркало, отнес на кухню и поставил на стол, прислонив к стене. Сверившись с часами, положил на стол кладбищенские монеты, выстроил перед зеркалом три свечи, зажег их и выключил свет.

Четверть до полуночи - часы мрака, мгновения перемены одного дня на другой, мига безвременья и пустоты Когда еще можно заглянуть в прошлое, как не в полночь? Особенно, если тебе помогут глаза мертвых, обитателей мира теней, царства небесного19, хранилища бессмертных душ.

Пустынник задернул окно, сел перед столом, закрыв глаза и сосредоточиваясь, а затем вдруг вперил взгляд в темноту между отраженными в стекле огоньками.

- Ouvrez les portes, arretez les heures, coutez ma voix et rien except lui!

Некоторое время не происходило ничего - пока вдруг тьма зеркала не дрогнула, соединив в единое целое огни свечей в реальном мире и в отражении. Тотчас кухня наполнилась ледяным холодом, колыхнулись занавески от несуществующего ветерка.

- Ouvrez les portes, arretez les heures, coutez ma voix et rien except lui! - повторил заклинание колдун и перешел на язык, более понятный местным умершим: - Пятаки могильные, закройте огнем святым глаза живых, откройте глаза мертвых!

Маг схватил крайние свечи, стремительно их перевернул, с силой втыкая язычки пламени в кладбищенские монеты, выждал несколько секунд, а потом, подняв горячие монеты за прилипшие к ним свечи, наложил их на свои веки и резко качнулся вперед, как бы ныряя в зеркало и одновременно воссоздавая в себе образ потерянной в Питере кошки с нефритовыми глазами.

Поначалу вокруг была темнота. Потом он начал различать крашеные стены, линолеум пола, два заваленных папками стола и даже печатную машинку на подоконнике. В кабинете было пусто, за окном сгустилась темнота - которая вдруг прорезалась тонким огненным шнуром. Пустынник усилием воли остановил течение времени, устремился вдоль нити пламени, пока не замер перед распахнутым окном, разглядывая лицо человека в комнате. Оглянулся, внутренне расслабляясь. Окно, из которого смотрела на мир кошка из черного дерева, вспухло ослепительным шаром, выбрасывая наружу стекла, рамы, какие-то обгорающие по краям лохмотья. И где-то там, в жутком пекле, навеки исчезало таинственное Око, которое некогда обнаружил лорд Корнарвон в гробнице Тутанхамона и уже спустя два месяца утерял его во второразрядной каирской гостинице. Вместе с жизнью.

Маг снял монеты с глаз, цроморгался, возвращаясь в реальный мир, потушил третью свечу и положил зеркало стеклом вниз. Отдернул занавеску, глядя на снующие по улице маленькие автомобильчики и торопящихся прохожих. Смертные. Тысячи двуногих муравьишек, воображающих себя хозяевами судьбы и не ведающих, что вовсе не живут, а всего лишь копят в норках и кладовых пищу для господ, сумевших перешагнуть на более высокую ступень развития.

- Значит, это был Испанец, - задумчиво произнес маг. - Ну, что же. Когда меня грабят Великие, приходится лишь запомнить это на будущее. Но когда в разбой влезает всякая шпана, то не наказать негодяев просто неприлично, не будь я последним из славного рода де Тахо. Око отобрали Испанец и тот молодой колдун, запах которого я не забуду до самой его смерти. Посмотрим, принесет ли им это Удачу.

Глава третья

Клан

Швеция, поселок Эстергетланде

(в 30 километрах к юго-западу от Линчепинга).

21 мая 1240 года. Поздняя ночь

Холодный весенний ветер врывался в узкие, но высокие окна замка и метался под потолком; заставлял языки пламени плясать на смолистых факелах, отчаянно кидался на пылающий в трех огромных каминах огонь, но не мог справиться ни с влажным теплом в широком зале замка, ни с весельем за длинным дубовым столом, за которым пировали три десятка мужчин.

- Я токмо треск различить сподобился, - с хохотом повествовал рыжебородый Дидрик из Карльскуга, широкое седалище которого занимало едва ли не половину скамьи, - а вепрь ужо под брюхо метнулся. Ну, мыслю, кишки из брюха кобылы моей сей миг посыплются. И тут копье Сверк-сона нашего с другой стороны - хок! Я еле ногу вздернуть успел, не то ни сапог, ни пятки бы не осталось. А Сверксон тут ратовище отпускает, и копье-то, копье - само из-под кобылы бежать кидается. Ну, я... - Дидрик торопливо обглодал последние куски мяса с могучей, как его зад, лопатки, кинул кость в сторону, где к ней моментально кинулись с десяток гончих собак, опрокинул в глотку кубок вина, вылив половину красной, как кровь, жидкости себе на бороду и кожаную рубаху, и продолжил: - Тут я уж зверя не упустил. Сулицу перевернул и под себя: хок! Вепрь заверещал, что порося молочная, ну крутиться, и меня - набок. Я, стало быть, на Хольмгера Кнутссона падаю, он на Пигтинга

Длинного, Пиггинг на Олафа. Все лежат, лошади ржут, собаки лают, а посреди вепрь, к земле мною приколотый, на месте крутится и визжит. И тут славный наш Биргер спешивается, вынимает меч и со словами: "Ты бы его еще на кол посадил" - вгоняет клинок кабану прямо в гриву. Тот падает, но брыкает напоследок. Копье Сверксона вырывается и мне ратовищем в лоб! Видать, мало я богам даров приношу, еще взять хотят!

С этими словами рыжебородый наполнил кубок, наклонил его было, словно хотел вылить на плотно утоптанный пол долю обитателей небес, но в последний момент передумал:

- А вот и не получат у меня ничего! За стурмана20 нашего выпьем, за славного Биргера21, сына Миннешельда!

Тонкоскулый, с короткой бородкой мужчина лет сорока, в белой сорочке тонкого полотна, поверх которой была накинута подбитая горностаем меховая жилетка, благодарно кивнул, поднял свой серебряный кубок, отпил немного терпкого красного вина, откинул голову на спинку кресла.

Да, охота нынче удалась. И не только потому, что помимо десятка оленей им удалось завалить трех кабанов и одного злого после спячки медведя, а благодаря такому вот приключению, которое надолго остается в памяти воинов и о котором много лет рассказывают по всей Швеции. Охота удалась, и он, Биргер Миннешельд, сын Магнуса Миннешельда, владелец замка Бьельбу и всех окрестных земель, сыграл в этой истории хорошую роль. Не оказался в общей свалке, не струсил, один справился со зверем, да еще и порадовал всех удачной шуткой. Да, охота удалась.

Он глотнул еще немного вина, поставил кубок на стол и тяжело поднялся. От выпитого кружилась голова и распирало живот. Хозяин замка окинул усталым взглядом зал: тут и там валялись разбросанные пирующими кости, кое-где успели нагадить обожравшиеся объедками собаки, у дверей поблескивала не успевшая впитаться лужа. Впрочем, все это ерунда. Утром слуги принесут свежей соломы, накидают поверх старой, и пол снова станет чистым и желтым. А вот живот - это действительно серьезно.

Развязывая на ходу шнурки штанов, сын Магнуса Мин-нешельда отошел к стене и, повернувшись спиной к залу, с огромным наслаждением помочился. А когда, подвязав портки22 на место, снова развернулся, то едва не подпрыгнул от неожиданности: перед ним темными недвижными фигурами возвышались двое монахов.

- Кто вы? - переведя дух, требовательно спросил хозяин. - И что вы делаете в моем замке?!

- Имя мое - кардинал Гельд, - качнулся в сторону монах, что стоял позади, - а перед тобой, сын мой, кардинал Гемонд. Мы посланники Святого Престола к русскому князю новгородскому Александру.

- Тогда вы изрядно заплутали, святые отцы, - пьяно рассмеялся Биргер. - Вам надобно идти верст этак три раза по девяносто, да все на восток. Правда, там Варяжское море... Но ведь вы умеете ходить по воде?

Последнюю фразу он произнес достаточно громко, чтобы от смеха взорвался весь стол.

- Я уже видел князя, стурман, - холодно сообщил кардинал Гемонд. - Теперь я пришел к тебе.

- Наверное, мы должны упасть тебе в ноги и благодарить за счастье? - хмыкнул Биргер.

Миннешельд шагнул мимо монаха к столу, за которым расхохотались веселой шутке его друзья, но кардинал Гельд заступил ему дорогу:

- У нас есть поручение к тебе, стурман, поручение от самого Папы.

- Ко мне? - усмехнувшись, Биргер все-таки остановился: не отпихивать же священника с дороги силой? - А почему бы вам не поехать с этим поручением к тевтонцам или ивонцам? Помнится, это крестоносцы давали клятву сложить головы за вашу веру.

- И твою, стурман, - напомнил монах. - И твою.

- Ты же знаешь, сын мой, - продолжил кардинал Гемонд, глядя на то место, где пару мгновений назад стоял Биргер, - ты знаешь, что Ливонский и Тевтонский ордена милостью русского князя владимирского Ярослава поселились на русских землях, приняли их в лен от русских и принесли клятву вассальной верности правителю Ярославу и сыну его Александру. И пока еще они имеют глупость соблюдать обещание, данное язычникам. Но ты, сын мой, ты от подобных обещаний свободен.

- А еще я свободен от присяги твоему Папе, монах, будь он хоть трижды святым! - отрезал хозяин замка.. - Мне ничего не нужно ни от него, ни от тебя, ни от твоего приятеля. - Стурман отпихнул-таки в сторону второго посланника и двинулся к столу.

- Ты так уверен в этом? - размеренным голосом переспросил кардинал и хлопнул в ладоши.

Мир вокруг внезапно погас - погрузился в полную темноту, бесконечный непроницаемый мрак. В первый миг сын Магнуса Миннешельда подумал, что в зале погасли факелы, и выставил руки, чтобы ни на что не наткнуться. А потом сообразил, что не видит своих рук. Не видит окон с бледным, но все-таки различимым небом над макушками сосен, не видит огня в каминах, не видит угольков на дотлевающих факелах - и взвыл от ужаса:

- Что ты сделал, монах?! Что ты сделал, проклятый?! Я ослеп, да? Я ослеп?!! - Стурман заметался из стороны в сторону и вдруг различил в нескольких шагах тощую фигуру в длинной рясе и светлое пятно под суконным капюшоном. - Я вижу! Я вижу тебя, монах! Но что ты сделал со Мной? Где я?

- Ты там, где мы можем поговорить без лишних ушей, сын мой, - скривив бледные губы, сообщил кардинал.

- Сгинь, сгинь, нечистый, - торопливо перекрестился хозяин замка, мгновенно вспомнив, что все-таки принимал христианскую веру. - Сгинь, именем Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятой Богоматери и святой Маргариты, покровительницы странников. Кто ты такой, откуда ты взялся, нечистый дух, соблазнитель рода человеческого?..

- Кто я? - Откинул капюшон монах. - Ты можешь звать меня Изекиль, можешь звать меня "ваше преосвященство" или просто "святой отец". Меня не интересуют имена. Меня интересует только реальность. А в ней, в реальности, в том бренном мире, который ждет нашего возвращения, ты сказал, что тебе ничего от меня не нужно.

Стурман молча перекрестился, торопливо вытянул из-под рубахи ладанку с мощами святой Маргариты, несколько раз поцеловал.

- Ты ошибаешься, сын мой, - продолжил священник, презрительно наблюдая за его стараниями. - Кое-что тебе от меня все-таки надо. Ведь ты еще крепок и силен, ты достаточно знатен, тебя уважают многие воины этих холодных северных земель. Однако ты всего лишь стурман. Если же ты выполнишь мое пожелание, стурман Биргер, сын Миннешельда, я сделаю тебя королем.

- Ты лжешь, монах! - расправил плечи хозяин Бьельбу. - Как ты сможешь сделать меня королем? Кто ты такой, чтобы решать судьбы народов и их правителей?

- Меня зовут Изекиль, - повторил кардинал. - И если ты сомневаешься в моих способностях... Может быть, оставить тебя здесь одного?

- Ты колдун! - судорожно сглотнул стурман, на этот раз испугавшись по-настоящему. - Я сразу учуял, ты колдун, настоящий колдун.

- Ты можешь звать меня как хочешь, смертный. - Монах накинул капюшон. - Скажи одно: ты готов стать королем или мне поискать другого слугу?

- Воистину искуситель, - снова перекрестился стурман, - во имя Отца, и Сына, и Святого духа...

- Ты отказываешься? - кардинал поднял руки, готовясь хлопнуть в ладоши.

- Постой!!!

В душе сын Магнуса Миннешельда понимал, что идет на сделку с Дьяволом, но... Но разве у него появится другой подобный шанс? Король... Король Швеции. Основатель новой династии.

- Что ты хочешь за это, монах? Тебе нужна моя душа?

- Если бы мне понадобилась твоя душа, смертный, - скривился Изекиль, - я взял бы ее и без твоего согласия. Нет, стурман. Я хочу, чтобы ты захватил земли Невской губы и все острова этой реки.

- Зачем они тебе, колдун? - От изумления Биргер забыл про свои страхи. - Там же, окромя болот, и нет ничего? Две деревни, пять лодок, одна курица. Нева глубока, да залив перед ней мелок. Более двух саженей нигде не найти23. Новгородцы свои ладьи в обход, по Северному морю гоняют, ганзейцы когги в Пернаве24 и Ругодиве25 разгружают. Окромя ушкуев мелких да лодок рыбацких, никто там и не проплывет.

- Они нужны мне, смертный.

- Зачем?

На этот раз Изекиль надолго задумался с ответом, вперившись в человека немигающим взглядом. И наконец решился:

- Я открою тебе великую тайну, смертный. Тайну, о которой знают только избранные и из которой лишь я смог извлечь пользу. Ты должен знать, что все страны, все государства, империи, королевства, республики - все они подобны людям. У них есть своя печень, которая избавляет их тело от всякой заразы с помощью палача и эшафота, есть свой желудок, который переваривает любую добычу или пищу в золотые мешки ростовщиков, амбары торговцев, подвалы ремесленников. Есть свой жирок на голодные дни за толстыми стенами королевской казны. У них есть сердце. Правда, не у всех. Те королевства, у кого есть сердца, живут долго, очень долго и становятся сильными, могучими державами. Такими сердцами был Карфаген, Вавилон, Булгар. И когда враг поражал эти сердца, страны умирали навеки. Сердца умеют стареть. Постарел Рим - и сгинула непобедимая империя. Стареет Византия - и вскоре исчезнет и эта могучая страна. Стареет Киев. Государства умеют рождаться, и если у них есть сердце, они могут жить долго. Таково королевство франков, у которых забилось сердце в Паризии26, таково королевство норманнов, возродившееся вокруг Лондиниума27. Если у новой страны не нашлось сердца, то она обречена и скоро умрет, бесследно растворившись в веках. Сердце так и не забилось ни в Ганзейском союзе, ни в Священной Римской империи28. И в твоей стране нет этого сердца, смертный. Поэтому она обречена. Она или рассыплется на племена, либо станет частью более сильного соседа. Впрочем, это неважно. Страны рождаются, стареют и умирают. Но только одна держава вот уже тридцать веков не желает исчезать с лица земли. Ты знаешь, почему? Потому что у страны славян есть два сердца. Одно появляется где-то там, на юге, а второе постоянно бьется здесь, у Невской губы. Я чувствую льющуюся из него силу на самых дальних краях обитаемого мира, я вижу, как оно питает наложившее на него свою лапу племя. Но русские дики и невежественны, стурман. Они даже не подозревают, каким сокровищем овладели по недомыслию Создателя. И сейчас, когда Киев, их нынешнее сердце, дряхлеет с каждым годом - настала пора отобрать у них этот дар. Слушай меня внимательно, Биргер, сын Магнуса Миннешельда. Тот, кто будет владеть островами Невы, станет самым могущественным из всех правителей обитаемого мира. Сердце, что скрыто там, вечно - а потому и основанная им империя окажется вечной, пока существует небо, море и солнце. Твои дети станут править вечно, смертный, им покорятся все племена и народы, а несчастная Русь сгинет во тьме веков, едва рассыплются от ветхости стены дряхлого Киева.

- Я стану величайшим из королей? - пока еще с сомнением уточнил стурман.

- Да, смертный, - кивнул Изекиль, - ты станешь величайшим из всех.

- Если правителем стану я, - вкрадчиво поинтересовался Биргер, - то зачем все это нужно тебе?

- Ты назначишь меня своим главным епископом, жрецом, волхвом или кем-то еще, какая вера тебе понравится больше, - сообщил кардинал. - Я хочу обитать в алтаре, поставленном прямо над сердцем твоей будущей империи, хочу, чтобы только через меня шли его силы и чтобы только через меня посылали молитвы своим богам все подданные твоей страны. Мне - души, тебе - слава, злато и власть. Такое разделение добычи тебя устроит, смертный?

- Значит, ты все-таки пришел за душами, монах... - сделал вывод стурман.