Чтение 22–й страницы книги ~Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного~

- А о чем речь?

- Я о прошлом годе сто два воза на ссыпную привез, - в очередной раз выжав бороду, начал излагать боярин Косорыка. - И Илья привез.

- Я сто сорок привез, Лука! - поправил его Умильный.

- Дык, речь-то не о всех, - отмахнулся боярин, - а только об этих.

- А они все разные, - добавил от себя хозяин дома.

- Не-е... - замотал головой Андрей. - Тут без поллитры не разберешься.

- Это как? - заинтересовался ближе всех сидящий Ахмед.

- Очень просто, - пожал плечами Матях. - Вод... Хлебное вино есть?

- Сколько хочешь... - Боярин, в жилах которого явно имелась изрядная примесь кавказской крови, отошел в сторону и вскоре вернулся с большим кувшином. - Вот. Как решать станешь?

- Просто... - Матях подтянул к себе три оловянных кубка, каким-то образом успевшие заменить в бане деревянные ковши, налил в каждый примерно по стакану. - Так, теперь все выпиваем. Ага. А теперь еще раз расскажите.

- Дык сто возов... И еще два... - начал излагать свою мысль пострадавший.

- Сто сорок! - напомнил князь Гундоров.

- А платил за сколько?

- Я опять ничего не понял, - замотал головой Андрей и снова налил водочки и без того изрядно хмельным спорщикам. - Выпили... Повторите.

- Я привез... Он не заплатил.

- Я ш-ш-ше платил, - тщательно подбирая звуки, ответил хозяин.

- Мало!

- А нет больше, - развел руками князь.

- Т-так сказал бы, - поморщился Лука. - С-с-свои... Поймем.

Похоже, пока боярский сын дрых на полке, все прочие гости продолжали дегустировать пиво, и для "отключки" им потребовалось совсем ничего. Боярин Косорыка уронил голову на сложенные руки и начал посапывать.

- Так я снова не понял, - повысил голос Матях. - Вы помирились или продолжать будем?

- Да ладно, - отмахнулся Лука, которого попытались растолкать соседи.

- Мировая, - сделал удивительный вывод Умильный. - Пива нашему судье!

Веселые бояре торжественно поднесли Андрею огромный серебряный бокал, похожий на кубок Стенли, но только до краев наполненный напитком, который сержант раньше любил. И было понятно, что выпить нужно все - иначе радостные по поводу удачно проведенного процесса товарищи могут обидеться...

Снова Андрей проснулся оттого, что его активно расталкивали новые друзья:

- Скажи, а правда у тебя невольница ладная живет? Да такой красоты, что ты ее никому не показываешь?

- Да ерунда, - отмахнулся Матях, снова пристраиваясь спать на углу стола.

- А чего же ты ее тайно один в бане отмывал? Из светелки никуда не выпускаешь?

- Сидит и сидит, - пожал плечами Андрей. - Куда ее тут водить? На экскурсию?

- А коли так, вели позвать. Пусть с нами попарится. Мы и посмотрим.

- Да бросьте вы, - отмахнулся боярский сын, мечтая только о капельке сна. - Татарка как татарка...

Его слова почему-то вызвали оглушительный смех. Андрей полечил пересохшее горло кубком пива и перебрался дрыхнуть на полок.

В третий раз Матях проснулся от острого голода. Он обнаружил, что снова находится в княжеских палатах, лежит, вытянувшись на скамье во весь рост. Рядом спало еще несколько гостей, причем многие - просто уронив голову на стол. Однако же некоторые продолжали угощаться, разговаривали, шутили. Боярин Умильный на дальнем краю стола вел с Лукой подробный разговор о делах торговых и Волге. То ли ограбленного купца жалели, то ли сами заняться торговлей собрались. Оглядев ближайшее пространство, боярский сын подтянул к себе блюдо с заливными заячьими почками и принялся уплетать начавшее подтаивать желе с помощью своей огромной ложки. Когда на зуб попадалось мясо, его Андрей тоже не выплевывал.

- Ну как тебе, служивый? - Боярин подсел рядом, когда блюдо оставалось только вылизать.

- Хорошо. - Матях оглядел комнату, в которой тут и там похрапывали бесчувственные тела. - Жалко только, кроме имен и не знаю ни про кого ничего.

- А чего знать? - пожал плечами Умильный. - Ну вот он... - указал боярин на спящего на лавке, уронив руки на пол, Ахмеда. - Два года назад, в третьем Казанском походе, он во главе засадного полка татарский отряд хана Япанчи, что в Арском лесе скрывался, разгромил начисто и еще пятьдесят верст по степи недобитков гнал. Вася Люмишин, - этот боярин отдыхал, подложив под голову миску из-под квашеной капусты, - Вася, он словом силен. Нынешним летом в Лифляндию ездил и с епископства Дерптского вытребовал недоимки за пятьдесят лет, что те платить государю отказывались. А Лука, что на князя обиду ноне держал, он в Полоцке с полком левой руки Тайницкую башню захватил и тем победу в осаде определил.

Победитель Полоцка валялся на полу, одной рукой сжимая пустой медный кубок, а другой - вцепившись себе в бороду.

- Давай и мы выпьем, - предложил Умильный. - Мы ведь, служивый, пиво собираемся пить, а не разговоры умные вести. Да и нехорошо. Все уже развеселились, одни мы сидим.

Матях с сомнением покосился на "павших" друзей. С одной стороны - он бы предпочел уснуть в постели. С другой - упасть на пол меж покорителями Полоцка и Казани, в общем, не так уж и стыдно.

- Выпьем, - согласился Андрей. - Выпьем пиво пенное, будет жизнь отменная. Выпьем, а уж потом смотреть станем.

* * *

Дни после пира Андрей и Илья Федотович посвятили собиранию заказанных вещей. Купец Калистрат Ефремович сшил отличный, ладно сидящий на фигуре боярского сына темно-зеленого сукна зипун, едва доходящий до колен, изнутри утепленный овчиной, снаружи опушенный куницей; а по всем швам шел витой ярко-желтый шнур. Ферязь, на поверку оказавшаяся узкой длиннополой жилеткой - то есть совершенно без рукавов - была подбита соболем, приятно ласкающим горло. Бронники также изготовили заказ вовремя - и Матях впервые смог ощутить на своих плечах тяжесть настоящего, собранного из прочных булатных пластин доспеха.

- Домой вернемся, каждый день носи, - посоветовал Умильный. - Пока не привыкнешь, не станешь себя в нем как в рубашке чувствовать.

Островерхий шлем поначалу показался слишком большим - но когда мастера предложили сперва надеть подшлемник, то сел на голове тютелька в тютельку, даже снимать жалко. Но на Руси ходить в мирное время в броне не принято - пришлось перекладывать в сумку.

- Думаю, Костя, пора и мне прощаться, - сообщил хозяину Илья Федотович, когда они вернулись к князю на двор. - Выпьем сегодня пивка напоследок, а завтра и в путь.

- Торопишься, Илья, - с улыбкой покачал головой князь. - Али раздумал в поход на ногайцев поволжских идти?

- Никак, государь решился дело сие дозволить? - моментально встрепенулся Умильный.

- Государь - нет, - пожал плечами хозяин дома. - Но ведь есть люди, что и нашептать ему могут. Про набеги на вятские земли, про купцов разоренных, про сношения с султаном.

- Кто? - кратко поинтересовался боярин.

- Дьяк Адашев, - улыбнулся князь. - Слыхал про такого?

- Как же не слыхать, - задумчиво пригладил бороду Илья Федотович. - Два брата, и обоих Иоанн Васильевич жалует, и весьма. Так и что он сказывал?

- Пока ничего. Но сегодня я ему на баловство ногайское пожаловался, про беды твои передал, а заодно и про Андрея Беспамятного, что с собой невольницу возит изумительной красы и никому ее не показывает. Любопытство одолело Даниила Федоровича. Желает он увидеть вас завтра поутру. А уж как поговорить с ним сможете - то ваша забота. Я, что мог, сотворил.

- Утром? Лепо... - Боярин подошел к хозяину и крепко его обнял: - Благодарствую тебе, Костя. Удружил. Век помнить стану.

- Может, и не выйдет еще, - пожал плечами князь.

- То неважно. Главное, опереться друг на друга можем. А татар я так или иначе, а все одно достану. Не прощу!

* * *

То, что Даниил Адашев является приближенным царедворцем, Матях знал. Раз уж он в учебники школьные вошел и даже запомнился среди Годуновых, Отрепьевых и Сусаниных - стало быть, фигурой был заметной. Потому-то Андрея ничуть не удивило, что обитал дьяк в самом Кремле, в каменном двухэтажном доме возле высокой Боровицкой башни. Одолженная князем Гундоровым тяжелая карета, обитая снаружи тонкими бронзовыми листами, а изнутри - бархатом, остановилась возле крытого тесом крыльца. Отодвинув занавеску, Илья Федотович кивнул, открыл правую дверцу. Матях вышел с левой стороны, подал руку Алсу, помогая ей спуститься.

Наверное, боярин, подающий невольнице руку, смотрелся комично, но от воспитания двадцатого века так просто не избавишься. К тому же понять, что за женщина приехала в дорогой упряжке, было невозможно: для визита Умильный купил несколько шелковых и пуховых платков, которые сейчас лежали у татарки на плечах, обнимали ее у пояса и даже закрывали голову, пряча от посторонних взоров женское лицо.

Из-под тонкой ткани девушка наверняка все прекрасно видела, однако Андрей, не в силах отделаться от ощущения, что у спутницы закрыты глаза, взял ее под локоть, подвел к крыльцу, помог подняться на ступени.

В богато изукрашенных, расписных сенях с высокими окнами, забранными разноцветным витражом, в простенке друг напротив друга висели большая икона "Троерукая" и толстое зеркало в богатой резной раме. Бывший сержант впервые за много месяцев смог взглянуть на себя со стороны: высокие красные яловые сапоги, темно-синие свободные шаровары, словно у казака из иллюстраций к Тарасу Бульбе; изумрудного цвета зипун, перепоясанный широким, с медными бляхами ремнем, с которого свисали чехол с большой ложкой и украшенный костяной резьбой ножик. Больше всего Андрея удивило собственное лицо: незнакомый шрам от левого глаза до уха, холодный взгляд и, что самое непривычное - ясно различимые, хотя еще и не очень густые, усы и короткая бородка. Боярин Умильный, стоящий рядом, едва дотягивался ему шапкой до плеча, Алсу и вовсе терялась далеко внизу. В общем, прямо Илья Муромец, а не сын боярский.

- Венецианское, - прозвучал тихий вкрадчивый бас. - Для курфюрста пфальцского делалось, по особому заказу. Да токмо не довезли холопы немецкие зеркала с острова стекловарного*. Османы осаду Венеции начали и товар дорогой перехватили.

* Долгое время производство стекла и изделий из него сосредоточивалось в Европе на острове Myрано.

Пояснения давал мужчина лет сорока, с редкой бородкой, острым носом и хитрыми глазами. Телосложение его определить было невозможно, поскольку одет он был, естественно, в пышную шубу, поверх ферязи, из-под которой выглядывал кафтан... В общем, где заканчивается одеяние и начинается собственно тело - не особенно-то и поймешь.

- Здрав будь, Даниил Федотович, - попытался поклониться Умильный, но хозяин дома этого не позволил, захватив его в объятия:

- Помилуй, Илья Федотович! При твоем-то роде не ты, я тебе кланяться должен.

- Ну, Даниил Федотович, не скажи, - покачал головой Умильный. - Кто по бороде пророк, а кто и по заслугам Авраам. Твои деяния подороже иного рода стоят.

Однако краем глаза он стрельнул-таки в сторону Матяха - заметил ли боярский сын, как его царев сподвижник величает?

- А это, стало быть, Андрей, который Беспамятный, - перевел взгляд на второго гостя боярин. - Наслышан...

- Хорошего или плохого?

- Странного...

Андрей заметил отчаянные знаки Умильного и, спохватившись, поклонился. Правда, не в пояс, а лишь слегка опустив голову. Как-то не гнулась у него спина, хотя и понимал - кланяться нужно, так принято.

- Память, стало быть, в степи оставил? - то ли спросил, то ли сообщил хозяин.

- Не помню, - пожал плечами Андрей.

- "Не помню"! - расхохотался Адашев, крутя головой. - Ну, молодец! Однако же что вы в дверях стоите? В горницу проходите, в трапезную. Отведайте, чем Бог послал.

Он с любопытством взглянул на невольницу и посторонился.

- Зеркало-то откуда? - поинтересовался Матях, желая услышать окончание истории.

- Султан выкуп прислал, - пожал плечами дьяк. - За мурзу Джирши, что пушкарями в Казани командовал. Потом, сказывали, на кол его посадил. Зря я его, выходит, пирогами в полоне потчевал. А зеркало ладное. Токмо митрополит меня за него корит. Баловство, бает, сатанинское. От лукавого.

Они прошли вслед за Адашевым через просторные палаты, расписанные под сказочные леса из высокой травы, средь которой бродят львы и антилопы, поднялись на второй этаж и оказались в просторной светелке с обитыми красным штофом стенами и сводчатым потолком, с которого на гостей взирали двенадцать апостолов - если, конечно, Матях правильно опознал старцев с нимбами над головой. Напротив окна, спинкой к изразцовой печи, стояло обитое бархатом кресло, перед ним - небольшой столик на витых ножках. Хозяин дома направился к этому импровизированному трону, но в последний момент почему-то передумал садиться и повернул к окну, закрытому мелкими хрустальными ромбиками. Во всяком случае, для слюды эти ромбики казались слишком толстыми.

- Сказывают, боярин Андрей, - задумчиво пошевелил пальцами Даниил Федотович, блеснув самоцветами множества перстней, - сказывают, памяти у тебя не осталось, однако же языки ты знаешь во множестве, и нашенские, и басурманские.

- Русский знаю, - кивнул боярский сын. - А тут недавно выяснилось, что и башкирский тоже.

- Хитро, - покачал головой дьяк. - Не ведал, не ведал, и внезапно узнал.

- Услышал, - пожал плечами Матях. - А как услышал, то понял, что слова разбираю и говорить могу. А откуда, не представляю. Прошлого своего не помню.

- Стало быть, ты и иные языки ведать можешь, боярин?

- А черт его знает!

- Чтишь ли ты святые иконы? - спросил дьяк на немецком. - Следуешь ли заветам Христовым? - добавил по-французски и затем по-английски потребовал: - Осени себя крестным знамением. - Дьяк поднял глаза к потолку. - Что же ты молчишь, боярин Андрей?

- Ни слова не понял, - пожал плечами Матях. - Вот и молчу.

- Хитро, - прошел Адашев мимо него и остановился перед вторым гостем. - А заметил ли ты, Илья Федотович, что молвит воин твой на наречии странном, не нашенском?

- Заметил, Даниил Федотович, - кивнул Умильный. - Да токмо не может он лазутчиком басурманским статься. Потому как не секут лазутчиков до смерти да не бросают в степи последнего часа ждать. Опять же, за землю русскую и государя нашего боярин живота не жалел, рубился отчаянно. За храбрость башкорты ему невольницу подарили сверх доли общей.

- И это слышал, - кивнул дьяк и хитро прищурился. - А еще слыхал, не показывает ее боярский сын никому, при себе держит, кормит из своих рук, ако зверя чудного, невиданного... колдовского...

- Пустое болтают, Даниил Федотович. - Умильный кивнул Андрею, потом подошел к пленнице, сдернул платок с ее головы, развернул те, что укрывали тело, оставив только жилеточку и шаровары. Алсу тихо вскрикнула и потупила глаза.

- М-м... Хороша, - кивнул дьяк, окинув девушку взглядом от головы до пят. - Хороша. Немудрено, что от глаз чужих прятал. Но то ладно. - Боярин резко отвернулся, хлопнул в ладоши.

Отворилась дальняя дверь, в комнату вошел одетый в зипун холоп с серебряным подносом в руках. Однако интерес боярского сына вызвал не узкогорлый кувшин, покрытый затейливой чеканкой и украшенный драгоценными камнями, а стоящее почти сразу за тонкой створкой бюро, подле которого ссутулился молодой писец с пером в руках.

"Похоже, нас конспектируют", - успел сообразить Андрей, прежде чем дверь закрылась.

- Это хорошее немецкое вино, боярин, бургундское. - Дьяк Адашев собственноручно наполнил кубок и протянул его Матяху: - Испей на моих глазах.

Андрей пожал плечами, сообразив, что его испытывают на готовность нарушить заветы пророка, взял кубок, быстро его осушил и протянул обратно:

- Не распробовал!

- А ты дерзок, боярин, - с явным облегчением улыбнулся хозяин и наполнил бокал снова. - Кстати, Илья Федотович, что за ссора у тебя приключилась с соседом твоим, боярином Зориным, в Разрядном приказе?

- Отсиживался он за чаркой, пока мы с иными боярами полон русский от вотяков и татар отбивали.

- Откель татары на вятской земле взялись? - не понял дьяк. - Замирены, помню, уже второй год.

- От башкортов пришли, - вздохнул Умильный. - Пришлось догонять.

- Ужель башкорты татей степных укрывают?

- Нет, боярин, - решительно мотнул головой Илья Федотович. - Башкорты нам в покарании станичников помогли. Мыслю, недовольны они, что многие ногаи после успокоения ханства Астраханского к ним ушли. Степь, она хоть и без края, а места в ней мало. Коли засуха приключится али еще какая беда, башкортам самим пастбищ не хватит. Вот и серчают, гонят приживал прочь.

- И много там татар появилось?

- Изрядно. Родов пятнадцать, не менее. Многие к османам ушли, к султану в подданство. Иные письмами с Портой сношаются, желают Астраханское ханство у государя украсть и османам отдать.

- Вести верные?

- Торговые гости многие про это толкуют. Опять же, ногаи, коих башкорты прогнали, к реке Уралу уходят. Туда же и недовольные с Волги ушли. Сбиваются в стаи, силу начинают чуять. Купцов намедни обхапали, вятские земли разорили, невольников православных в полон угоняют. Пора, батюшка, силу неверным показать. Кто выю не согнул - тому голову снести. Кто султана сильнее государя любит - на кол посадить, лицом к Царьграду.

- Жесток ты зело, Илья Федотович, - покачал головой дьяк. - Государь наш Иоанн Васильевич крови не любит. Он замирения на Волге желает. Верности подданных новых, тишины и мира.

- А на что нам мир, коли при нем люди русские в неволе томятся, Даниил Федотович?! - повысил голос Умильный. - Позор это и грех великий, единоверцев поганым на поругание оставить!

- Ты, боярин, каким путем смог летом из вятской земли к Уфе выйти?

- Мы токмо верхом шли, без обоза, по тропам.

- Башкорты встретили с охотою? Воинов выставили али за спины прятались? Много ли ратников у них в роду? Как далеко табуны от кочевий уходят? Сколько дней татар гнали?

Вопросы следовали один за другим, быстрые, четкие, и очень скоро Матях понял, что любопытство царского дьяка вызвал не он со своей Алсу, а как раз быстрый и удачный набег боярина на татар в незнакомых степях. Отличником по истории Андрей не был, но понимал, что если Казань только-только присоединили к Москве, то, значит, дальше на восток русских форпостов еще нет.

Наконец хозяин дома иссяк. Он отошел к дальней двери, приоткрыл ее, постоял, еле слышно о чем-то переговариваясь.

- Ты чего молчишь, боярин?! - тихо, но напористо зашипел на Андрея Умильный. - Ты как, хочешь получить голову своего Кубачбека или нет?

- При чем тут я?

- Ты что, не видишь, понравилась дьяку твоя невольница... Ну-у!

- Что - "ну"? - все еще не понимал Матях.

- Сейчас токмо от боярина Адашева зависит, шепнет он государю, что на Волге у нас неспокойно, или забудет про это навсегда, боярин Андрей. От него единого. И татарка ему нравится. Каждый раз, как на нее посмотрит, про нас вспоминать станет. Ну же, боярин, выбирай...

Даниил Федотович закончил свой разговор и уже шел к гостям, а потому Умильный был вынужден замолчать. Однако Матях уже прекрасно понял, на что ему с такой яростью намекали. И все-таки никак не мог решиться. Одно дело теоретически знать, что девушка - рабыня, и совсем другое - вести себя как рабовладелец.

- Да, хороша, - кивнул хозяин, окинув Алсу прощальным взглядом. - И я бы прятал.

- Дарю, - усилием воли выдавил из себя Андрей, и дьяк даже не разобрал его хриплого голоса.

- Что? - непонимающе переспросил Даниил Федотович.

- Это подарок, - на этот раз вполне внятно проговорил боярский сын. - Я дарю ее вам.

- Дорогого стоит, - задумчиво покачал головой Адашев, подошел к Алсу поближе, пальцем приподнял ее подбородок и заглянул в глаза своего нового имущества. - Тут отдариться непросто станет. Что взамен попросишь? Чина, земли, почета?

- Ничего, - покачал головой Андрей, для которого самый трудный поступок остался позади. - Ничего мне не нужно, кроме как права родину без опаски защищать и людей русских из плена освобождать.

- И все-таки странен ты, боярин, - задумчиво ответил Даниил Федотович. - Однако же посмотрим. - Он громко хлопнул в ладоши: - Человек! Бочку вина бургундского в повозку гостей погрузить, дабы в покое вкус распробовали. Прощения прошу, бояре, что трапезы с вами разделить не смогу. Государь после полудня к себе призывал. Разговор с вами - отрада для сердца. Но не хозяин я желаниям своим.

Распоряжения хозяина дома исполнялись с похвальной скоростью, и, когда гости вышли из дома, холопы уже привязывали большущую, десятиведерную, бочку к карете на закорки. Боярин Умильный остановился, ожидая, пока они закончат работу.

- А я уж думал, боярин Андрей, не решишься ты на сей поступок, - пригладил свою окладистую бороду Илья Федотович.

- На какой?

- Татарку дьяку государеву отдать. Понимаю, жалко. Красавица девка была.

- Есть и краше, - пожал плечами Матях.

- Есть, - не стал спорить Умильный.

- Прасковья, например, - как бы между прочим уточнил Андрей.

В этот раз боярин замолк весьма надолго. И только когда холопы, затянув веревки, ушли в дом, ответил:

- Вот, стало быть, кого ты углядел. Не знаю, насколько красна моя племянница, однако же приданое за ней немалое стоит.

- Я знаю, - не стал спорить Матях.

- Дерзок, - покачав головой, повторил слова дьяка боярин. - Ох, и дерзок ты, служивый.

С пасмурного неба, медленно кружась в холодном воздухе, неожиданно стали падать снежинки. Илья Федотович поймал одну из них на тыльную сторону ладони, посмотрел, как она растаяла, причмокнул губами:

- Вот и Покров-батюшка. Припозднился ноне. Однако же одно правда - пора Прасковье тоже покрываться. Фатой покрываться пора. Не знаю. Дерзок ты, служивый, и странен зело. Но чует мое сердце, мала тебе скоро деревня Порез станет. Не на месте ты там. Не помещаешься. Не знаю... Поехали домой.

Глава 15

БЕЛИЦА

После того как ударил мороз, выяснилось, что боярин Умильный все-таки кое-что забыл в подготовке к возможному смотру своего боярского сына: не купил налатник. На богатырский размер Матяха, как водится, ничего готового у купцов не нашлось, а потому на короткий, подбитый лисьим мехом плащ с широкими рукавами и высокими разрезами на боках пришлось потратить еще три дня. В качестве компенсации пуговицы Андрей получил перламутровые, хотя и предпочел бы чего попроще.

Зато зима за эти дни успела разгуляться не на шутку, сковав даже навозные кучи на окраинах столицы. Когда верховой отряд мчался по дороге, то она аж звенела под ударами копыт, и во все стороны летели ледяные осколки, сбитые шипастыми подковами с накатанной телегами корки. Илья Федотович, отправивший основные грузы с обозом, теперь шел налегке, каждый из холопов вел в поводу всего по паре лошадей, навьюченых небольшими тюками. Правда, по сравнению с походными сумками груз был поболее, и в качестве заводных коней вьючных использовать не получалось, но двигались двое служивых людей и три холопа все равно ходко. Один день - и они уже во Владимире. Еще два - и мимо промелькнул Нижний Новгород.