Чтение 20–й страницы книги ~Игры рядом~

- Почему? Я предлагаю тебе уже очищенное. Только откусить.

Саймек рядом сердито засопел. Я чувствовал себя все более неуютно, понимая, что меня загоняют в ловушку, и не в силах понять механизм ее действия.

- Предпочитаю нечищенные. У кожуры вкус лучше, - мрачно ответил я.

Урсон засмеялся, поднял с пола кусочек кожуры и бросил передо мной на стол.

- У кожуры, говоришь? Что, даже отдельно от яблока?

Я не ответил, давая ему возможность закончить мысль. Урсон хмыкнул.

- Вот и Шерваль тоже не захотел кожуру без яблока. Он мог без особых хлопот воспользоваться послевоенной разрухой, чтобы захватить власть, - королевская армия была ослаблена, и его личного гарнизона хватило бы, чтобы совершить переворот. Революции происходят во дворцах, а не на полях брани. Но зачем ему разрушенная страна? Он предпочел подождать, пока она немного очухается, всячески этому способствуя. Третинный налог, который в итоге и привел к крестьянскому бунту, - его идея. Ты знал? А потом ему надо было только переметнуться на сторону народа, заручившись таким образом его обожанием. В победе над братом он не сомневался и заранее обеспечивал себе благоприятное царствование. Снимал кожуру с яблока, еще не сорвав его с дерева. Понимаешь?

Понимать-то я понимал, по крайней мере, внешний смысл его слов. Внутренний по-прежнему оставался загадкой, и это меня нервировало. Урсон подбросил очищенное яблоко, и стоящий рядом Арт ловко поймал его.

- А теперь кожуру будем снимать мы. Верно, Рич? - Саймек кивнул, явно довольный, что на него обратили внимание. Урсон деликатно улыбнулся.

- Изначально Гийом и Донован были в равных условиях. У короля есть мощная столица и прилежащие к ней земли, Шерваль медленно, но верно теснит его войска, отвоевывая куски земли. Он немного погорячился, не сумев до конца выдержать роль отца народа, и достаточно быстро показал свое истинное лицо, когда позволил своим войскам разорить пару деревень. Но короля от этого сильнее любить не стали. Сейчас всё упирается в распределение фактических сил. У Шерваля выгоднее позиция, и он, возможно, давно победил бы, если бы не вмешались мы. Эван, как ты думаешь: зачем мы это сделали?

В самом деле, отличный вопрос. Я понял наконец, чем меня так тревожил этот разговор. Я не знаю, зачем вы это сделали. Мне всегда было плевать, кто победит в этой войне. Я просто отводил душу по полной, Жнец вас забери. Только это мне и было надо. Гражданская война - всего лишь предлог. Партизаном быть неплохо, но, не будь войны, я, не исключено, просто подался бы в лесные разбойники. Из тех, о которых поют в старинных балладах. Только без всякого романтизированного благородства. Надирать задницу аристократам, и как можно чаще, - вот всё, чего я хотел, всё, что меня манило и пьянило, всё, ради чего я жил. Сейчас, когда я думал об этом, звучало это довольно-таки мерзко. И тем не менее это было смыслом моей жизни целых шесть лет.

Это то, зачем в это ввязался я, ну а они-то - зачем? Думать об этом мне не хотелось. Потому что это была политика, а я ненавидел политику. Всегда ненавидел. К счастью, Урсон по-прежнему не ждал от меня ответа.

- Испокон веков народное ополчение, оно же партизанское сопротивление, выступало на стороне одного из противников. Точечные удары, локально ослабляющие враждебную сторону, саботаж, шпионаж. Всё - по мелочам, но в итоге это может дать и почти всегда дает поддерживаемой стороне немалые преимущества. Потому что армию можно загнать в ловушку и разбить, а тысячи раскиданных по всей стране крошечных отрядиков так просто не выловишь. Проще пристрелить бешеного пса, чем вывести его блох. Но это-то не наш случай. Мы не на стороне Гийома и не на стороне его брата. Мы на стороне того, кто сейчас слабее.

- Нет! - впервые за весь его монолог не выдержал я. - Мы против того, кто сейчас сильнее.

- Это важно для тебя? - Урсон бросил на меня быстрый пристальный взгляд, заставив мгновенно пожалеть о моем порыве. - Ладно, пусть. Суть та же. Если бы мы определились со стороной, которую поддерживаем, война бы закончилась в несколько недель. Но чего бы мы тогда добились? Что один король, что другой. Кожура без яблока или яблоко без кожуры. Как ты верно заметил, с кожурой яблоко гораздо питательнее.

Мне хотелось попросить его замолчать, и я, возможно, так бы и сделал, если бы не Саймек, сидевший рядом со мной, слово конвоир. Будь он по другую сторону стола, я бы чувствовал себя гораздо увереннее. Урсон, похоже, это понимал.

- Партизанское движение ослабляет противника. Поскольку противники в нашем случае - оба, слабнет и тот и другой. При этом они не борются с нами так целенаправленно, как боролись бы, будь наша позиция определенной, потому что в трудные минуты для одной из сторон мы фактически спасаем положение, нападая на ее противника. Мы враги и тем, и другим, но одновременно и союзники. Поэтому мы всё еще существуем. И поэтому они слабнут, не замечая этого. Слабость другого заметить проще.

Он мог не продолжать. Мне вдруг стало так тошно, как не было очень-очень давно.

- А потом, - закончил я за Урсона, - когда они ослабнут вконец, вы просто остановитесь. И посмотрите, кто кого одолеет. Поскольку к тому времени обе армии будут истощены, это уже будет не важно. Победитель потеряет не меньше проигравшего. Тогда и... - у меня вдруг перехватило дыхание.

- Тогда мы и используем людей Рича, - сказал Урсон и очаровательно улыбнулся. Когда он улыбался, то выглядел лет на двадцать пять. - Всё верно.

Мне захотелось вернуться к снежникам, набрать полный рот эйдереллы и вступить в оживленный диспут со всеми фиолетовыми курицами округи. Только бы оказаться подальше отсюда...

- Скоро уже, да? Совсем скоро?

- Совсем скоро, - кивнул Урсон. - Я вот и спрашиваю: ты с нами?

С вами? Ребятки, да я никогда не был с вами. Вы тут, я вижу, замыслили революцию, но это дело ваше - оно и в давние времена меня не касалось. И даже те времена давно прошли. Всё, что меня когда бы то ни было волновало - моя собственная эрекция в тот момент, когда я пускал арбалетный болт в затылок напыщенного лорда из... по хрен из чьей армии. Главное - это был напыщенный лорд, муж, или брат, или, может быть, даже законный сын своей дражайшей матушки... Больше меня ничто не интересовало! А что вы мне предлагаете? Самому заделаться таким вот лордёнышем? Может, еще и рыцарство предложите? Да чтоб я сдох. Знаю я, чего всё это стоит. Поверьте, намного лучше вас. Я там был. Я всё это видел.

- Зачем я вам? - спросил я, даже не удивившись ярости, звеневшей в моем голосе. - Какого хрена, Кайл, зачем? Если то, что ты говоришь, правда, арбалетчики сопротивлению больше не нужны. Ему нужна организованная обученная армия. Я здесь ничем помочь не могу. Стало быть, и сливки снимать не мне. Но ты не бойся, никаких обид. Я уже... наигрался.

Саймек тихо хмыкнул. Урсон смотрел на меня сквозь сплетенные пальцы рук, прижатые к переносице, и меня мутило от его взгляда. Я встал.

- Могу я уйти?

- Сейчас? Хоть переночуй.

Мне не нравился его голос. Не нравился его взгляд, не нравилось то, что он мне рассказал: я не верил ему. Самое умное, что я мог сделать, - это убираться отсюда как можно скорее и дальше. Но было очевидно, что решения здесь принимаю не я.

- Спасибо. Я переночую и с рассветом уйду.

- Уедешь, - поправил Урсон, всё так же не отрывая от меня глаз. - Я дам тебе коня. И оружие. Ты ведь безоружен?

Меня начало трясти. Я вдруг почувствовал слабость в ногах. И понял, что, если бы Урсон смотрел на меня всё время разговора, я бы уже давно потерял над собой контроль. Я смог только выдавить очередную признательность и ретироваться за дверь. Меня всё еще трясло. И чем дальше, чем сильнее. Я сцепил руки в замок и стиснул их изо всех сил. За окнами уже было темно.

ГЛАВА 26

Пальцы дрожат от страха, от гнева. Пальцев только восемь: они трясутся так, словно их десять. Страха, гнева - на десять пальцев. И даже больше. В сером небе с криком носится птица. Крик бьется о закрытые ставни. Темно.

- Ты уверен?

- Уверен... Алоиз... Я уверен! Ты спрашиваешь, УВЕРЕН ли я!!

- Успокойся...

- Сам успокойся! Я предупреждал тебя! Говорил, что так и будет!

- Покажи мне. Отойди.

Пальцы - десять пальцев - легко касаются пергамента, бережно, нежно. Почти не касаются.

Тихое дыхание, ровное, спокойное, будто во сне... будто сон, который снится Демону.

- Мы все - только сон, снящийся Демону. Джейкоб, когда рисунок начал кровить?

Пальцы - восемь - дрожат, заламываются, выли бы, если бы умели.

- Почему ты спрашиваешь ЕГО?! Это я...

- Джевген... Я прошу... Джейкоб?

- Я увидел вчера ночью. Думал, почудилось...

- Почему ты сохранил этот рисунок?

- Я...

- Не бойся. Скажи: почему? Тебе нравится эта женщина? Ты находишь ее... привлекательной?

- Н-нет...

- Нет?

Пальцы - пять из десяти - расползаются в вязкой темной крови, по высоким холмикам грудей, по изгибу острых локтей, по буйной гриве черных волос, по белесому пергаменту, полустертому грифелю... Кровь темная, венозная и плохо, страшно пахнет. Пальцы - эти - не дрожат.

- Просто... она...

- Джейкоб?

Дыхание - рваное, тяжкое, мучительное - как сны, которые снятся всем.

- Она так хорошо... нарисована, и она... настоящая... просто очень настоящая... живая...

- Хотел бы я знать, где эта женщина теперь. И что с ней происходит.

Пальцы - восемь из восьми - дрожат, сжимают друг друга. Пальцы - пять из десяти, - отрываются от стертого грифеля, стряхивают темную кровь.

- У тебя остались еще какие-нибудь его рисунки?

Мне отвели комнату, но я в нее даже не заглянул. Решил, что просижу до утра у солдатских костров. Если мне позволят, конечно - я бы на месте Урсона этого не допустил. Но он то ли не боялся повторения истории на Перешейке, то ли доверял своим людям, то ли оказался достаточно проницателен, чтобы понять мою новую сущность. В случае последнего я мог ему только позавидовать, потому что сам я пока ни хрена не понимал.

Ночь выдалась приятная - звездная и теплая, не очень сухая. Спать мне не хотелось, и я выбрался на стену форта: ветер тут был мягким и свежим и, кажется, пахнул листьями. Вряд ли, конечно - до полесья отсюда слишком далеко. Но я решил, что чувствую этот запах, значит, так тому и быть.

Куда податься, я пока не знал. Не в Восточные Леса, конечно. Теперь уж точно нет. В Даллант? Я должен был найти Йевелин. Убедиться, что она жива... Выяснить, как она победила Стальную Деву. Рассказать все о Проводниках и Безымянном Демоне. Спросить, чего она так боится. Для начала хватит.

Звезды мерцали слабо, словно неуверенные в содержании сигнала, который пытались таким образом передать. Я оперся спиной о стенку укрепления и, сунув руки в карманы, закрыл глаза. Оказывается, это приятно: просто стоять с закрытыми глазами, чувствуя, как лицо обдувает ветер, как шевелятся от его дыхания волосы надо лбом. Странно, никогда я не задумывался, что это может быть приятно. Просто стоять и ни о чем не думать. Не чувствовать ничего, кроме ветра на лице. Не дышать. Почти что не быть.

Поворачивая ладонь назад и перехватывая запястье тянувшейся ко мне руки, я не открыл глаз и не повернул головы, только подумал: ничто приятное, как и ничто хорошее, долго не длится.

- Настороже, - посмеиваясь, сказал Урсон. Он стоял у меня за спиной, но в темноте я и так не смог бы рассмотреть его лица. Это почему-то успокаивало - мне не нравилось несоответствие его внешности голосу и в особенности взгляду. - Молодец.

- Я не нуждаюсь в твоих похвалах.

- Да ладно тебе. Кого ты ждал?

- Саймека. Или, скорее, кого-нибудь из его людей.

- Но не меня?

- Или тебя. У тебя, по большому счету, оснований столько же.

- Нет, - засмеялся Урсон, - немного больше.

- Почему?

- Почему? Ты - Эван Нортон.

Я вдруг разозлился. Очень сильно. Так сильно я злился в последний раз только в Далланте на Дарлу Аннервиль, рыдавшую в полутемном зале, в дрожащем свете нескольких свечей, под пристальным взглядом своего отца, под пустым взглядом своей мачехи.

- Я Эван Нортон. Да. Я - Эван Нортон. Уже двадцать седьмой год. Мне так часто об этом напоминают, что я при всем желании не смог бы забыть. Как думаешь, если я сменю имя, это поможет?

Урсон промолчал. Он не шевелился, а оборачиваться мне по-прежнему не хотелось. Наконец я не выдержал - и вздрогнул, обнаружив, что он стоит ко мне гораздо ближе, чем я думал. Вплотную, почти касаясь подбородком моего затылка. Даже пятнадцатилетним мальчишкой он был выше меня на полголовы. Его дыхание обожгло мне лицо, я снова почувствовал этот странный пряный запах и вдруг вспомнил десятки деревянных солдатиков, разбросанных по столу.

- Ты не боишься, что я уведу твоих людей? - внезапно охрипшие голосом спросил я. Он покачал головой. Если бы была луна, я, возможно, смог бы рассмотреть его лицо. И я даже не знал, радоваться ее отсутствию или нет. - Почему? Саймек тебя недостаточно настращал моим вредным влиянием на его солдат?

- Они не пойдут, - тихо сказал Урсон. - Они бы пошли, если бы ты вел. Хоть куда-то. Даже если бы ты сам не знал куда. Но сейчас ты никуда не идешь. Вот и всё.

Опять меня затрясло. Почему его голос оказывает на меня такое воздействие? Тело, детское и обманчиво слабое на вид, как будто лгало, и я невольно думал, что голос и глаза должны говорить правду, потому что в одном человеке не может быть столько лжи. Урсон придвинулся еще ближе, и я невольно отшатнулся, рефлекторно ухватившись за выступ укрепления. От бездны под ногами меня отделяла верхушка крепостной стены - деревянного частокола, - доходившая мне до бедер, и это заграждение вдруг показалось опасно ненадежным.

- Я иду в Даллант, - с уверенностью, которой не чувствовал, возразил я, не ставя цели его переубедить - просто его слова о том, что я никуда не иду, неожиданно меня покоробили. - У меня там масса неоконченных дел.

- В Даллант? Что у тебя общего с Шервалем?

- С Шервалем? - не понял я. - Он-то тут при чем?

- Ты не знал? Его войска заняли Даллант, Кливор и Парезу еще месяц назад. Почти весь юго-запад под Шервалем.

- Проклятье! Как же это могло случиться?! Почему мне никто не сказал?!

Йевелин...

- Твои неоконченные дела, если остались живы, наверняка направились в столицу. Там сейчас собираются все лояльные к Гийому дома. Прелестница твоя, если она из этих, теперь там же. Если ее не уделали по дороге.

Я почувствовал, что позорно краснею, но, к счастью, в темноте это вряд ли было заметно. Впрочем, голос дрожал не менее предательски.

- Что за чушь. Чтобы я уцепился за юбку дворяночки?..

- Тебе виднее, - охотно уступил Урсон, и от этой снисходительной капитуляции я почувствовал себя еще более униженным. Во дворе мерцали огоньки костров, и мне вдруг безумно захотелось туда, вниз.

- Как же... как Шерваль смог туда... так быстро?

- А у него уже с полгода как там дислоцировано несколько подразделений. Законспирированных под мирное население. Проникли на земли Гийома под видом беженцев с занятых Шервалем земель после одной из крупных кампаний. И отсиживались, ожидая сигнала. Запасной вариант.

- Зачем?

- Не знаю, - признался Урсон. - У него были очень хорошие позиции на юго-востоке. Он даже сунулся ко мне... представляешь? Шерваль в моих степях, когда его никто не ждал. Это было большим сюрпризом.

- Сейчас же он на коне... так? Мы... - это проклятое "мы!" - ...мы сейчас против него?

- Были. В целом, и остаемся.

- В целом?..

- Всё будет зависеть от того, что он решит.

Так, это уже что-то новенькое! Никогда на моей памяти Сопротивление не сговаривалось с королевской фамилией. Что же это такое?..

- Вы хотите заключить союз? Помогаете ему разгромить Гийома, а потом, под шумок, вводите в дело армию Саймека? О которой Шерваль, естественно, не знает?

- Он знает.

Ироничность моего тона потеряла всякий смысл. Я уже вообще ничего не понимал.

- На самом деле, - проговорил Урсон, - это Саймек предложил то, что ты говоришь. Я с ним не спорю. Если он до сих пор думает, что десятитысячную армию можно пять лет прятать по пещерам, остается молиться, чтобы в следующем перерождении он стал женщиной и смог выполнять работу, приличествующую его уму.

- Ты... - Как же мне всё это надоело... - Ты лгал там, внизу? Всё, что ты мне говорил, предназначалось для Саймека?

- Не всё. Но многое. Я не хочу открыто вступать с ним в конфронтацию - он, чего доброго, полезет в драку, а я сейчас не могу позволить себе давать отпор десятитысячной армии разленившихся крестьян. У меня просто нет на это времени. Армия Саймека законсервирована на Перешейке. Шерваль всё знает. Гийом тоже. Стоит им высунуться оттуда, и их перережут, как цыплят. Союз с Шервалем опасен. Он слишком влиятелен. Его ненавидят, но и боятся не меньше. Мне не всё равно, кто победит в этой войне. Если это будет Шерваль, дело значительно усложнится. Армия Саймека - это палка о двух концах, может сработать и как запасной вариант, и как дополнительный козырь при торге с Гийомом.

- С Гийомом?..

- Если договор с Шервалем не удастся. Я предложу королю голову брата в обмен на некоторые привилегии... для себя лично... и для тебя, если захочешь. - Он умолк, словно ожидая ответа на это более чем странное предложение, но я молчал. Тогда он продолжил: - Если он согласится - что ж, дело решится совсем просто. Если нет, можно будет использовать армию Рича как резерв... но уже, конечно, без Рича...

- Блестящий план, - с убийственным сарказмом похвалил я. - Значит, только личные привилегии? Это всё, что тебе надо?

- Конечно, - в его голосе впервые послышалось удивление. - А что же еще? Если дело выгорит, как думаешь, кто сядет на трон?

Меня передернуло. Я попытался отодвинуться, но рядом был уже частокол. От попытки представить себе этого молокососа в короне и мантии мне стало дурно - словно глупый сон или идиотское представление ярмарочных шутов.

- Проклятье, Кайл, да зачем тебе этот трон?! - выдавил я, почти смеясь. Он помолчал, потом ответил:

- Ты вряд ли поймешь.

Я осекся. И правда. Он ведь не требовал объяснить, зачем я угробил шесть лет и множество чужих жизней в отряде арбалетчиков. У каждого своя игра. Мы все играем рядом... но у каждого своя игра.

- Прежде чем предлагать Гийому голову Шерваля, ее надо добыть, - жестко сказал я. Так вот, поразвлечемся, отбирая чужие игрушки... Я ухмыльнулся этой мысли, но ухмылка вмерзла мне в лицо, когда Урсон ответил:

- Она уже добыта.

Я круто развернулся к нему. Так круто, что едва не свалился вниз. Урсон молниеносно перехватил меня за плечи и рванул к себе, прочь от разверзшейся внизу пропасти. Я упал прямо на него, рефлекторно выставив руки вперед и уперевшись ладонями ему в грудь. Мы оба распрямились, тяжело дыша, стоя лицом друг к другу: он - спиной к двору, я - спиной к бездне, но Урсон не отпустил меня. Одно его движение, подумалось мне, и я лежу снаружи форта с раскроенным черепом. Ветер поменял направление и снова бил мне в лицо.

- То есть? - выдохнул я, стискивая кулаки и безуспешно пытаясь отодвинуться от него. Его детские руки оказались очень сильными.

- Шерваль здесь. В подземелье форта. Он приказал наступать на запад, но сам отправился туда не сразу. Хотел подождать, пока возьмут Даллант. А тем временем - разобраться со мной... Он думал, я решу, что он пошел вместе со своими войсками. Но недооценил мою агентуру.

- Ты взял Шерваля, - потрясение проговорил я. - Проклятье, Кайл, да ты ведь теперь можешь всё. Всё что угодно. Его армия парализована, а Гийом даст многое за своего брата... Ты держишь в руках всю страну.

- В настоящий момент, - сказал Урсон, - я держу в руках тебя.

Слова замерли у меня на губах. Я по-прежнему не мог видеть лица Урсона, но вдруг вспомнил его взгляд. Острый и тонкий, будто игла или осиное жало. Я не понимал его. Не понимал, чего он хочет. Или думал, что не понимаю. Думал, даже видя ясный взгляд женоподобного блондина, прислуживавшего Урсону за столом, думал, даже глядя в его раскосые глаза, даже ощущая его дыхание на своей коже. Я почувствовал стремительно подкатывающую тошноту.

- Пусти.

- Эван, перестань. Не бойся меня. Я ничего тебе не сделаю.

- Пусти, я сказал.

- А я сказал, перестань. Я могу сбросить тебя вниз, если захочу. И могу сделать своей правой рукой... если захочу. Эван, я хочу. Я про тебя слышал... я очень давно и очень много про тебя слышал. Я не хотел тебя видеть. Как будто чувствовал... как знал, что ты... такой... Чего ты хочешь? У меня сегодня хорошее настроение. Чего бы тебе хотелось? Я могу отдать Шерваля тебе. Как подарок. Или Саймека. Он говорит, что ты украл его людей, но ведь он сделал то же самое, верно? Тебе не хочется ему отомстить? А хочешь, провернем это дело вместе? Я всегда делал это только для себя. Мне иногда тоже хотелось... для кого-то... кого-нибудь. Хочешь? Сделаем это вместе. Ты и я... у нас получится...

Этот запах, приторный запах чего-то жуткого, был всё сильнее, всё резче, настырнее, и в тот миг, когда ладонь Урсона легла мне между ног, стал невыносимым. Я согнулся пополам, и меня вырвало Урсону на рубашку.

Он сразу отпустил меня и отступил. Я привалился к стене укрепления и отер губы тыльной стороной ладони. Мои плечи тряслись, в голове шумело, огоньки костров, вдруг ставшие очень далекими, прыгали под ногами, и я никак не мог понять, то ли расхохочусь сейчас, то ли разрыдаюсь. Урсон смотрел на меня молча. Я не видел этого, но чувствовал его взгляд.

- Прости, - вполголоса проговорил он. - Извини. Я не думал... Тебе не надо было сюда приходить.

"Это уж точно!", - мысленно простонал я, по-прежнему не выпрямляясь. Приступ прошел, и теперь мне просто хотелось остаться одному.

- Ты выбываешь из игры, - помолчав, тихо и очень жестко сказал Урсон. - Слышишь, Эван? Раз так, ты выбываешь. Запомни это... хорошенько.

Я услышал, как он спускается вниз, легко и быстро, прыгая через ступеньку. Я сполз на пол и прислонился к стене.

- Запомню, Кайл, - сказал я, но он уже не мог меня услышать.

Когда я спустился вниз, большинство солдат уже спали, только часовые хмуро поглядывали в ночь. На меня внимания никто не обращал. Золотисто-алые искры одиноко выстреливали во тьму и тут же гасли, не успев осветить лиц спящих солдат.

Я не без труда нашел оружейную и бесцеремонно растолкал кузнеца, подпиравшего широченной спиной запертую дверь.

- Нож и арбалет, - тоном, не терпящим возражений, сказал я. Кузнец захлопал сонными глазами, потер их кулаками, скривил рот, намереваясь разораться. И тогда я, всё еще смутно понимая, что делаю, но повинуясь какому-то странному, внезапному вдохновению, придвинулся к нему почти вплотную и легонько дыхнул ему в лицо.

Он отшатнулся, слово увидел на мне следы проказы, и побелел так, что это было заметно даже в темноте.

- Нож и арбалет, - без угрозы в голосе повторил я. - Быстро и очень тихо.

Оружейник встал, отпер свою мастерскую и меньше чем за две минуты принес мне требуемое. По правде, я не ожидал, что у них найдется арбалет, и это стало приятным сюрпризом. Я без единого слова забрал у оружейника протягиваемое оружие и, не оборачиваясь, зашагал вдоль стены. Оборачиваться было нельзя. Я это знал.

Форт спал: только однажды на меня заворчал солдат, о ноги которого я споткнулся, а другой раз залаяла собака. Я не знал планировки форта и терял драгоценные минуты, но выбора не было. Конюшня, по счастью, довольно легко нашлась по запаху. Беседа с конюхом в точности повторила беседу с кузнецом. И результат был тот же. Меня снова начало трясти, когда я только попытался представить, что же такое знают они и чего не знаю я, но времени думать об этом не оставалось.

Вход в подземелье я искал долго: башня форта была круглой и почти гладкой, входы и окна - асимметричными. Наконец я обнаружил темное углубление в одном месте возле стены. Лишь подойдя ближе, я заметил слабый желтоватый отблеск далеко внизу. Привязав коня к оглобле стоящей неподалеку телеги и приторочив арбалет к седлу, я сунул нож за пояс и, нащупывая ногой в темноте неровные узкие ступени, спустился вниз.

Внизу была небольшая каморка, где двое солдат играли в карты, сидя на перевернутых бочках. Игра казалась азартной, но ругались они громким шепотом, словно боясь потревожить чей-то сон. При виде меня оба умолкли и бросили карты на стол. Я сделал два шага вперед, и один из солдат поднялся, положив руку на рукоять прислоненной к стене алебарды.

- Чего надо?

- Увидеть пленника, - сказал я, глядя солдату в лицо. Он слегка нахмурился, поморщился, бросил на напарника неуверенный взгляд. Я оттянул воротник рубашки и глубоко вздохнул.

Что они знали? Проклятье, что же они такое о нем знали?..

Солдат загремел ключами, отпирая низкую железную дверь в углу каморки.

- Пять минут, - предупредил он.

- Сколько скажу, столько и будет, - холодно ответил я и, не дожидаясь возражений, протиснулся в узкий коридорчик, почти сразу обрывавшийся вниз винтовой лестницей. Дверь за моей спиной тут же захлопнулась, и я погрузился в сырой полумрак. У самого входа вонюче чадил факел. Полусгнившая деревянная лестница круто уходила вниз и после четырех или пяти витков терялась во мраке. Я вытащил факел из держателя и стал спускаться, думая, что, вероятно, кормят его высочество нечасто - вряд ли солдатам доставляет большое удовольствие мотаться по этой развалюхе вверх-вниз, всякий раз рискуя сломать себе шею. Тут было холодно и промозгло, сильно воняло мочой, а лестница тут и там была заляпана крысиным пометом. Один раз я наступил на крысу и прикусил язык, пытаясь не заорать, когда нога, потеряв опору, рванулась вниз. Кто бы мог подумать, что в этом полуразвалившемся укреплении такие, можно сказать, классические ямы.

Брат короля нашелся на самом ее дне, почти там же, где обрывалась лестница, на крохотной площадке голой земли. Он сидел, привалившись спиной к стене. Руки и ноги у него были связаны, на теле в нескольких местах виднелись рваные раны от крысиных укусов. Вероятно, большую часть времени он развлекался тем, что пытался стряхнуть с себя этих тварей. Я никогда раньше его не видел и не знал, что он так молод. Старше Урсона, конечно, но ненамного. Лицо у него было узким, пепельно-серым и по-женски красивым, свалявшиеся вьющиеся волосы облепили лоб, щеки и шею. Он был тонким и хрупким, как юная девушка, и весил, наверное, столько же.