монета крупного достоинства.]. Сейчас ему было не до подобных тонкостей - он
слушал свой внутренний голос. А тот бубнил с маниакальной настойчивостью - ты,
мол, как хочешь, а я сваливаю. И впрямь, нужно было делать ноги, пока сбежавшие
негодяи не вернулись с подкреплением. Так что подобрал Буров трофеи, проглотил
слюну, вспомнив вкус похлебки, да и подался с погоста вон. Несмотря на
одержанную победу, настроение у него было так себе. Снова в ночь, в темень, в
клоаку улиц. С пустым животом. Да, спасибо духам, удружили, ничего не скажешь.
Нет бы куда-нибудь в Элладу, на юга, на берега Эгейского. А то - одно дерьмо,
склизкие мостовые и социальные контрасты. И сплошная уголовщина. Вор на воре и
вором погоняет. Криминал голимый, поножовщина и беспредел. И вот тут-то Буров
дал по тормозам и неудержимо, распугивая поздних прохожих, залился гомерическим
хохотом - ну, блин, и укатайка! Он торчит здесь, как тополь на Плющихе, в своем
малиновом уркаганском клифте, с бабками, добытыми на мокром деле и с лопатой,
липкой от мозгов, и переживает, блин, на морально-этические темы! Посланничек
из будущего, продукт цивилизации. Явился - не запылился. Сам-то ничего, кроме
как кровушку пускать, не умеет. А с другой стороны, с волками жить - по-волчьи
выть. Тем более если ты красный смилодон. Плевать ему на эволюцию и на всякий
там прогресс - один хрен, за двести или сколько-то там лет по сути дела ничего
не изменилось. Во все века хомо сапиенсы были зверьми, что в восемнадцатом, что
в девятнадцатом, что в двадцатом. Это у нас в крови, в хромосомах, в генной
памяти - охотиться на себе подобных. За тысячелетия истории привыкли...
как подтверждение мыслей Бурова, нарядная, с панелями из полированного дерева
карета наткнулась на положенное на мостовую бревно. Раздался треск, оба колеса
с правой стороны отлетели, кучер заорал истошно, натягивая вожжи. Лошади,
захрапев, послушались его, карета с креном, словно тонущий корабль,
остановилась. А со всех сторон к ней, словно хищники к добыче, уже
подтягивались люди с оружием - стремительно, сплоченной стаей. Только тени
скользили по стенам домов да блестели в лунном свете кинжалы и шпаги. Вот
остановились, выждали мгновение и, по знаку человека в карнавальной маске,
кинулись вперед. Казалось бы, ничего особенного, вульгарный гоп-стоп,
вооруженный грабеж. Банальнейшая уличная экспроприация экспроприаторов. Только
что-то уж больно слаженно действовали нападающие, при близком рассмотрении
совсем не похожие на разбойничков. Да и кучер, вместо того чтобы наделать в
штаны, вдруг вытащил шпагу и начал защищаться, фехтуя со сноровкой дуэлянта.
Странно, очень странно. А из кареты между тем раздались выстрелы - пистолетные,
дуплетом и вразнобой, так что выпятилось, пошло трещинами толстое слюдяное
окно. Затем резная дверца распахнулась, и навстречу атакующим, из коих трое уже
растянулось на земле, бросился кавалер со шпагой. Он был высок, статен и одет
необыкновенно эффектно - в длинный бархатный камзол с брандебурами [Петлицы,
обшитые шнуром.], отороченный соболиным мехом, с кружевным жабо, выглядывающим
из-под атласного жилета. Эфес его шпаги отсвечивал золотом и играл
бриллиантами, рубинами и сапфирами, клинок же двигался с быстротой змеи,
жалящей своих смертельных врагов. Однако не стать, не доблесть и не одежда
кавалера вызывали неподдельное изумление - фехтуя, тот отчаянно ругался.
По-черному, по-матерному, по-русски. Причем с морским уклоном, семиэтажно,
словно заправский подвыпивший боцманмат. Ругань эта мигом пробудила в Бурове
патриотизм, ностальгию и дружественные чувства - говорят, нет ничего приятней,
чем встретить земляка на чужбине. А потому, долго не раздумывая, он сбросил
свой камзол, взялся за лопату половчее да и ринулся в гущу боя, закричав
пронзительно и громогласно. Помощь его пришлась как нельзя кстати - кучер,
получив полвершка стали в шею, уже перестал хрипеть, статного же кавалера взяли
в плотное кольцо и жизнь его повисла на волоске. Вот тут-то и пожаловал Вася
Буров со своей лопатой. И пошел гулять острый штык по головам, ключицам да
коленям, рассекая мышцы, травмируя суставы, разрубая хрящи и кости. Чай не
шпажонкой какой дырки вертеть. Предводитель негодяев быстро понял это, когда
бросился было на Бурова со своей вердюной [Шпага, по сути рапира, с длинным
клинком, способным скорей колоть, чем рубить.]. Миг - и шпага его оказалась
прихлопнутой к земле, тут же на нее наступили тяжелым сапогом, а крепкий, не
знающий пощады кулак въехал негодяю в физиономию. Да так что предводитель
зашатался, упал, и слетела маска - веселенькая, изображающая Скапена [Хитрый,
плутоватый слуга, герой комедии Мольера "Проделки Скалена".]. Буров успел
заметить властный подбородок, орлиный нос, горящие глаза - неплохой образчик
южной красоты, правда, щедро сдобренный кровью и соплями. Тут же к поверженному
Скапену подскочили соратники, подхватили его под руки и потащили в темноту.
клинок, понюхал и швырнул себе под ноги. - Сволочи! Распросукины дети!
Бурову, что-то сказал. На французском, но приветливо. На его надменном лице
появилось что-то вроде улыбки.
кивнул и с достоинством расправил плечи, всем своим видом показывая, что с
кавалером они в равных весовых градациях. - Я полагаю, случай свел меня с
земляком. Сие весьма приятно, весьма.
сработали механизмы приспособления. Не будешь же спрашивать у человека в жабо,
размахивающего шпагой в бриллиантах: "Вы давно здесь в командировке, товарищ?"
интонацию, тон, манеры и непринужденность собеседника, снова улыбнулся и сделал
небрежный, чисто символический поклон. - Разрешите представиться: граф Алексей
Орлов. - Веско помолчал, подчеркивая сказанное, выпятил грудь и стер с лица
улыбку. - Чесменский.
году русские корабли разгромили турецкую эскадру в Чесменской бухте.].
щелкнул каблуками и тоже выпятил грудь колесом, как петух: - Князь Буров. -
Помолчал в свою очередь, усиливая сказанное, кашлянул, брякнул лопатой. -
Задунайский.
фаворита Екатерины II князя Потемкина.]. Знаем, через какое место они выбились
из грязи в князи...
поубавилось. - Задунайский?
куда-то вверх, в полог чернильного неба. - Наш род очень древний. Мои предки
сидели у Ивана Калиты выше Хованских, Мстиславских и Заозерских. Рюриковичи у
них в холопах ходили...
не позволило врожденное чувство такта. Просто крепко пожал протянутую руку и
согласно кивнул - да, пожалуй, они заговорились, нужно уходить. Само собой,
лучше вместе. С добрым попутчиком дорога короче, тем более по ночному Парижу.
глянул внутрь, беззлобно выругался. - Лаура, черт побери, ну где вы там? Надо
уходить.
превосходство.
она держала абордажные пистолеты. - Прошу вас, граф, они перезаряжены.
делала фигуру бесформенной, неузнаваемой.
ухмыльнулся, принял пистолеты и дулом одного из них указал на Бурова. - А это,
мадемуазель Лаура, князь Задунайский. Если бы не он...
Лаура, повернулась к Бурову и сняла капюшон. - Вы, князь, дрались аки скимен.
Аки Геркулес. - Не закончив мысль, она придвинулась к Орлову и сделала книксен.
- Я уж не говорю о вас, граф. Ваша храбрость - это притча во языцех во всех
салонах. Кстати, вы не ранены?
А вкрадчивыми манерами и рыжиною волос очень напоминала лисицу.
притертую пробку, отхлебнул, крякнул и без церемоний протянул Бурову. -
Глотните, князь. Это бальзам от всех ядов. Наш лекарь, Ерофеич [Гениальный
русский травник, лекарь и знахарь. Настоящее его имя Василий, отчество, надо
полагать, Ерофеич. Фамилию его неблагодарные потомки не сохранили.], варил. А
то ведь с этих сукиных детей станется. Чирканут шпагой - и готово. Ну что,
вперед, вперед, господа, отсюда уже недалеко. А, черт его побери, еле теплится.
галантностью подставил Лауре локоть.
кашлянул, сморщился, глянул на отбрасывающую двойную тень - от фонаря и от луны
- парочку. - Интересно, что это за урки такие, с отравленными шпагами и в
карнавальных масках? Да, весело у них тут..."
доносились сомнительные шорохи, город напоминал каменные джунгли, где все и
жило по единому закону - сильные пожирали слабых. Но Буров и Орлов сами были
хищниками. Они уверенно шагали по пустынным улицам, один - не отнимая руки от
эфеса шпаги, другой - не выпуская из пальцев окровавленную лопату. Вокруг
угадывались чьи-то тени, доносились перешептывания и бряцанье металла, но этих
двух мужчин и их женщину никто и не подумал трогать. Себе дороже - не та
порода.
водах.
воззрился на Бурова. - Ведь вы видели лицо того ряженого в маске? Запомнили
его?
уже понимая, к чему клонит граф, усмехнулся. - Никак хотите парсуну написать?