Бурова гундосить, выводить каракули и изводиться от ощущения рядом женского,
сказочно благоухающего тела. Длилась эта пытка часа два. В гестапо бы ей, к
папе Мюллеру, далеко бы пошла. Или в инквизицию. Еще не поздно, отцы
доминиканцы пока при делах.
А вы примерный ученик, князь. И хорошо воспитаны.
задерживая взгляда, указала на стол, где хрустальная чернильница, книги и
стаканчик с перьями соседствовали с песочницей из бронзы.
туда-сюда. И вы уж будьте так любезны, князь, не запирайте дверь на ночь. Мало
ли кому взбредет в голову написать что-нибудь чувствительное, - сразу перестав
улыбаться, многозначительно кивнула и с видом манящим и таинственным
выскользнула в коридор. Только прошуршала атласная, благодаря панье [Широкий
каркас из китового уса.] напоминающая колокол юбка да всколыхнулось
благовонное, кружащее, как вино, мужские головы облако. Какой там французский,
какие там глаголы...
особо не обольщался, прекрасно понимая, что движут Мадленой не личные симпатии,
а служебный долг. Не роковая страсть - шпионская. А как иначе-то? В резидентуре
посторонний, и за ним нужен глаз да глаз, и днем, и ночью. Необходимо ни на миг
не выпускать его из поля зрения, присматриваться к нему, прислушиваться,
анализировать поступки, поведение, проверять на вшивость, давить на психику,
заставлять не думать об осторожности. Как говорится, ни минуты покоя. Но все
тонко, ненавязчиво, с обходительными улыбочками. Что в Восточной гостиной, что
в зале для фехтования, что на тенистой аллейке или в кофейном домике. А уж на
постельке-то, охваченный любовным жаром, каждый человек виден как на ладони,
бери его, словно токующего глухаря, голыми руками.
не спеша предаваться водным процедурам - мокнуть с головой в огромном чане,
драить тело скользкой от орехового мыла губкой, чистить зубы мерзким,
ароматизированным мятой мелом. А сам все думал, думал, думал, анализировал
события дней минувших.
прибывший в Париж инкогнито по делу. Который очень не по нраву красавцу
Скапену, упорно не желающему открывать свою смазливую рожу. Срисованную волею
случая Буровым. Да еще им же и отрихтованную. И что же из всего этого следует?
А ничего хорошего. Буров будет крайним, пока один владеет информацией, - Скапен
попытается избавиться от него. Причем то, что он человек реальный и опасный, не
вызывает никаких сомнений. А с другой стороны, совершенно непонятно, почему
надо ждать приезда Аргунова, чтобы сделать фоторобот Скапена. Пока туда, пока
обратно. А самолеты, между прочим, еще не летают. Нет бы привлечь какого-нибудь
художника из местных, сделать пару-тройку набросков да и устроить облаву -
Париж такой маленький город, наверняка Скапен где-нибудь да засветится.
Бурова держать за живца. И предположить, что в резидентуре информатор,
регулярно освещающий Скапену положение дел. Очень даже обычное явление, этакий
Штирлиц в бункере у Бормана. А потом, не следует игнорировать и наличие третьей
силы, которая наверняка попытается Аргунова подменить и заслать в резидентуру
своего человека, с тем чтобы выйти на Скапена, упорно хранящего инкогнито. И
вот с этим-то фальшивым Аргуновым потом совсем не грех повозиться, и тогда
легче будет добраться до той самой третьей силы, если, конечно, предположения о
ее существовании верны... А кроме всего прочего, ни у маркиза-резидента, ни у
Орлова-куратора нет ни малейшей уверенности в Бурове. Кто он, откуда, зачем. И
может, на рисунке с его подачи будет изображен не Скапен, а Фридрих Энгельс с
бородой Маркса и лысиной Ленина. Куда вернее держать его втемную на коротком
поводке в качестве наживки... И ждать, когда объявится Скапен... Или наоборот самим
засветить в случае необходимости. Да, вот такой змеиный клубок, сплошные
шпионские страсти-мордасти... И какое же резюме? Да самое очевидное - надо рвать
когти. Пока красавец в маске не пронюхал о местонахождении свидетеля и не
расстарался с ядом, кинжалом или мушкетной пулей. Мало ли способов угробить
человека. Особенно для того, кто упорно не желает, чтобы его знали в лицо.
руки женщины, простыней, облачился в шелковый, благоухающий мускусом халат,
подмигнул себе, любимому, в запотевшем зеркале, - но только не сейчас, не
сейчас". А сам непроизвольно вспомнил Мадлену - ее роскошный бюст, сахарные
плечи, осиную, затянутую в корсет талию. Только вот улыбалась она почему-то как
Лаура Ватто. Так же иронично, загадочно и непредсказуемо. Подобно сфинксу. С
чего бы это?
тапки и вернулся в апартаменты. - А вообще, что-то в ней есть. Этакое
неуловимое. Баба с изюминкой. М-да".
спермацетовые ароматизированные свечи. Сквозь незадернутые занавеси струился
мутный лунный свет, слышалось благоухание цветов и запах трав, птицы, казалось,
переговаривались с феями, а шелест листьев напоминал шептанье банши. Парадиз,
сказка наяву.
стука отворилась, и вошла женщина в белом пеньюаре. Волосы ее скрывал ужасно
миленький чепец, подсвечник она держала низко, так что было невозможно
рассмотреть лицо.
вдруг недоуменно замер, словно налетел на стену, - в голову ему ударил аромат
духов Лауры Ватто.
подсвечник на стол и, ничего не объясняя, порывисто прильнула к Бурову. - Это,
надеюсь, будет поинтересней французского.
в губы. А руки ее уже лезли Бурову под халат, ласкали, будоражили, манили,
путали мысли и тревожили плоть. Устоять было невозможно. Да и к чему? После
стольких-то месяцев воздержания... И сплелись неистово тела, и заходила ходуном
кровать, и чудом не погасли свечи от криков страсти, исступленных вздохов,
нечленораздельных фраз и стонов наслаждения. В общем, как и обещала Лаура
Ватто, подружились. Крепко, шесть раз. А поутру, когда Лаура ушла - пьяная от
счастья, простоволосая, позабыв свой пикантный чепец, Буров вытянулся на
кровати, положил под голову руки и задумался - да, похоже, отношения полов
нисколько не изменились. Что в восемнадцатом веке, что в двадцатом они были
одинаково прекрасны.
потный лоб и одобрительно улыбнулся. - Вы делаете успехи, князь. Этак вас скоро
примут в "Браво" [Корпорация мастеров фехтования, в которую входили
преподаватели оного, наемные убийцы и "свободные поединщики" - заказные
дуэлянты. Организации такого рода отличались строгой дисциплиной и жесткой
иерархией.]. Хотя я бы предпочел Братство Святого Марка [Корпорация
аналогичного типа.]. Кстати, как насчет братства нечестивого Рошеро? Хочу
наведаться к нему, продемонстрировать ваш метод в действии. Не составите
компанию?
зале однообразие вредно. Чем чаще меняешь партнеров, тем лучше.
продекламировал по-французски: - Дай бог, чтобы клинок любви не заржавел в
привычных ножнах скуки...
меру своего французского и с философским видом кивнул: - Действительно, не
нужно давать ему скучать.
то ли в гостях, то ли карантине, то ли в тренировочном лагере. С высшим баллом
по мордобою, твердым "удом" по верховой езде, с тройкой по фехтованию и
похвальной грамотой за скачки в койке. Времени даром не терял - форсировал
французский, махал рапирой, работал пенисом, руками и головой. Изображал
недалекого, воинственного рубаку-самца, а сам все анализировал, сравнивал,
копался по кармашкам памяти. Нелегкая действительно занесла его в резидентуру,
в самый эпицентр разведывательной суеты. Днем и ночью к маркизу прибывали
кареты, взмыленные курьеры, запыхавшиеся гонцы, все мыслимые и немыслимые
родственники, то ли дальние, то ли ближние, обнаруживались в доме, появлялись в
саду, присутствовали за завтраками, обедами и ужинами. Маркиз, если вдуматься,
был неслыханно плодовит, семейство его поражало масштабами и разбросанностью
интересов. Старший сын, Артур, был известным финансистом, средний, Луи Филипп,
процветающим нотариусом, младшенький, Анри, - жутким забиякой и бабником. Ну а
уж о дочерях и говорить не приходится - все как на подбор умницы и красавицы.
Пробы ставить негде. И это не считая армии племянников, двоюродной родни,
друзей внучатых деверей жены и пасынков, усыновленных тещами троюродных зятей.
А заправляла всем этим шпионским скопищем сиротка из провинции, седьмая вода на
киселе Лаура Ватто. Властно, жестко, хватко, словно дирижер оркестром. Но и
тонко, с деликатностью, так что авторитет маркиза нисколько не страдал. А по
ночам с Буровым Лаура преображалась - становилась то рабыней из гарема, робкой,
уступчивой, готовой на все, то восточной царицей, гордой, самовлюбленной,
знающей себе цену, то необузданной менадой [Служительницы вакхических культов.
Опьянялись наркотиками, добытыми из плюща, причем вводили их себе
непосредственно во влагалище. Отличались невиданной похотливостью, жестокостью,
бывало, насладившись мужчинами, разрывали их на части.] - из тех, что, увитые
плющом, бесчинствовали на просторах Греции. Чудо какая женщина - умная,
страстная, загадочная, манящая. Венера, Цирцея, Медея, Клеопатра. Правда,
понять не сложно, что выполняет свой долг, - но зато как! В общем, запал Вася
Буров на Лауру Ватто не то чтобы до беспамятства и серьезных намерений, но до
еженощных многоразовых излияний гормонов. К рыжей обольстительнице влекло,