одну линию голень, колено и бедро, приложился боковым проникающим к калитке. С
криком, с предельной концентрацией, с опорной ногой, намертво вросшей в землю.
Такими ударами разрывают внутренности, дробят берцовые кости, ребра и позвонки,
ломают ноги владимирским тяжеловозам. Однако раньше строили на совесть.
Презрительно загудели дубовые доски, насмешливо звякнуло кованое железо. Только
пыль осыпалась со столетней кладки да вспорхнули со стены встревоженные голуби.
Птички божии, такую мать!
еще больше - тот держал в руках арбалетный болт. Толстую полуметровую стрелу с
оперением из кожи. Только вот наконечник у нее был не мощный, трех- или
четырехгранный, как полагается для правильного болта, нет, - в виде длинной,
куда там сапожной, иглы. Словно у подкольчужницы - летающего шила, поражающего
воинов сквозь неплотности доспеха. То бишь арбалетчик отлично знал, что и
Буров, и шевалье носят оный под камзолами. Вот весело-то. А потом, что это за
трещины такие, бороздки на игле? Уж не для лучшего ли удержания яда? Ну
конечно, похоже на то. Не просто летающее шило, но еще и отравленное. Совсем
славно.
карман, посмотрел на Бурова и вдруг расхохотался, правда, несколько нервно. -
Вы только вдумайтесь, князь, - карты, бабы, водка. Да еще арбалетчик. И все это
под колокольный звон. Нет, право, что-то мое благочестие дало трещину.
мессе. Резким диссонансом к малиновому благовесту слышался скрип рессор у ворот
монастыря - английский экипаж в который уже раз немилосердно раскачивало.
Орловские скороходы опять тревожились, прядали ушами. Возничий Бернар был в
своем репертуаре. Правда, как вскоре выяснилось, не совсем. Только Буров и
шевалье подошли ближе, как карета замерла и изнутри послышался голос:
шанса, и на мостовую вывалился привратник Огюстен. Мгновение, не соображая
ничего, он любовался булыжниками, потом встал, подтянул штаны и, осеняя себя
знамениями, уныло подался в ворота. На лице его смешались раскаяние, пот,
кровь, сопли и слезы. Следом из кареты показался Бернар, деловитый,
невозмутимый. Весь его вид как бы говорил: наше вам с кисточкой, господа! Куда
изволите?
после проветривания кареты. Наконец, когда запахи рассеялись, поехали.
Застоявшиеся лошади радостно стучали копытами, видимо, в предвкушении овса и
уюта денников, утренние улицы были пустынны, так что полетели как на крыльях.
Вот она, древняя набережная, помнящая еще вербовщиков и их шлюх [Речь идет о
королевских вербовщиках XVII века, которые заманивали в армию при помощи
продажных женщин.], вот он, старый мост, где так резвился их высочество Гастон
[Имеется в виду брат короля Людовика XIII Гастон Орлеанский, имевший
обыкновение в шутку срывать с прохожих плащи.], а вот и Мекка, средоточие
знаний - Латинский квартал с его Сорбонной, ректор которой еще не так давно
имел на всем левобережье власть, сравнимую с королевской. Не здесь ли зачинал
свои анналы преподобный Робер де Сорбон [Духовник короля Людовика IX,
основатель Сорбонны.], не по этим ли камням хаживал досточтимый герцог де
Ришелье [Принимал активное участие в развитии Сорбонны.], не за этими ли
стенами жила, пульсировала и расцветала французская академическая мысль?
студиозов, ни бакалавров, ни докторов. Даже шлюхи, то и дело совращающие оных с
академической стези, блудодействовали в объятиях Морфея. Все будто вымерло в
Латинском квартале, не спал только благообразный человек в скромном, хорошо
отглаженном камзоле. Сидя на скамейке в университетском дворике, он с утра
пораньше предавался филантропии - делился мясом от щедрот своих с большой
компанией мяукающих кошек. Причем делал это обстоятельно и не торопясь, что
выдавало в нем человека вдумчивого, аккуратного и не пренебрегающего мелочами.
Каждый кусочек мяса он осматривал, обнюхивал, резал на четыре части большим
ампутационным ножом и, приговаривая "кыс-кыс-кыс", с улыбкой презентовал стае.
Да так, чтоб соблюдался принцип равенства, и никто из мелких хищников не был бы
обделен. Процесс кормления спорился - ало струилась кровь, тускло отсвечивала
сталь, сыто урчали звери. Человек добро улыбался, ловко орудовал ножом, его
маленькие, глубоко посаженные глазки светились немудреным счастьем.
умилился, вылез из кареты и осведомился со всей возможной деликатностью:
божьей милостью?
голосом отозвался тот, резким движением всадил нож в скамейку и медленно,
раздувая ноздри, поднялся. - Значит, господин Лавуазье? Химик? Божьей милостью?
- И вдруг расхохотался пронзительно и зловеще, сразу сделавшись похожим на
Мефистофеля. - Так вы, сударь, не туда попали. Вам надо в Арсенал. Там, там
окопался этот упырь, этот кровосос, этот первый богач Парижа, окруживший
столицу Франции неприступной стеной налоговых бастионов [Сущая правда. Будучи
главой Ferme Generale (Контора Откупов), Лавуазье возвел вокруг Парижа стену,
чтобы люди могли попасть в город только через ворота и легче было взимать с них
въездную пошлину.]. Ни проехать, ни пройти без того, чтобы не заплатить
генеральному фермеру господину Лавуазье! Химику-недоучке, королевскому
откупщику и директору пороховых заводов! Стена в тридцать три миллиона ливров,
которые отняли у беднейших французов! Ну ничего, ничего. Придет день, и он
ответит за все, за все. Это говорю вам я, профессор анатомии Жозеф-Иньянс
Гильотен! [Ж.И.Гильотен (1738-1814) - французский врач-анатом, изобретатель
гильотины.] А ну пошли отсюда, дармоеды! - зверски зарычал он на мелких
хищников, вытер нож о подкладку камзола и с достоинством, не глядя более на
Бурова, направился в академические дебри. Кошки, не прекращая трапезы, с
удивлением смотрели ему вслед. И чего окрысился-то?
И фамилия запоминающаяся. А знаете, князь, если вам нужно что-то по химической
части, то я, верно, смогу помочь. Есть у меня знакомец один, граф де Аруэ, - он
прервался, присел на корточки и погладил рыжего кота. - Смотрите-ка, князь,
какой красавец. К деньгам... Так вот, граф этот, из "дворянства мантии"
[Дворянские титулы так называемого "дворянства мантии" были королевским товаром
и продавались за бешеные деньги разбогатевшим представителям третьего
сословия.], король овец, шерсти, батиста и сукна. Денег прорва, а вот манер,
такта... В общем, еще зимой он нарвался на дуэль, и с кем бы вы думали? С шевалье
де Гоцци, придворным фехтовальщиком по прозвищу Рапира Господня. А сам
новоявленный граф ничего острее ножниц для стрижки овец сроду не держал в
руках. Словом, он и так, и сяк, и эдак, и в "Браво", и в братство Святого
Марка, и к вольным фехтовальщикам красавца Аврелия [Известный бандит.] . Да
только без толку все. Никто ни за какие деньги биться с де Гоцци не хочет, себе
дороже, опасно для здоровья [По морально-этическим нормам того времени не
считалось зазорным прибегать к услугам наемных дуэлянтов.]. Нет дураков. -
Шевалье вздохнул, почесал кота за ухом, встал. - Кроме меня... Наделал долгов... В
общем, пришлось заколоть де Гоцци. А потом лечиться и убивать его друзей,
учеников, дальних родственников, ближних. Они ведь такие мстительные, эти
итальяшки. Порка мадона путана. Так вот к чему я это все, князь. Лейб-медик
графа де Аруэ увлекается химией и оборудовал там у себя, говорят, неплохую
лабораторию. Как бишь его-то... То ли Бернулли, то ли Бертолли... Шустрый такой... В
общем, поехали, князь, нам будут рады...
бестрепетно взялся за вожжи, кони разочарованно ударили копытами, карета
покатилась по утреннему Парижу. Древняя Лютеция просыпалась. Стучала тяжелыми
сапогами, плескала веслами баркасов, грохотала тачками, тележками, повозками. В
грубом этом шуме галантный скрип рессор сразу же потерялся, а скоро и вовсе
смолк - резко остановив орловцев, Бернар спрыгнул с козел и, не обращая ни
малейшего внимания на прохожих, принялся мочиться на камни, помнившие еще,
верно, Гуго Капета [Французский король, основатель династии Капетингов.]. При
этом он довольно мычал, кряхтел и оглушительно выпускал газы. Казалось, что для
него в мире не существует ничего, кроме сокращающегося мочевого пузыря.
такого взяли?
Говорят, увела прямо с эшафота. Палач успел отрезать только язык. По-моему, она
погорячилась. Это же какой-то монстр.
напоминал артиллерийские залпы...
ветрами - с ветерком препроводил-таки карету к массивным, витиевато
изукрашенным графскими гербами чугунным воротам. За ними открылся Версаль в
миниатюре. Впрочем, этот необъятный, в стиле рококо, парк мало чем уступал
высочайшей резиденции. Боскеты, статуи, садовый театр, птичник, голубятня,
мраморный бассейн вызывали восхищение, наводя на мысли о существовании рая. Да,
неплохо жил шерстяной король, совсем неплохо, ничуть не хуже короля в короне.
Непрошенных же гостей он встретил по-простецки, лично, с отменнейшим радушием.
Ни о чем не спрашивая, приказал подать обильный завтрак, сразу же
поинтересовался, нет ли нужды в деньгах, а узнав о цели посещения, удивился и
приказал немедленно будить своего врача, "этого жалкого соню, который, видно,
забыл, что ранняя пташка хоть и клюет по зернышку, но обгаживает-таки к вечеру
весь двор". Лейб-медик явился, когда уже пили чай с бисквитами, макая их на
английский манер в крепкий выдержанный портвейн. Это был плотный, с широким
подбородком, уверенный в движениях человек, его ореховые, чуть навыкате, глаза
светились тщательно скрываемым честолюбием.
шевалье, с удовольствием отдал должное салатам и паштетам, а когда узнал, с чем
пожаловали гости, улыбнулся тонко, с вежливой иронией. - Ну конечно же,
господа, моя лаборатория к вашим услугам.
Гуревич Георгий
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий