Чтение 29–й страницы книги ~Смилодон~

- Браво, Фламиния, браво! Брависсимо! Брависсимо! Брависсимо!

Другие тоже орали до посинения:

- Заткнитесь вы, канальи! Ваша Фламиния похожа на жабу! На жабу! На
жабу! На жабу!

А когда фанаты Фламинии устроили ей бурную пятнадцатиминутную овацию,
дело в партере чуть не дошло до шпаг. Публика в амфитеатре улюлюкала, пламя
лампионов мерцало, бегающее вовсю по карманам ворье истово молилось своему
богу. Мадемуазель Фламиния кланялась, прижимала ладони к груди, с чувством
благодарности посылала в зал пламенные воздушные поцелуи. Бардак был полный.
Такой, что даже два усатых, привычных ко всему сержанта из театральной полиции
высунулись из своей комнаты, переглянувшись, закурили трубочки да и снова
убрались коротать время за бутылочкой бургундского. Да, что-то разгулялись
нынче, разгалделись эти короткоштанники. Аристократия, так ее... Сволочи,
потаскухи и похабники.

Вскоре общение с прекрасным сделалось невыносимым. Не дожидаясь
финала, Буров и шевалье вывинтились из толпы, выбрались на воздух и облегченно,
хоть и с некоторой обеспокоенностью, вздохнули - как там у Бернара? Штормит?
Только волновались они зря. Карета стояла неподвижно, на ровном киле, орловские
рысаки напоминали овечек, а сам Бернар сидел на козлах под уличным фонарем и с
увлечением листал свою любимую книгу. Правда, узнать его было нелегко. На нем
был щегольской, вычурно украшенный камзол, модная шляпа с невиданным плюмажем и
сногсшибательная парчовая перевязь с богатой, инкрустированной перламутром
шпагой. Когда успел? На его фоне Буров и шевалье выглядели бледно. И это
невзирая на свежий, наискось через весь лоб след. Кровоточащий от чего-то
колюще-режущего.

- Ладно, что ни делается, все к лучшему, - мрачно заметил шевалье,
залез в карету и плюхнулся на атлас подушек. - Если судить по плюмажу, то у нас
за кучера виконт, не меньше. Так что теперь мы уж точно одолеем Скапена. Его
разорвет от хохота.

Но чувствовалось, что ему самому было не до смеха. Да и Бурову после
похода в театр было как-то не по себе.

- Куда мы дальше? - спросил он автоматически, никуда особо не желая.
- Ночь на дворе.

На самом деле ему хотелось, чтобы побыстрее настало утро. Интересно,
получил Бертолли гремучую ртуть? И если да, то сколько?

- Не вижу ничего дурного в том, чтобы из одного бардака поехать в
другой, - пожал плечами шевалье, криво усмехнулся и криком распугал окрестных
кошек: - Эй, там, на козлах! Ваша светлость, извольте в "Трюм"!

Бернар изволил, - с ветерком, поскольку дорога была ему хорошо
знакома.

Выглядел веселый дом на первый взгляд невесело - мрачный фасад,
стрельчатые окна, дубовая, почерневшая дверь. Однако, как говорится, не верь
глазам своим. Стоило Бурову и шевалье войти внутрь, как их сразу же окружила
атмосфера бесшабашности, какой-то исступленной вседозволенности, вакхического,
безграничного восторга. Фривольно наяривала музычка, разгуливали женщины в
дезабилье [Пограничное состояние между откровенностью в одежде и тотальным
отсутствием оной.], на стенах, пестреющих эстампами, сплетались в неистовых
объятьях пары. Да что там стены, да что там эстампы... Какой-то кавалер прямо в
зале, ничуть не утруждая себя мыслью об уединении, служил чреслолюбивому Эросу
со всей силой мужского естества. Не замечая ни съехавшего парика, ни
полуспущенных штанов, ни отстегнувшейся подвязки с золоченой пряжкой. Во всем
мире сейчас для него существовала лишь пышногрудая брюнетка, страстно
галопирующая на его голых бедрах...

- А, это вы, мой друг, - sous-maitresse [Помощница хозяйки борделя.]
улыбнулась шевалье, словно доброму знакомому, и кокетливо погрозила пальцем. -
Надеюсь, вы больше никого не будете выкидывать из окон? Пребывайте в мире,
господа, бросайте лучше палки. Сударь, вы согласны со мной? - Она оценивающе
прищурилась на Бурова и завлекающе, словно приказчик в лавке, повела
наманикюренной рукой. - Выбирайте, господа, у нас девочки на любой вкус.
Мальчики, впрочем, тоже. Ну а если вас интересуют куропатки [Имеется в виду
старинное французское извращение - совокупление с куропаткой. В самый
ответственный момент птице медленно перерезается горло, и ее судорожные
конвульсии, по словам посвященных, оставляют неописуемые, неизгладимые
ощущения.]...

- Исключительно в жареном виде, - ответили хором Буров и шевалье,
велели подать шоколада с ванилью, уселись в кресла и начали осматриваться.

Девочки, что и говорить, были хороши. В многочисленных зеркалах
отражались округлые колени, высокие бюсты, аппетитные бедра, округлые ягодицы,
волнующие, великолепные, лишь чисто символически прикрытые просвечивающим
газом. А чувственные, накрашенные ярко губы, умело подведенные глаза, изящные,
выщипанные в ниточку или наоборот густо очерченные брови! Рафаэлевские мадонны,
египетские Клеопатры, Клотильды и Артемиды нового Иерусалима. Все типы женской
красоты, таинственной и неуловимой - были бы деньги.

Деньги у Бурова и шевалье были. Один выбрал турчаночку одалиску - в
чалме, прозрачных шальварах и с высокой грудью, прикрытой лишь отчасти
бронзовыми пиалами. Другой - манерную красотку с глубоким декольте, на
крохотном панье которой был натянут просвечивающий муслин. Быстро допили
шоколад, взяли дам под ручки и, облизываясь, пошли наверх, в обитель
наслаждений. Собственно, как в обитель - в длинный, оклеенный штофными обоями
коридор, по обеим сторонам которого располагались номера. Антураж здесь был все
тот же - полумрак, вощеные полы, похабель эстампов и гравюр на стенах. Впрочем,
нет, кое-где стояли фикусы в махагониевых [Из красного дерева.] бочках, да у
двери на лестницу морщил лоб развратник Нерон, мраморный, без рук, без ног, на
деревянной подставочке. Видимо, горевал, что не хватает самого главного. И это
в таком-то месте.

- Господа, а не пойти ли нам всем вместе ко мне? - сально
улыбнувшись, предложила одалиска и подмигнула красотке в декольте. - Главное
ведь в постели это хорошая компания. Мы бы вам с Клотильдой такое показали...

Ну да, за дополнительную плату. Старая, древняя, как мир, уловка
проституток - работа в паре. Чем больше клиент смотрит, тем он дольше хочет и,
следовательно, лучше платит. С проверенной товаркой так можно выставить его из
денег...

- А почему бы и нет, - усмехнулся шевалье, переглянувшись с Буровым,
- как дама скажет.

Все правильно. Это с любимой женщиной нужно уединяться, прятать
сокровенное, избегать чужих, разрушающих счастье взглядов. А тут... Хождение по
бабам, справление нужды. И по большому счету абсолютно все равно - что в
одиночку, что в компании, что хором. Хватило бы денег и "английских плащей".

- Не пожалеете, господа, - дежурно обрадовалась Клотильда. - Мы с
Анжелью прокатим вас на дилижансе. Малой скоростью в обе стороны.

Она не договорила. Где-то неподалеку раздался крик, послышалась
витиеватая, Ниагарой, ругань, резко, так, что содрогнулись стены, выстрелила
дверь. Фикусы взволнованно качнули листьями, Нерон сильней наморщил лоб, а
из-за изгиба коридора показалась женщина, растрепанная, босиком, в чем мама
родила. Словно загнанная лань, она спасалась бегством от человека без штанов.
Впрочем, недостаточно стремительно. Мгновение - и беспорточный догнал ее,
повалил, оседлал и принялся кормить пощечинами. Лицо его было бледно, глаза
горели, словно в бреду, он монотонно повторял:

- Тварь! Тварь! Тварь! Мерзкая, жалкая тварь!

- Эй, приятель, а нельзя ли полегче, - шевалье нахмурился и взялся
непроизвольно за шпагу. - Это ведь все-таки женщина.

- Это женщина? Эта мерзкая, капризная, не способная удовлетворить
мужчину тварь - женщина? - Беспорточный замер, внимательно, как бы увидев
впервые, уставился на свою жертву и вдруг расхохотался: - Не смешите меня,
сударь. Вы положительно ни черта собачьего не понимаете в любви. Да, да, ни
черта собачьего. - Он перестал смеяться, закашлялся, и лицо его снова стало
злым. - Великий Марциал [Римский поэт.] грозил жене разводом за неприятие
сношений через анус. Обратите внимание - жене. А тут, - он засопел, выругался и
снова приласкал ладонью рыдающую жертву, - шлюха! Грязная бордельная шлюха!
Подлая, вонючая тварь, не согласившаяся удовлетворить желания графа
Габриэля-Оноре Рикетти Мирабо, литератора [Сущая правда. За время нахождения в
тюрьме неунывающий граф написал книгу "Эротика", содержания зловещего и
похабного.] с божьего соизволения.

- Значит, граф Мирабо? Литератор? - разом разъярился Буров, взял
беспорточного на болевой, резко поднял на цыпочки и с силой вдавил лицом в
стену. - Сейчас будет тебе литература.

Великая французская революция ему совершенно разонравилась.

А между тем на шум и гам начал собираться народ. Однако ввиду
ночного, да еще оплаченного времени, без энтузиазма и столпотворения.
Высунулись из дверей пара-тройка девиц, вышел, постоял и сгинул толстый кавалер
в белье, молча подтянулась, оценивая ситуацию, хмурая и сосредоточенная
sous-maitresse. С собой она привела вышибалу-циклопа и огромную закорсеченную
бабу в панталонах до колен.

- Это черт знает что такое! Не приличный дом, а какой-то притон.
Завтра же об этом будет знать герцог Орлеанский, - присмиревший было Мирабо
воодушевился, попытался взять Бурова на голос, однако тот чуть усилил хватку, и
граф сразу же ушел от темы. - Уй! Ай! Ой!

Переступая на цыпочках, он вихлял нехилым задом и являл собой зрелище
донельзя трагикомическое.

- Понятно, - sous-maitresse оценила ситуацию и принялась действовать
жестко и решительно. - А ну-ка, девочки, убрались в номера. Чтобы ни одной
скважины я в коридоре не видела. Живо, живо, живо! Жоржета, хорош реветь,
вставай вымой рожу. Жан-Пьер, давай вниз, на дверь, никого не пускай. А ты,
Луиза, займись господином графом. Благодарю вас, сударь, можете отпустить его.

Слово sous-maitresse здесь значило много. Вышибала-циклоп кинулся к
лестнице, противница Содома поднялась, защелкали, будто стреляя, язычки замков.

- Ну, мы пойдем пока греть постельку, не задерживайтесь, господа, -
сказали Клотильда и Анжель, сделали короткий спурт и стремительно исчезли за
дверью. Настала тишина, нарушаемая лишь дыханием графа, хриплым и прерывистым,
но одновременно нетерпеливым и выжидающим.