можно, чем угодно - глазами, жестами, языком. Но не голосом. Не глаза, а голос
- зеркало души. А голос у маркизы был злобный, полный строптивости и яда. Как
пить дать такой же, как и душа. А маркиза между тем все продолжала командовать.
компании спутников направилась к подножию холма, напоминающего своей формой
вздыбленный фаллос.
ножны, прислушались. Поблизости находились люди. Они зевали, смачно сплевывали,
пускали струи на древние камни, бряцали оружием, общались вполголоса:
фортуны...
простое, со своим портретом. Стоит лишь нажать концом иглы на секретную точку
на ободке, и портрет меняется на другой. Тоже графинюшки, но в чем мать родила.
Такие формы, доложу я вам, господа, такой бюст...
себе потихонечку следом за маркизой. Никто их не окликнул, не остановил.
Хорошенькая монашка с задом в дезабилье куда как интереснее. Зато чуть-чуть не
доходя холма из темноты материализовались двое, спросили что-то не по-нашему -
не по-французски и не по-русски, и, получив ответ, без стона залегли. Оттащили
их Буров с шевалье в кусты, перевели дух и двинулись в направлении идеально
круглого пятна света, смутно видневшегося на отвесном склоне. И опять все
повторилось - идиотский, не по-нашему, вопрос, молодецкий ответ, послушное
падение тел, бесшумная транспортировка их в кусты, куда подальше. Наконец Буров
и Анри нашли круглый, проложенный в стене ход и нырнули в него. Шли недолго -
ход круто изогнулся и закончился внушительным, напоминающим гигантский вигвам
гротом. Только вот не было в нем ни бронзоволицых индейцев, ни трубки мира, ни
дружеской беседы. В центре грота на возвышении стоял массивный длинный стол, по
одну сторону которого разместились люди в черных масках. Их было тринадцать. По
другую сторону, в отдалении, находился столб - тоже массивный, мраморный, в
свете факелов казавшийся сделанным из нерафинированного сахара. К нему был
прикован стройный, абсолютно голый человек, судорожно испытывающий на прочность
железо кандалов и ошейника.
неожиданно, невзирая на драматизм ситуации, фыркнул по-кошачьи: - Смешно.
похоже на фарс. Дешевый. Маркизу узнали? Третья слева...
него вытянулось от изумления - он увидел знакомого. Нет, не Скапена,
пребывающего в бледном виде у столба, - а председателя судилища, говорящего
что-то гневно и обличительно. Вроде бы на испанском. Буров был профессионал.
Единожды увидев человека, а уж тем более услышав, он навсегда запоминал его
привычки, нюансы речи, биомеханику движений, всю личностно-детерминирующую
матрицу, определяющую индивидуума. Как учили. Так что ошибиться он не мог.
Председательствовал на суде маркизов сын. Средненький. Луи, известный адвокат,
обычно такой тихий, медленный и печальный. Склонный к истерике,
философствованию и вялому алкоголизму. Вот сволочь.
спускаемая пружина, с рокотом заработал механизм, и колонна с прикованным
человеком стала медленно уходить под землю. И сейчас же раздался вопль, дикий,
душераздирающий, казалось, заставляющий вибрировать камни. Скапена будто
опускали в огнедышащее жерло - тело его судорожно билось, грудь была в крови и
слюне, кожа под кандалами лопалась, как пергамент. Кричал он долго, столб
опускали медленно. Наконец, словно поплавок из воды, колонна вынырнула на
поверхность, уже без пленника, густо окрашенная в радикально красный цвет.
Скапен был мужчина видный, полнокровный...
будет разговаривать с Луи, но тут полет его фантазии прервался - с улицы зашли,
судя по шагам, двое. А галерея-то узкая, не разминешься... Снова прозвучал все
тот же вопрос, на который Буров дал все тот же ответ. Правда, в более
конкретной форме, из волыны в упор. Не время кулаками махать, да и не место. Ну
а ствол есть ствол, пуля продырявила обоих любопытствующих, хорошо отметилась в
стене, и только расплющившись в медаль, наконец угомонилась. Грохот выстрела
ударил по ушам, эхо разнеслось под сводами пещеры. Получилось весьма эффектно,
однако ни Буров, ни шевалье аплодисментов ждать не стали, подались на выход.
Степенно, без особой спешки, стараясь не шуметь - ночью плохо видно, но отлично
слышно. Едва они выбрались на воздух и отпрянули в сторону, как с полвзвода
сопящих воинственных молодцов, тех самых, что мочились на мегалиты, ломанулись
в пещеру. У входа в галерею возникла давка, и это было хорошо. Без особых
хлопот Буров и шевалье срезали угол, убрались с поляны и вышли на дорогу. Судя
по еле слышимым крикам, от преследователей их отделял добрый километр. Теперь
успех акции зависел от Бернара.
замысловатые восьмерки. Эх, где же ты, проверенный спецназовский фонарь, луч
которого виден аж за десять километров. Впрочем, и свеча не так плоха - метров
с пятисот вполне заметна. А уж если вглядываться...
прошло, как застучали копыта и из темноты материализовался экипаж.
свою роль с потрясающей гениальностью.
погрузились в карету, а спустя мгновения - в здоровый, без сновидений сон.
Заслужили.
было тихо. Хозяйство маркиза де Сальмоньяка спало.
шевалье кивнул, и они знакомой дорожкой зарулили на кухню, где, правда, не
задержались - усталость брала свое. Хрен с ними, с окороками, паштетами и
салатами. Спать, спать, спать. Однако отдохнуть, как следует, Бурову было
некогда. Покемарив, не раздеваясь, пару часиков, он проснулся, встал, взял
кое-какой инструментарий и бесшумно, словно кот, выскользнул в коридор. С
ночной, блин, инспекцией. В комнате Лауры все было тихо - изменщица рыжая
где-то шлялась, а вот братец-адвокатец уже изволил прибыть и почивал себе,
легонько похрапывая. Очень трогательно и невинно.
замком, прислушался, без стука вошел и плотно прикрыл дверь. Посмотрел по
сторонам, приблизился к кровати и от всей души выдал братцу интенсивный наркоз.
Пришел тот в себя уже на столе. В чем мама родила, на спине, с верхними и
нижними конечностями, крепко принайтовленными к ножкам. С собственным шелковым
чулком, плотно забитым в рот. В полнейшем конфузе. Рядом стоял голый по пояс
Буров, задумчиво перебирал металлические предметы, и в голосе его тоже
слышалась сталь.
молчанку и умереть героем, ты им и умрешь. Чрезвычайно мучительно. Если все же
ты захочешь поговорить, кивни. Тогда, может быть, умрешь быстро. Считаю до
трех. Раз... - Он взял зловещую, на манер бурава, железяку, взвесил в руке и
дотронулся ею до мужской гордости Луи. Примерился, и острое, бороздчатое жало
стало медленно вворачиваться внутрь. - Два...
спросил: - Маркиз с тобой?
отдать ему должное, хоть и криво, но ухмыльнулся. - Не дергайся. Ни маркиз, ни
сучка твоя рыжая нам не нужны. Потому как примитивы. Воображения ноль.
окровавленную железяку с живота пациента. - Нельзя ли поподробнее?
сплюнул, и в голосе его зазвучали патетические нотки: - "Нам" - это посвященным
в истину. Гекам Адонаи! [Месть Адонаи!] Ордо аб хаос! [От хаоса к порядку.
Данные выражения являются неотъемлемой частью посвящения масонов высших
званий.] Тебе самому не надоел еще этот грязный, вонючий мир?
свою просьбу легким, вроде бы совсем не сильным тычком. - Пли-из!
прокушенной губы его побежала кровь. Но не закричал. Молодец.
кивнул и похлопал по цыплячьей груди. - Фургон, гадюка, болт с иглой - твоя
работа?
прокушенную губу, причмокнул с сожалением. - Со всем остальным не ко мне. А ты
везучий.
угодно, кроме страха.
за что? Ну, того, голого, у столба?
словно от боли, и неожиданно расхохотался: - Ну и пострел - везде поспел.
Погубит как-нибудь тебя любопытство, ох, погубит. А того, у колонны... За дело.
Вернее, за отсутствие дел. Пошел к дьяволу на колбасу...
безумно устал, засыпает стоя, и решил закругляться. - Что это все так носятся с
предстоящим затмением? Ожидается светопреставление? Пришествие антихриста? Или
явление Христа народу? Ты, случаем, не знаешь?
отчаянно дернулся, словно испытывая на прочность веревки, бессильно застонал и
вдруг закричал, страшно, пронзительно, исступленно, во всю силу прокуренных
легких: - Не скажу!
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Курылев Олег
Зыков Виталий