вылепленной из какого-то податливого материала и одетой в настоящий
просвечивающий саван. Однако при всем при том князь прославился как изувер,
чернокнижник и отъявленный вивисектор, проводящий опыты на людях. К слову
сказать, гениального скульптора Санмартино, изваявшего статую Христа, он,
повторяя пример нашего Иоанна-свет-Васильевича, лишил зрения.]. Нет ничего в
природе, что бы не было ему по силам. Разве что Камень Мудрецов... Ну ничего,
теперь, с Ребром Дракона...
переполнявших душу чувств. Да, такая при своем дяде дьяволе, да еще владеющем
Камнем Мудрецов, натворит делов.
идем в постель или продолжаем говорить о дяде?
постели, - было бы предложено. - Легла и, как в бреду, повторила, не разжимая
зубов: - Как знаешь... Как знаешь...
Когда же дыхание Бурова сделалось глубоким и ритмичным, она встала, бесшумно
оделась и вытащила из его сумки деревянный футляр. Криво усмехнулась и сунула
его за корсет. Жестом триумфатора поправила прическу, надвинула шляпу пониже и
на цыпочках пошла к двери. Остановил ее голос Бурова:
больше было нечего, как есть стерва, сука и тварь. Редкая.
полутьме сухо щелкнул пистолетный курок. - Не подходи! Вася, не подходи! Я не
хочу тебя убивать! - Она вдруг всхлипнула, и пистолет в ее руке описал
замысловатую восьмерку. - У моего ребенка должен быть отец. Живой. Слышишь ты,
князь хренов?
растаяли в коридоре. Настала тишина.
устроился поудобнее. Словам Лауры он значения не придал - та еще актриса.
Соврет - и глазом не моргнет. Плавали, знаем... Скоро он уже спал. Снились ему
русские березы...
Кладбище Невинных, нахлобучила шапки на черепа домов, бросила пушистые, не
тающие ковры на булыжники улиц, переулков, площадей. Копыта верховых лошадей
ступали без стука, кареты бесшумно оставляли длинный след. А потом снегопад
прошел, небо просияло и грянули трескучие морозы. Да еще какие! Окна домов
превратились в хрусталь, мельницы на окрестных реках встали, в зале окружного
суда, вершащего правосудие, у секретаря и писцов замерзли чернила.
морозов не боялись. Во-первых, потому, что родились на севере, а во-вторых,
ввиду интенсивного и регулярного подогрева. Изнутри. Наливали до краев, с
чувством принимали, крякали, закусывали, говорили за жизнь. Собственно, внятно
разговаривать, да еще за жизнь, могли только двое. Третий путник сладко
почивал, угнездив курносый нос в воротник бараньего теплейшего тулупа. Густо
всхрапывая, чмокая губами и пуская счастливую слюну. Что ему снилось, один бог
знает.
него плечистый путешественник, устроившийся напротив, рыгнул, быстро
перекрестил рот и пихнул локтем попутчика, кемарившего рядом. - Ты это, Ивашка,
чего? Спать удумал? Давай, раб, наливай!
приласкал плечистого локотком в ответ. - Я тебе покажу раба! Ты, Пал Евсеич,
хоть и капитан-исправник, а сволочь. Так его сиятельству Петру Борисычу
[Имеется в виду граф обер-камергер П.Б.Шереметев.] и будет доложено. В
точности.
выругался и принялся наливать сам. - Шуткую я. Шуткую с утра. Мы не рабы, рабы
не мы. Ну давай поцелуемся, что ли?
молча, в тишине, лишь негромко поскрипывали рессоры, покрикивал: "Гарр!"
французишко-извозчик, да храпел во все завертки сомлевший толмач. Это с
чистейшей-то, тройной очистки, поляцкой водки? Как есть малахольный,
недоквашенный, хлипкий в коленках слабак.
Лушку рисовал? Ну, их сиятельства полюбовницу? Верно говорят, нагишом, безо
всего?
Сиречь в образе Рубенсовой Данаи. Тебе, Пал Евсеич, не понять.
крутанул усы, приосанился, в мутных глазках его вспыхнули огни. - Лушка-то эта
в срамном виде какая? Говорят, у нее буфера, как литавры, а...
наступила тишина, слышен был только преисполненный блаженства храп.
потряс спящего за плечо. - Вставай, говорю! Иди узнай, чего этот католик не
едет?
в нос, объясняясь с возницей. Минут через пять он вернулся и торжественно
сообщил:
губами и начальственно кивнул. - Ладно, ступай доложи все, как следует. Мол,
капитан-исправник Полуэктов доставил в целости и сохранности по повелению их
сиятельства графа Шереметева их же крепостного холопа богомаза Ивашку Аргунова.
Ну, не мне тебя учить. Иди. А странно все же, Ваня, - задумчиво изрек он, когда
толмач ушел. - Вот эта Франция по сравнению с Россией - тьфу. Так, с гулькин
хрен, с захолустную губернию. А ведь смотри-ка ты, Ваня, каждая деревенщина
здесь по-французски лопочет...
и даже не заметили, как вернулся толмач. Лицом тот был бледен, а носом румян. И
говорил невнятно, как видно, из-за мороза.
сиятельства графа Шереметева здесь не знают, да и знать не хотят. А уж вас-то,
тем паче Ивашку Аргунова вообще ни сном, ни духом. И живет здесь, оказывается,
не маркиз де Сальмоньяк, а маркиза де Дюффон. А дворня у нее, как есть, тати.
Лаяли меня бесчеловечно. Грудь хотели рвать...
кулаки, но сразу же остыл, почесал под треуголкой, кою, не глядя на мороз,
носил из-за кокарды. - М-да... Иди-ка ты извозчика потряси. Спроси, куда завез,
сволочь? Если что, бей прямо в рыло. Надо - нас позови.
еще в России сквашенной капусткой, приложиться к штутгартским, холодного
копчения колбаскам. Толмач вернулся, когда взялись за гуся.
улица, вот этот дом. Крест, правда, не целует - нехристь.
и его сразу кинуло в тоску. - Господи боже мой, и куда ж нам теперь? В
посольском приказе, верно, уже спят. И с бабами небось.
весело заржал:
Парижам привычный, колись, как на духу, какой здесь дом самый лучший? Знаю я
вас, посольских, небось все бордели уже облазил.
и сонливость его как рукой сняло. - Там девки такое выделывают! Могут даже
"дилижанс".
вытер нос рукавом и отбросил последние сомнения. - Ну так давай, скажи
извозчику-то.
повернулся к художнику:
дело, как литавры, а вот...
извилистый след.