Стеклорезу между ключиц. - Отдыхай.
как человеческая суть его стала отделяться от тела. Бесформенная, мятая,
похожая на разбухший бублик(1). Тотчас стремительно вращающийся вихрь подхватил
ее и повлек ко входу в длинный туннель.
имеет антропоморфную форму только у достойных людей.
вытянулся, напрягся и
призывая неведомые силы помочь ему. Где-то далеко чуть слышно прогремел гром,
потом раздалось завывание ветра, и по безжизненному телу Стеклореза пробежала
дрожь. Через мгновение оно страшно, неестественно выгнулось.
шипящим звуком выдохнул и выдернул клинок из раны. Раздалось невнятное
бормотание, будто пьяный заворочался во сне, глаза Калинкина открылись, и
какое-то подобие животной жизни засветилось в них. Однако лишь подобие - все
человеческое было мертво в нем. - Сейчас ты встанешь, пойдешь к своей машине и
быстро поедешь. - Голос майора звучал повелительно и резко, как удар бича, а
руки сноровисто освобождали Стеклореза от пут. - И путь твой закончит твердь
тех пор, пока жмуряк не поднялся из ванной и не направился ко входной двери. С
отвращением ощутив холод мертвых пальцев, майор вложил ему в руку ключи от
"мерса" и, выглянув в окно, увидел вскоре, как неуклюже, переваливающейся
походкой киллер медленно бредет к своей машине. Мощный двигатель легко завелся,
бешено взревел, и, взметая спег широкими колесами, "сто восьмидесятый" скрылся
в стылой мгле.
Откровенно говоря, без аппетита. От рождения здоровье у него было так себе, а
тут еще две ходки за баландой, стрессы плюс нелегкое восхождение к пику карьеры
- все это давало о себе знать. Приходилось жрать все пресное, протертое,
безвкусное, ни грамма соли, ни капли алкоголя - с язвой шутки плохи. Скорбно
Василий Евгеньевич глотал похожий на теплую блевотину суп-пюре "Кнорр", давился
диетическими витаминизированными сухариками и страдал от ощущения собственной
неполноценности невыразимо. Чтобы хоть как-то взбодриться, он кликнул
Люську-тощую. Как секретарша она была ноль, зато по женской части - всепогодно
трехпрограммная. Решив, что Стеклорез в случае чего и подождать может - не
боярин, Гранитный сказал сурово:
не носила. Она быстро стянула облегающее трикотажное платье и, оставшись в
одних только туфлях-лодочках, со знанием дела склонилась к начальственной
ширинке. Но то ли день сегодня был тяжелый, то ли вспышка какая на солнце,
только мужская гордость Василия Евгеньевича упорно не желала просыпаться, и
раздосадованный Гранитный надавал секретарше оплеух по накрашенной морде:
пополам хозяйство президента все же таки раскочегарили. Только-только Василий
Евгеньевич собрался взгромоздиться на распростертую на столе трехпрограммную
секретутку, как за окном раздался мощный взрыв. Грохнуло не слабо, на стекле
сразу же заиграли отсветы пламени. Вот ведь оказия-то... Все усилия подчиненных
мгновенно пропали даром, и, твердо уверившись, что день сегодня для любви не
задался, Гранитный их выпер, а сам, раздвинув жалюзи, припал к морозному
стеклу. Внизу было чертовски интересно - какой-то лох обнял бетонный столб на
такой скорости, что тачка от удара взорвалась. И сейчас горела ярким пламенем.
Пропустить такое зрелище было никак невозможно даже человеку, не страдающему
пироманией. Так что Василий Евгеньевич застегнул штаны и накинул пропитку.
поспешил на кострище.
кайф обломали.
ему вдруг стало вообще не до зрелищ - что-то уж больно подозрительно знакомыми
были колесные диски на лайбе потерпевшего... Титановые, в форме еврейской
шестиконечной звезды, такие стояли на "мерседесе" Стеклореза. М-да, странно,
очень странно... Между тем пожарные свою работу закончили, изгадив все пеной, и
стали дожидаться ментов. Гранитный смог подойти совсем близко. Глянул на
закопченный задний номер, выругался про себя и отбросил все сомнения в том, что
обгоревший труп в машине - Калинкин. Вот, сука, ешь твою сорок неловко через
семь гробов, ну и денек!
собралось уже немерено, и обшмонать тачку в поисках калгана не было уже никакой
возможности. "Непруха, голимая непруха". Горько сожалея, что дело наполовину
прокололось, Василий Евгеньевич закурил, задумался и стал усиленно изыскивать
пути отначивания невыплаченной части гонорара. Положа руку на сердце, сам
погибший был ему абсолютно до фени.
розовой, еще только намечавшейся лысиной, чего нельзя было сказать о солидном,
колыхавшемся при ходьбе брюхе. Он уже заранее со всем смирился - коню понятно,
с такого клиента ничего, кроме головной боли, не поимеешь, а прочитав
обвинительное заключение, и вовсе загрустил, однако держался молодцом, утешал
все: "Ничего, ничего, "сто четвертую" натянуть - тут делать нечего..." В голове
у него была страшная мешанина из мыслей о седьмой модели "Жигулей", деньги за
которые надо было отдать еще вчера, о стройной брюнетке Мане, у которой от него
двойня, о каком-то там Остапе Абрамовиче, отбывающем намедни за кордон.
Каких-либо идей относительно предстоящего процесса не наблюдалось вовсе, и
аспиранту вдруг очень захотелось медленно вспороть своему защитничку брюхо и
глянуть, что же там внутри? Но он ограничился лишь пристальным взглядом и
репликой: - Пошел к черту.
погрузили в автозак и повезли на суд. По пути ему ни к селу ни к городу вдруг
вспомнилась детсадовская баллада о козле, оказавшемся жертвой полового вопроса.
Особенно хорош был финал: "...и вот идет народный суд, гандон на палочке
несут..." Вспомнив неожиданно, какая была по жизни пробка эта Наталья Павловна,
аспирант громко расхохотался - ну дала бы сразу, сука, может быть, и не врезала
бы дубаря, и хипиша всего этого не было бы, может быть... Нет, что ни говори, а
все зло в этом мире от женщин...
родственники, любопытствующая общественность, мать ее за ногу, прочая еще
какая-то сволочь, словом, чувствовался живой человеческий интерес. Судья -
средних лет, местами симпатичная еще баба - имела непутевую дочку, гастрит и
зарплату в сто восемдесят рэ, а потому брала взятки, но по чину. Народная
заседательница от природы пребывала в маразме и все происходящее воспринимала с
трудом, а ее коллега хоть и был достойным и законопослушным мужем, но все время
ерзал и заседал неспокойно. Чем-то совершенно неудобоваримым накормила его
намедни родная фабричная рыгаловка, и пролетарию жутко хотелось по-большому. Но
он мужественно терпел, крепился и лишь исподтишка пускал злого духа под
украшенный союзным гербом судейский стол.
отлавливавшая свое женское счастье, дойдя до материалов дела, вдруг покраснела,
словно маков цвет, и аспирант почувствовал, что ей, болезной, тоже ох хочется
отдаться с криком кому-нибудь на куче грязных тряпок. Понравилась ему только
секретарь - милое, почти невинное создание, взиравшее на него с трепетом, как
на живое чудище. Когда стали обсуждаться гнусные подробности, она сразу же
вспотела и с девичьей непосредственностью сунула ручонку куда-то между колен...
сподобился пролепетать что-то типа: "Простите его, он больше не будет".
Объявили перерыв. Судья с надрывом крикнула секретарше:
заседателя.
катушку - приговорили к высшей мере, и довольная общественность одобрительно
загалдела: так, мол, ему и надо, гаду!
воронок, пугая по пути граждан криками: "Принять к стене!" Когда начали
спускаться по мраморной лестнице, Титов пошевелил руками за спиной и, ощутив,
что кисти освободились, сделал три молниеносных движения. Рото-Абимо
действительно дал ему силу тридцати медведей - даже не вскрикнув, два
краснопогонника с расколотыми черепами уткнулись в лужи из собственных мозгов,
у третьего был раздроблен позвоночник...
выгружали арестанта - осанистого, важного, южных кровей. Прикинув, что приятней
ехать, чем канать пешком, Титов легко взмахнул рукой, и конвойные сразу же
упали - один с разорванным горлом, другой с наполовину снесенным черепом. В
следующее мгновение аспирант был уже в кабине и поворачивал в замке зажигания
ключ, а нерастерявшийся сын гор вскочил на подножку и дико округлил
заблестевшие глаза:
зеркало заднего вида. Как только открылись двери и люди в форме рванули к
автозаку, он ухмыльнулся и дал задний ход. Раздались глухие удары, крики, а
аспирант, размазав преследователей по стене, попер вперед, наплевав на все
правила дорожного движения.
насмешливо-презрительный взгляд, пояснил: - Хавира там не битая, на дно ляжем.
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Василенко Иван
Каменистый Артем
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс