проблесковые огни, раздался лай из громкоговорителя, и пара ментозавров в
желто-поносном "жигуленке" попыталась остановить автозак. Ухмыляясь, аспирант
прибавил газа и, вывернув руль влево, принялся выталкивать красноперых
навстречу проходившему как раз кстати трамваю. Было видно, как узколобый мент
судорожно крутит баранку, да только напрасно - раздался глухой удар, и
преследователи отстали. На Садовой сын гор крикнул: "Стопори!", и Титов дал по
тормозам. Нырнули в парадную, оказавшуюся проходной, прошли "сквозняками"(1) и,
обогнув Сенную по большой дуге, проверились - нет ли кого на хвосте. Все было
чисто. Миновав еще один, напоминавший формой и запахом прямую кишку, двор, они
поднялись на второй этаж мрачного, когда-то доходного дома. Быстро глянув на
обшарпанный почтовый ящик, кавказец ухмыльнулся:
же загремели запоры. Их запустили в длинный, еле освещенный коридор.
обниматься. - Гомарджоба, генацвале!
уверенно повел аспиранта в самый дальний конец коридора. Повернул направо,
открыл дверь, щелкнул выключателем. Подобное аспирант видел только в музее -
стены были увешаны картинами в золоченых рамах, в углу возвышалась огромная, в
рост человека, малахитовая ваза. У просторной кровати с балдахином висел
роскошный персидский ковер, узор которого был неразличим из-за навешенного
холодного оружия. На фоне всего этого великолепия новый знакомый аспиранта
смотрелся весьма экзотично - худой и жилистый, с густой черной шерстью,
выпиравшей из-за ворота рубахи.
впервые, он протянул ему руку в наколотых перстнях. - Я вора.
мужем с благородной проседью на висках и трудовым прошлым своим гордился
чрезвычайно. А начиналось оно давно, на колхозном рынке. Тогда, сдирая с черных
при разгрузке фур по полтиннику за ящик, водитель электротележки Леха Жареный о
политической карьере и не помышлял. Не очень-то она волновала его и после,
когда, заслав солидные "влазные", удалось выдвинуться в главнокомандующие
цветочным филиалом.
победе коммунизма, по ящику каждый день гоняли сериал с орденоносным половым
гигантом, а продавать символ революционного процесса - гвоздику ремонтантную -
строителям коммунизма не дозволялось категорически(1).
разрешалось торговать только предприятиям госторговли.
горячо одобряя в душе мудрую политику партии, навел коны с магазином "Цветы",
произведя также коренные изменения в многочисленных рядах цыгано-молдаванских
тружениц. Довольно, милые, шастать вам на Пискаревский мемориал и, засылая
червонец менту, чтоб отвалил в сторону, таскать букеты у статуи Матери-родины!
Доколе бегать вам к крематорию и, унижаясь перед Петькой Хмырем, скупать у него
паршивую, почерневшую от жары гвоздику, которую он, паскуда, успел заграбастать
с уходящего в печь гроба! Вот вам качественный, дешевый товар, хватит всем, и
поскорее вливайтесь в мировой революционный процесс, недаром же в пролетарской
песне поется: "Красная гвоздика - наш цветок!"
и, поставив дело на широкую ногу, забыл, что высшее благо - это чувство меры.
Как известно, жадность порождает бедность, и полгода не прошло, как захомутал
его местный ОБХСС. Суровые дядьки с влажным блеском в глазах, напугав вначале
до смерти, затем вдруг резко подобрели, и Алексей Михайлович по первости решил,
что им просто хочется в лапу. Но те денег не взяли, предложили Цыплакову два
пути: в стукачи или на зону. Делать нечего. Подписав гнусную бумажонку, Алексей
Михайлович "сел на клейстер", да еще как плотно. Кликуху ему дали Дятлов, и с
тех пор никто его не щемил, более того, когда вышел у него конфуз с "зелеными
знаками", менты по-отечески помогли, отмазали - уж больно стучал он громко и
качественно. В то же самое время случай свел Цыплакова со злостным хулиганом
Василием Карнауховым. Тот только что откинулся с зоны и, шатаясь бесцельно по
городу трех революций, зашел за бригадирскую будку поссать. За удаль и
молодечество был он тут же принят на должность уборщика и вскоре оказанное
высокое доверие оправдал. Мастерски, по наводке Цыплакова, "давал наркоз"
рихтовочным молотком тому, кто торговал с выгодой, но не оглядывался по
сторонам. Еще как давал! Оц-тоц-перевертоц,
повезло - взял на гоп-стоп не в меру резвого джигита. Однако, подсев,
однокорытника не вломил, и с хибром "проканал паровозом с горящими буксами" по
кривым рельсам советского законодательства(1). И покуда Василий Карнаухов
чалил, Алексей Михайлович не скурвился, не забурел - старательно заботился о
поделыцике, засылал ему грев в количестве должном, чуя, видимо, что тот
но только затеяли главные обладатели хлебных ксив перестройку. Гласность
задвинули и демократию, попутно, правда, приватизировав в стране все самое
ценное. Цыплаков, чувствуя ситуацию, клювом щелкать не стал. Зарегистрировался
как юрлицо и, получив благословение, свой же собственный филиал у родного рынка
взял в аренду, увеличив при этом разовые сборы на порядок. И не прогадал...
поставил на своей земле десяток ларьков и, пользуясь моментом, раскручивался
стремительно. Очень скоро он уже заведовал арендным предприятием и всеми
филиалами при рынке. А тем временем у верхних с головой совсем поплохело -
отдали монополию на водку всем желающим. Ну тут уж сам Бог велел! Полгода
Алексей Михайлович гнал "Московскую особую" - спирт технический с водой
водопроводной. А потом нырнул в недвижимость. Она-то у него работала как
следует...
Только был он теперь не прежний стопарь с киянкой, а степенный законник,
живущий по понятиям, с кликухой звучной и ко многому обязывающей - Вася
Гранитный. На те подъемные, что отвалил ему Цыплаков, он гуливать не стал, а,
возвратив их как свою долю в общак, занялся делом. Сколотил команду, да не из
отморозков каких, на шконках ни разу не парившихся, а из людей нормальных,
кое-чего в жизни видевших, и первым делом отшил нынешнюю цыплаковскую крышу -
дескать, вам, ребята, здесь больше делать нечего. Те врубились, что масть
гнедая, отлезли, а Гранитный активно включился в риэлтерскую деятельность.
Работали по старой схеме - Алексей Михайлович наводчиком, а Василий со своими
тяжеловесами клиентов денежных стопорил с прихватом, стараясь, однако, до
мокрухи не доводить - грех все-таки.
беспредел, и Алексей Михайлович надыбал тему - главное дело всей своей жизни.
Он начал строить. Дело Алексей Михайлович поставил широко - заложил сразу пять
домов-тысячников. В один прекрасный момент обнаружилось, что, кроме нулевого
цикла, ничего не построено, а Деньги и руководство компании исчезли. Поднялся
грандиозный скандал. Шумели обманутые граждане, крутились менты и репортеры, но
только Цыплаков с Гранитным знали истину: бабки давно уже были отконвертированы
и лежали там, где им полагается, так же как и тела наплевавших всем в душу
директора и главбуха. За год с небольшим гениальная мысль Цыплакова воплотилась
в жизнь не единожды: то в виде лопнувшего банка, то в виде торговли дешевыми
авто. И всякий раз Алексей Михайлович недоумевал - ну откуда у нашего народа
столько денег? Не иначе воруют все!
общаке, он попросился на вольные хлеба - проявлять бандитскую индивидуальность.
Однако, отколовшись, он наведенные коны рушить не стал, исправно засылая долю
малую в цыплаковский немалый общак. И не ошибся. Пока гэкачеписты пытались
повернуть историю России вспять, а исполнительная власть вцепилась в глотку
законодательной, Алексей Михайлович, держась подальше от политики, так
приподнялся на цветметаллах, что даже стало удивительно - как это с таким
счастьем он еще живой и на свободе? Потом с трудом, правда, он вписался в
бензиновую тему, где в один змеиный клубок крепко сплелись менты, бандиты и
бешеные бабки. Помнится, удивился как-то Алексей Михайлович чрезвычайно, когда
на разборку в Кириши прилетел боевой вертолет "серый волк". Завис в пяти метрах
от земли, конкретно направив крупнокалиберные стволы на возмутителей
бандитского спокойствия, и вопрос тут же решился сам собой.
сказали Цыплакову ласково: "Готовься, депутатом будешь". Он тогда по-дурацки
спросил: "А вдруг не выберут?" На что представитель бандитствующей прослойки со
звучной кликухой Гнилой ухмыльнулся: "Не коси под вольтанутого, кент, за все
уже замаксали. Здесь тебе не в церкви, не обманут - с долей не пролетишь".
весь какой-то, будто мозги на нарах отморозил. Третьего дня примчался как
сумасшедший, было слышно даже, как внизу завизжали тормоза его "гранд-чероки".
Поздороваться не успел, сразу по-дурацки в лоб:
журналиста работал на