со сладкой истомой, потом разорвал кольцо Машиных рук и, показав зачем-то на
оттопырившуюся полу пиджака, горько произнес:
перед его носом маленьким бумажным пакетиком, на котором роскошная голая
мулатка прямо-таки извивалась от неутоленной страсти...
водички и сплюнул, во рту совершенно явственно почувствовался вкус крови.
и, глянув на покрасневшую от волнения физиономию тренера, он понял, что дела
идут хреново. Да, впрочем, можно было и не смотреть...
- на руках чертовы неудобные перчатки, ни захват произвести, ни ногой ударить!
Но пять тысяч баксов - деньги... И еще какие... Так что, услышав звук гонга,
Саня сделал принудительный выдох, собрался и двинулся на центр ринга.
мускулистый, не то казах, не
которой пах был открыт, а передняя нога - как на блюдечке с голубой каемочкой,
Шустрик подумал: "Эх, попался ты бы мне в чистом поле".
сильный апперкот по рукам Панкратова и, когда те непроизвольно опустились,
мощно включил левый спрямленный боковой. Ой-ей-ей... Мама мия... Несмотря на то
что Саня прикрыл челюсть плечом и удар пришелся чуть выше, в голове у него
загудело. Будто от души жахнули из-за угла пыльным мешком... А противник уже
вошел в ближний бой, и его кулаки заработали со скоростью пулемета. Уйдя в
глухую защиту, Саня попытался разорвать дистанцию, но не получилось. Прижатый в
угол, он вошел в клинч и, обхватив узкоглазого, несколько секунд отдыхал,
судорожно хватая воздух разбитыми в кровь губами. Судья рявкнул: "Брейк", а
когда боксеры разошлись, оценивающе на Шустрика посмотрел, но, ничего не
сказав, снова разрешил драться. Бывший наизготове азиат одним прыжком сократил
дистанцию и без всяких церемоний провел мощную тройку в голову Панкратова и тут
же, резко сблизившись, принялся работать по корпусу.
растянулся на полу и подняться смог только при счете "семь". Все оставшееся
время до конца раунда он шугался по рингу, практически не боксируя, и на
перерыв ушел под дружный свист и улюлюканье зала.
Семеныча, видимо, со стороны зрелище было действительно захватывающим. - Ты
как?
будто молотом по наковальне, и затошнило так, что он еле сдержался, чтобы не
блевануть. Секунду спустя это прошло, и он ощутил неудержимую ненависть ко всем
присутствующим в зале - к почтеннейшей публике, к судьям, к противнику своему,
даже Семеныч стал ему вдруг отвратителен.
ударом гонга устремился к узкоглазому. Тот, видно, уже считал себя победителем,
а потому смотрел на Панкратова снисходительно, с издевательской усмешечкой. И
очень даже зря...
азиату в пах, подождал, пока руки у того опустятся, и мощнейшим свингом вынес
ему челюсть. Попал качественно - с предельной концентрацией...
не зная, как реагировать. Один лишь рефери что-то возмущенно крикнул, но,
получив сразу же лоу-кик под колено, упал и, схватившись за сломанную ногу,
дико заорал. Секунду Саня вслушивался, по его лицу расползалась довольная
улыбка, потом провел боковой ребром ступни в широко раскрытый рот судьи и,
когда тот стих, двумя жуткими ударами в лицо вырубил выскочившего на ринг
Семеныча. В голове его бешено стучало: "Убей, убей, убей!"
пах и, содрав зубами лейкопластырь с перчаток, с яростью принялся от них
избавляться. На трибунах поднялся шум. Не обращая внимания на крики, Панкратов
подскочил к судейскому столу и теперь, когда ему уже ничто не мешало, показал
себя достойным бойцом-рукопашником. В мгновение ока он раздробил кому-то нос,
кому-то вынес челюсть, кому-то вмял трахею, а дернувшийся было недоумок-боксер
быстренько залег с расплющенным мужским достоинством.
почтеннейшая публика.
сильным ударом колена в лицо вырубил орущего от страха очкастого дядьку. Затем,
не опуская ноги, провел круговой хлест в ухо его сразу обмякшего соседа.
Публика дрогнула, послышался женский визг.
ярости и начал стремительно приближаться к стражам порядка - настало время
указать ментам поганым на их место у параши. Засветив с ходу одному основанием
стопы в нос, другого Саня подсек и уже добивал коленом, как вдруг услышал
пронзительную команду: "Стой, стрелять буду!", сопровождаемую клацаньем
затвора. С бешеным рычанием он попытался сблизиться с командиром, одновременно
уходя с линии атаки, однако что-то с силой подбросило его вверх. От страшной
боли Саню скрючило, затем она ушла, и не осталось ничего, кроме непроглядной,
стремительно сгущающейся пелены мрака. Потом исчезла и она...
пролетел слабый ветерок, потом зазвенели плафоны светильников, где-то далеко
как будто лопнула тонкая стальная струна, и на поверхности воды побежала рябь.
Ухоженные женские руки придвинулись чуть ближе. В стакане появились пузырьки,
они стали подниматься кверху, и вскоре вода забурлила, словно в кипящем
чайнике.
голос.
бокса.
подчеркивал белоснежный рукав халата, плотный лощеный мужчина приложил ухо к
трубке:
Сразу чувствовалось, что он не грузин, а мегрел.
на сидевшую перед экраном монитора, не старую еще женщину: - Зоя Павловна, я к
шефу. - Он ухмыльнулся и быстро снял халат. - Продолжайте без меня, пощупайте
еще разок этого циркача, как он работает на уровне эфирного поля. Будет
филонить, оставим его без сладкого...
Кантария вышел из бокса и двинулся вдоль длинного, ярко освещенного коридора.
Пройдя через просматриваемый телекамерами тамбур, он уперся в массивную
стальную дверь, надавил кнопки кода и, очутившись в кабине лифта, вставил
личный ключ в прорезь замка. Когда зажегся зеленый огонек, он выбрал нужный
этаж и, зная, что за ним сейчас наблюдают из Центральной, с непроницаемым
выражением лица двинулся наверх. Скоро лифт остановился, створки рокочуще
раздались в стороны, и Кантария подошел к турникету, рядом с которым скучали
двое комитетских прапорщиков. Предъявив пропуск, он миновал зимний сад с
фонтаном и вскоре очутился в уютном предбаннике, где размещалась за компьютером
неприступная дива.
нажала кнопку селектора. - Валерий Анатольевич, к вам майор Кантария.
указал на место за столом, где уже собрались начальники всех прочих
институтских отделов. - И больше не опаздывайте.
стойкое чувство отвращения. Возможно, из-за своей вечной небритости и коротких
волосатых пальцев, все время елозящих по краю стола. Однако нельзя было не
признать, что главный подручный шефа явно не дурак, к тому же с отлично
подвешенным языком...
Федоровиче Титове. За свои неполные двадцать девять лет он успел немало:
получил вышку по статье 102 УК, сбежал, ухлопав конвойных, из зала суда, а
теперь реально контролировал все криминальные структуры города. Палец зама
нажал на кнопку пульта, и на экране появилось изображение стройного сухощавого
человека с приятным, несколько узкоглазым лицом. Он не спеша вышел из
ресторанных дверей, затем на секунду замер, будто к чему-то прислушиваясь, и
тут же жутким по силе ударом снес полчерепа стоявшему неподалеку плотному
мужчине с цепким, пронизывающим взглядом.
ствол и, крикнув, судя по движению губ: "Стоять, руки на затылок!" - вдруг
медленно упер дуло себе в лоб и надавил на спуск. Камера крупным планом
показала лицо Титова, всматривающегося тяжелым взглядом в глаза самоубийце. В
следующее мгновение он улыбнулся, причем настолько зловеще, что всем невольно
стало не по себе...
стоял на коленях с поднятыми руками на лестничной клетке. Двое крепких мужчин