Чтение 41–й страницы книги ~Прокаженный~

Сарычев решил, что думать об архитектуре не будет больше никогда. Всю
оставшуюся дорогу он ехал без мыслей - так было легче.

1 Из-за монаха-самоубийцы, повесившегося в келье.

2 Г. В. Романов, к примеру, так и делал - представал перед визитерами на
экране телевизора.

Запарковав машину в районе Смольного, майор нашел второй подъезд и,
погуляв минут этак сорок, повстречался наконец с ответственным работником мэрия
Михаилом Борисовичем Шоркиным. Оказался тот высоким, видным россиянином, одетым
в скромное кашемировое пальто баксов за девятьсот. Сарычев легко узнал его по
толстому, угольно-черному щупальцу, крепко держащему радетеля за живое.

Было довольно прохладно. Зябко кутаясь в воротник из перламутровой
шиншиллы, Михаил Борисович дистанционно запустил двигатель своего
"шевроле-блайзера" и порысил к машине, чтобы поскорее опустить зад в уже
нагретое, подогнанное компьютером по фигуре сиденье. Видимо, устал, ох как
устал представитель исполнительной власти, выгорел дотла на проклятой своей
работе...

Тем не менее вскоре он уверенно тронулся с места и покатил по
Суворовскому, затем свернул на Лиговку и запарковался на небольшой автостоянке
во дворе солидного шестиэтажного дома, что на Московском проспекте.

Все здесь было как-то не так, не по-нашему, и не привыкшему к роскоши
Сарычеву резало глаз: снег на тротуарах и мостовых был отскоблен, помойка
блестела девственной чистотой, а возле каждого подъезда заманчиво горел
неразбитый фонарь в форме шара. Михаил Борисович подошел ко входной двери,
отомкнул замок своим ключом и исчез в недрах строения. Минут через пять стало
видно, как на третьем этаже вспыхнул свет сначала в двух, а потом еще в трех
окнах, и Сарычеву стало ясно, что у господина Шоркина жилищный вопрос решен
кардинально. Видимо, как и все остальные.

Время тянулось медленно, было скучно, но оказалось, что страдал Александр
Степанович не зря. Часа через полтора все окна, кроме одного, в квартире
Шоркина погасли, потом распахнулась дверь парадной, и показался Михаил
Борисович. Свое респектабельное буржуазное пальто он оставил дома и теперь был
прикинут по-походному - в кожаную куртку, джинсы и песцовую ушанку. Выбравшись
на Московский, он прошел пешочком метров сто и, проголосовав, заангажировал
подлинное детище отечественного автомобилестроения - сорок первый "Москвич"
совершенно кошмарного, ярко-желтого цвета. Водитель, под стать своей машине,
был со странностями - постоянно тащился в правом ряду со скоростью
велосипедиста, и вести его было нелегко. Приходилось все время
припарковываться, потом доставать, однако с грехом пополам, не потерявшись,
доехали-таки до Сенной, выехали на Дворцовый мост и вскоре оказались на
Петроградской стороне возле уютного заведения "У папы Карло".

Из-за дверей приглушенно доносился волнительный голос Элтона Джона, на
фасаде нежно-голубым сиянием переливалось изображение самого Буратинова
родителя - почему-то босого, в шляпе и штанах в обтяжку, да и все вокруг было
каким-то томным, зело медленным и весьма печальным. Но майор знал, что тихое
это заведение в кругах определенных имело громкую известность. Сильно хлопнув
дверцей автомобиля, Шоркин глянул по сторонам и особой, вихляющей какой-то
походкой двинулся ко входу в заведение. Где-то через час он появился снова, и
майор от неожиданности обомлел - представитель исполнительной власти был
изрядно пьян/1

и шел в сопровождении двух сомнительного вида личностей, причем один из
них нежно обнимал его чуть пониже талии.

- Тьфу ты, гадость, - плюнул Сарычев. Работник мэрии с партнерами поймали
такси и, проехав совсем немного, вошли в среднюю парадную мрачного углового
дома на Большом проспекте.

Минут через пять в окошке на третьем этаже свет вспыхнул, мигнул, погас, и
Александр Степанович понял, что все это надолго.

Он не ошибся - было уже начало пятого, когда Михаил Борисович нетвердым
шагом вышел из подъезда и, заприметив приближающуюся "девятку", просительно
поднял руку.

- За стоху на Московский? - спросил он Сарычева и, увидев, что тот кивнул,
грузно опустился на сиденье. - И побыстрей давай...

Пахло от него коньяком, мужским потом и чем-то прогорклым, голос был
фальшиво-протяжно-мяукающим, и майор внезапно понял, что хочет пассажира
придушить. Еще ему стало интересно - в плане щупалец изменится что-нибудь или
все будет как раньше, сугубо летально?.. Не доезжая моста, он вывернул на
набережную, резко остановился и с ходу наградил Шоркина затрещиной.

- Кто такой Шаман?

Получив после секундной паузы еще один удар, на этот раз локтем в челюсть,
Михаил Борисович пролепетал:

- Я не могу говорить... Он узнает - убьет...

Он пустил слезу, всхлипнул и вдруг попытался выскочить из машины.

Однако железные пальцы Сарычева тут же ухватили его за шевелюру и, вернув
на место, провели такой болевой на шею, что несчастный работник мэрии зарыдал,
тело его забилось крупной дрожью, и в машине запахло сортиром.

- Ну? - Майор чуть ослабил хватку. - Лучше тебе сказать...

- Он сам вызывает нас, когда... - еле слышно прошептал Шоркин, и майор
узрел уже знакомое: угольно-черное щупальце, глубоко внедренное в живот
работника мэрии, начало стремительно краснеть и, отделившись, сгинуло в
окутанной туманом дали. А сам Михаил Борисович захрипел, лицо его приобрело
синюшный оттенок, и он затих, судорожно выгнувшись на сиденье.

Сарычев несколько минут ритмично и глубоко дышал, соизмеряясь с движением
груди Велесовой, затем губы его зашептали потаенное, волшебное, услышанное в
шелесте Священной рощи... Сотворив великий Знак Прави, он простер руки к
неподвижному телу и громко произнес Слово Прави. Сейчас же глаза Шоркина
раскрылись, из пасти побежала слюна, судорожно прижав ладони к груди, он хрипло
рявкнул, скрючился и замер. Взгляд его ничего не выражал, зрачки все время
смотрели в одну точку - куда-то далеко за горизонт, лицо же было уже конкретно
синим, и в целом представитель власти смотрелся неважно.

- Приведи меня к Шаману, и я отпущу тебя, - сурово произнес майор и опять
начертал Знак Могущества. - Навсегда...

- Э-э-э... А-а-а... О-о-о... - Не живой и не мертвый труженик мэрии
вздрогнул, прерывисто вздохнул и, как бы наконец проснувшись, простонал: - Я
повинуюсь воле твоей, Господин, - и медленно протянул обе руки по направлению к
Неве.

А где-то через полчаса, когда Сарычев выехал на набережную, жмуряк, глядя
на высокий каменный забор, сказал:

- Шаман здесь.

Голос его изменился, стал хрипловато-невыразительным, казалось, будто шел
он прямо из живота.

- Жди меня, - приказал майор, убрал машину с дороги и, продираясь между
кустов, двинулся на разведку.

Забор был высокий, метра четыре, с натянутой по верху "колючкой". Майор
сразу понял, что она под напряжением. Пару минут он напряженно вслушивался в
ночную тишину и, не уловив ничего подозрительного, двинулся по периметру,
освещенному через равные промежутки всполохами галогенок. Наконец стена
повернула под прямым углом, и Александр Степанович очутился перед небольшой
одноэтажной постройкой с надписью у входа: "Приемный покой". Чуть дальше забор
плавно перетекал в двухэтажное здание, табличка на дверях которого гласила:
"Институт болезней мозга. Проходная".

Заметив, что подходы контролируются видеокамерами и почти все окна первого
этажа освещены, майор быстро миновал опасное место и, двигаясь вдоль стены,
вскоре обошел всю лечебницу. Забор всюду был одинаково высок, внутреннее
пространство периметра заливал свет множества прожекторов. "Ни хрена это не
больница, больше на зону похоже".- Сарычев вернулся к машине, отряхнул снег и
залез внутрь. И сразу же раскаялся - после морозного воздуха отвратный запах,
источаемый работником мэрии, ощущался особенно сильно, в салоне, казалось,
окопалась добрая дюжина скунсов... С этим надо было что-то делать, и майор уже
собрался принимать решительные меры, как за стеной института раздался рев
мотора, загудел электродвигатель ворот, и Александр Степанович понял, что
жмуряк его не подвел - сверкая фарами, мимо затаившейся "девятки" пролетел
"мерседес"-купе. Тот самый, черный, хорошо знакомый...

- Не так быстро, ребятки, не так быстро. - Сарычев запустил теплый еще
мотор, лихо развернулся и, стараясь быть предельно осторожным, двинулся следом.
Даже не заметив, как проснулся охотничий инстинкт.

Было еще очень рано, автолюбители большей частью спали, так что майор без
особых хлопот довел "мерс" до Кировского проспекта. Не доезжая до площади Л.
Толстого, тот погасил габаритные огни. Через минуту загорелись стоп-сигналы, и,
стремительно вырулив направо, иномарка исчезла из поля зрения. Будто
испарилась... Не мешкая, Сарычев двинулся следом, но когда он повернул, той уже
видно не было - оторвалась, зато в глаза бросилось другое. Под фонарем, в ярком
пятне света, лежало обнаженное женское тело - раскинувшись, со страшной раной
на груди. Ну и ну!

Майор повернулся, глянул на синюю рожу Шоркина и сильно хлопнул его по
плечу:

- Молодец, что не соврал. Умрешь теперь героем!

Наничье

Ох, уважаемые граждане, никогда не кушайте пельменей! Владимир Иосифович
Фридман, например, не только вкуса, но и вида их не выносил, а все потому, что
технологический процесс изготовления был известен ему досконально. Сам он был
когда-то доктором наук - крупным специалистом по самому нежному женскому месту.
Но жизнь заставила, и вот, задвинув в один прекрасный день гинекологическое
кресло в гараж - на всякий случай, вдруг еще пригодится! - эскулап принялся
кормить трудовой народ.

День нынче выдался хлопотливый. Дешевое некошерное мясо быстро подошло к
концу, пришлось смешать то, что осталось, с поганым индюшачьим фаршем и
раскошелиться на дополнительную дозу яичного порошка, чтоб пельмени не