откуда падали редкие снежинки, а зимнее низкое солнце казалось остывшим
оранжево-красным блином. Народу было не много, в основном все свои,
милицейские. Майор и раньше знал, что Самойлов детдомовский, но только сейчас
понял, как страшно быть одиноким, - проводить капитана в последний путь пришли
только квартирная хозяйка, сдававшая ему комнатуху, да смазливая какая-то
девица, не жена, не подруга, а так, одна из многих.
заметны следы ковша. Копала "Беларусь". Сарычев уже не первый раз хоронил
сослуживцев и примерно представлял дальнейшее. Коротко, чтобы не застудить
горло, генерал толканет речь, соратники поклянутся вечно помнить и при случае
отомстить за хорошего парня капитана Самойлова, да только Пете от этого легче
не будет. Вон он лежит, одетый в милицейскую "парадку", и снежинки не тают на
его веснушчатом курносом носу. Сарычев вдруг ощутил, что предметы вокруг
становятся какими-то нечеткими, бесформенными и видятся как бы сквозь пелену -
в этом, конечно, был виноват резкий, порывистый ветер! Он часто-часто заморгал,
сглотнул что-то тягуче-горькое, застрявшее комом в горле и, резко вздохнув,
обрел контроль над взвинченными нервами. Не баба - боевой офицер...
окрестных галок, стали расходиться. На поминки Сарычев не пошел. По пути в
"управу" он прикупил литровую бутыль не нашей, со зловещим названием "Черная
смерть" водки, кое-чего на закусь и, запершись в кабинете, с ходу принял на
грудь стакан. Водяра была неплохая, не паленая, однако майора никаким образом
не взяло. Пожевав колбасы, он решил больше не пить - надо было еще выяснить
насчет ответа на запрос воякам. Как ни странно, ответ уже был. "РБГ 48"
оказался психогенным отравляющим веществом, мгновенно вызывающим стойкие,
необратимые изменения в психике. Достаточно всего одной стомиллионной доли
грамма, чтобы человек стал заторможенным, подавленным, охваченным апатией и
безотчетным страхом, скотом. И никакой противогаз не поможет.
когда внезапно ожил телефон внутренней связи. Звонил почти-генерал.
голосе его, обычно невозмутимом, сквозило беспокойство. - Зайди.
и, жуя на ходу, неспешно двинулся длинным прямым коридором.
где, сволочь, был?
-Документы для передачи подготовь.
столе пачку фотографий.
клиентов, взятых накануне на "фабрике", были мертвы. Они лежали, скорчившись,
каждый в своем персональном "сейфе" - одиночной камере изолятора временного
содержания, и на их перекошенных лицах застыло выражение крайнего ужаса.
органолептикой не взять, на телах какие-либо следы отсутствуют. Ты голову
особо-то не ломай, и так забот хватает. Твое дело пока - документы "федералам"
передать. Понял меня?
еле тащились по занесенным мостовым. Когда майор подъехал к дому, было уже
совсем темно. Лампочку на этаже опять спионерили, и Александр Степанович долго
не мог попасть ключом в прорезь замка, а когда наконец попал, сразу
почувствовал противный холодок в позвоночнике - ригель был не заперт. Ни он, ни
Ольга такого себе не позволяли никогда. Ворвавшись в прихожую, майор обомлел.
Почти вся мебель куда-то подевалась, исчезли телевизор с видиком, холодильник,
кресла, но, вспомнив утренний разговор, он успокоился, все встало на свои
места. Только вот дверь была не заперта... Однако уже в следующее мгновение
Александр Степанович понял почему.
медленно, так что шерсть от боли встала дыбом... От кошачьих голов почти ничего
не осталось, истерзанные останки зверьков различались только по форме - кошка
ждала котят. Сарычев подошел поближе, зачем-то дотронулся до уже остывших,
ставших такими беззащитными и маленькими тел и внезапно ни с чем не сравнимая
ярость охватила его. Он вдруг захотел ощутить, что испытывает воин, когда
вонзает клинок в горло врага и, глядя ему пристально в глаза, проворачивает
сталь в дымящейся ране. Дикий, мучительный крик вырвался из груди майора, он
даже не сразу услышал телефонный звонок.
визгливый мужской голос.
"любопытство сгубило кошку". А мы ее по-своему переиначили - кошаков сгубило
любопытство хозяина.
произнес:
денек, сплошные похороны". - Он бережно упаковал кошачьи останки в один
целлофановый пакет - жили вместе, пусть и в земле лежат бок о бок, потом смыл
кровь и задумался о месте захоронения, как вдруг за окном взвыла сигнализация.
С высоты шестого этажа майор увидел, как какие-то типы пинают ногами его
"семерку". На сегодня это было уже слишком. Перекладывая на ходу ПМ из кобуры в
карман, майор рванулся в темноту парадной, забыв о всякой осторожности.
невидимую преграду, Сарычев споткнулся, что-то темное мягко обволокло его
сознание, и он почувствовал, как проваливается в мрачную пропасть небытия.
скрючившись, как заспиртованный недоносок в банке. Воняло бензином, связанные
за спиной руки упирались во что-то обжигающе-ледяное, и, несмотря на сильную
боль в голове, накрытой чем-то вроде наволочки, Сарычев понял, что он в
багажнике. Чтобы согреться, он задержал дыхание и принялся сокращать те мышцы,
которые еще слушались. Между тем, судя по ощущениям, съехали с шоссе на
проселок и больше часа бока майора знакомились с тяжелой сумкой, набитой
шоферскими инструментами. Наконец движение замедлилось, взвизгнули петли ворот,
и машина остановилась. Хлопнули дверцы, и Сарычев услышал скрип снега под
сильными ногами, сопровождаемый невыразительным голосом с блатняцкой хрипотцой:
собеседника и понял, что влип основательно.
По крышке багажника похлопали ладонью, засмеялись, и кто-то быстро поднялся по
ступенькам крыльца.
глухо застонал от бессилия, выругался и подумал, что глупее смерти, чем от
холода, пожалуй, не придумаешь. В этот момент крышку багажника открыли, сильные
руки грубо выволокли его наружу и потащили в дом. Он оказался в душном
помещении, где пахло дымом и трещали поленья в жарко топившейся печке. Его
толчком усадили на стул и сорвали с головы наволочку. После темноты майор
инстинктивно закрыл глаза и тут же получил "калмычку" - удар по шее ребром
ладони.
в углу большой, с розовыми обоями комнаты. Напротив топилась печь, посередине
стоял круглый стол с батареей бутылок и жратвой. Кроме майора в комнате
находились еще трое. Один, стриженый, с красной лоснящейся мордой, сидел у
стены, ковыряя ножом в консервной банке. Двое других стояли неподалеку от
Сарычева. Тот, что повыше, здоровый, с перебитым носом и мутными,
остекленевшими глазами, не отрывая своих стекляшек от переносицы майора,
легонько ударял левым кулаком о правую ладонь, как бы давая знать всем
понимающим, что он махальщик *, к тому же левша... Рядом с боксером его
напарник казался шибзиком, но майор по едва уловимым признакам - артикуляции,
выражению глаз, манере держаться - почувствовал, что плюгавый опасней всех.
Сарычев продолжил начатое в багажнике - стал вращать напряженными руками,
постепенно их разводя. Он сразу понял, что стреножили его некачественно - не
намочив предварительно веревку и, самое главное, без фиксации в шею, так что
освобождение являлось только вопросом времени.
визгливым голосом скомандовал:
на цепь.
намереваясь пустить майору кровь и основательно встряхнуть мозги. Правда,
несколько самонадеянно. Совершенно инстинктивно Александр Степанович сделал
защитное движение, и кулаки нападающего врезались в верхотуру его черепа.
Хрустнули выбитые суставы, и Кувалда с яростным матом бережно прижал свою левую
руку правой ладонью к животу.
впечаталась в грудь Сарычева. Удар был неплох, майора вместе со стулом
опрокинуло на спину, и хотя он успел выдохнуть и напрячься, в глазах
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Никитин Юрий
Мережковский Дмитрий