Чтение 5–й страницы книги ~Корсар с Севера~

- Так что, друже Олег, года через три важным господином стану! Дом заведу, конюшню, гарем!

- Ну, уж ты раскатал губу, Ваня!.. Гарем! Ну, блин... Нешто тут без тебя на важные места своих бояр не найдется? Важных да именитых?

- А нет тут, Олежа, ни важных, ни именитых. Все перед султаном равные - что мы с тобой, что наш хозяин Гасан-эфенди, тоже, кстати, бывший раб. Кичиться древностью рода - здесь все равно что султана изругать ругательски или его гарем обесчестить. Не доверяет знатным султан и, по-моему, правильно делает. Заговоры да убийства - то все от них, от знатных да родовитых. Говорят... - тут Иван оглянулся и понизил голос до шепота: - Говорят, владыка наш, султан Мехмед Фатих, да продлит Аллах его годы, приказал брата родного умертвить младенцем еще. Чтоб не было больше на престол заявителей, так-то! Потому таким, как мы, тут прямая дорожка открыта. Было б только желание по ней пойти.

Они сидели, болтая, на серых камнях набережной, у высоких башен Румелихисары - крепости, выстроенной Мехмедом на европейском берегу Босфора. Напротив, через пролив, возвышались такие же громады укреплений Анадолухисары. Ну, названия крепостей даже Олегу Иванычу понятны: от провинций Румелия и Анатолия. День клонился к вечеру, и солнце отражалось в голубых водах Босфора, заполненного белыми парусами судов. Кричали чайки, садились нахально рядом, бродили вдоль кромки прибоя, осторожно переступая красными лапами.

- А что, Иван-ага? Если кто из рабов книгочей великий, думаю, и у него шансы есть?

- Конечно! Прямой путь в кятибы. Условие одно: стать правоверным... Юный Баязид, сын и наследник Мехмеда, уже сейчас славится своей ученостью и мудростью не по годам, Гасан-эфенди рассказывал как-то про него мулле Хабибу-Ходже. Ну, а мы с муллой друзья, ты знаешь. Так вот, юный наследник Баязид совсем не похож на других приближенных султана. Терпеть не может воинских забав - метания копий, дротиков, конских скачек и прочего. Обожает сочинять стихи и трактаты, читать древних философов. Ненавидит войну и разрушения. Во время недавнего праздника мевлюд - в честь Дня рождения пророка - так и сказал: не будет в мое царствие ни войн, ни казней, а будут лишь научные споры, университеты во всех крупных городах, праздники поэзии и искусств.

- Похоже, Империи очень повезет с будущим султаном, - заметил Олег Иваныч. - Послушай, Вань, мне что-то не очень нравится вон тот зиндж в белом тюрбане!

Из роскошного паланкина, прибывшего с минуту назад, отдуваясь, выбрался муж тучный, с одутловатым лицом, с жирными нездоровыми складками. По-утиному переваливаясь, скрылся в почтительно открывшихся воротах.

Огромного роста негр - иссиня-черный, мускулистый, поджарый, - поправив на голове белого цвета тюрбан, украшенный павлиньими перьями, показал пальцем на носильщиков аль-Магриби и, что-то сказав своим, обидно засмеялся. Видно, критиковал скромность украшений носилок Гасана-эфенди. На свои б лучше посмотрел, чучело! "Он не умел сделать красиво и поэтому сделал богато!" - про их жирнягу хозяина сказано, не иначе!

- Это Эфруз, мастер боя на палках. Любимец толстого Ыскиляра-каны, главного евнуха султана, давнего недруга нашего хозяина... - тихо заметил Иван.

- А! Ну да...

Именно эту толстую противную рожу Олег Иваныч видел на невольничьем рынке - евнух тщательно выбирал наложниц для султанского гарема. Ладно, пес с ним, с евнухом. Что ж этому негру надо? Ишь, выпендривается, рэппер хренов!

Негр что-то крикнул в их сторону, схватил валяющуюся на дороге кривоватую палку и с силой запустил в сторону носильщиков магрибинца.

- Обозвал нас шакалами, ишаками и козлами, - перевел слова зинджа Иван. - А также - трусами. Вызывает драться на палках, шакалья морда! Уж не первый раз так.

- Так в чем же дело?

- Эфруз - лучший боец в Ускюдаре!

- Вот и посмотрим.

- Но его хозяин...

- И черт с ним, с хозяином! Давай-ка сюда ту палку...

Подкинув палку на руке - вроде крепкая, - Олег Иваныч направился к зинджу. Тот, ухмыляясь, ждал.

- Ну что, рабья морда, сразимся?

Эфруз улыбался и, казалось, не понимал ничего. Впрочем, конечно же, не понимал! Было бы странно, если б он знал русский! Он улыбался... Но вдруг с быстротой молнии крутанул длинной тяжелой палкой, которую до поры до времени держал сзади.

Со свистом описав пологую дугу, конец палки неминуемо ударил бы Олега Иваныча в висок. Этим и закончилась бы схватка, если бы... Если бы Олег Иваныч не занимался в юности фехтованием! Если бы не усовершенствовал свое искусство уже в Новгороде.

Он не поверил хитрой улыбке зинджа, не поверил нарочито расслабленной позе. Даже не стал отбивать удар - много чести! Просто сделал полшага назад - и палка просвистела мимо.

Однако Эфруз ловко перехватил ее рукой и тут же нанес удар другим концом. Да так быстро, что Олег Иваныч еле-еле успел парировать. Да, пожалуй, негр Эфруз недаром считался лучшим палочным бойцом в Ускюдаре!

Олег Иваныч, отбив пару ударов, решил, что пришла пора перехватить инициативу. По-фехтовальному выставив вперед правую ногу, Олег Иваныч тем самым уменьшил поражаемую поверхность тела и, схватив палку за самый конец, перешел в атаку, сделав целый ряд длинных выпадов в разные стороны.

Алле, месье зиндж! Начинаем! Прямо - рраз! А теперь сразу направо - а друат! Налево - а гош. А теперь ложный выпад...

Ага! Не нравится!

Эфруз держал палку посередине, что давало возможность действовать почти одновременно двумя концами, однако весьма укорачивало линию атаки. Что негр и почувствовал, получив пару хороших ударов по обоим предплечьям. Сам же он не мог достать соперника, даже вытянув руку.

Эфруз перехватил палку...

И в этот момент Олег Иваныч нанес ему сильный укол в глаз. Он долго ждал, правильно рассчитав, что негр должен-таки переменить тактику и совершить перехват руки. Дождался. И воспользовался.

Зиндж Эфруз с воем схватился за глаз и начал кататься по земле.

И сразу же раздались приветственные крики. Иван, носильщики и даже... даже сам Гасан-эфенди, как раз вышедший из ворот крепости в компании толстяка Ыскиляра. Странно, но евнух тоже улыбался. И смотрел на Олега Иваныча, как кот на сметану.

Подойдя ближе, Ыскиляр-каны пнул в бок валяющегося в песке Эфруза, плюнул тому на голову, выругался. Затем повернулся - само медоточие - к Олегу Иванычу и, вытащив из роскошного кошеля на поясе маленькую серебряную монету, акче, бросил ее в пыль. После чего уселся в носилки, на прощание наградив Олег Иваныча широкой гнилозубой улыбкой.

Иван, подняв монету с земли, протянул ее Олегу:

- Это твоя, друже... - Тут же поклонился подошедшему хозяину, Гасану аль-Магриби.

Магрибинец покровительственно похлопал Олег Иваныча по плечу. Сказал что-то...

- Уважаемый Гасан-эфенди, да продлит Аллах его годы, сказал, что ты достойный воин! - перевел Иван.

Олег Иваныч с достоинством поклонился. Аль-Магриби продолжил:

- Уважаемый Гасан-эфенди, да продлит Аллах... Тьфу... Короче, Олежа. Тебе выпала великая честь сопровождать хозяина во дворец. Не носильщиком. Охранником. Хозяин назвал тебя - Ялныз Эфе - храбрец-одиночка. Немногие удостаиваются такого прозвища. Рад за тебя! - Иван подмигнул и снова склонился перед Гасаном аль-Магриби, почтительно сложив на груди руки.

Дворец султана, снаружи довольно красивый, изнутри оказался темным и неуютным даже. Несмотря на украшенные золотом двери из светлого орехового дерева, на обитые сверкающей желтой парчой стены, на горящие серебряные светильники, на занавеси синего бархата. На полу, покрытом длинным красно-желтым ковром, перед закрытыми дверями дивана - комнаты для государственных собраний - с обнаженными кривыми саблями на плечах стояла стража - янычары в блестящих кольчугах, с маленькими круглыми щитами в руках. Янычары - султанская гвардия из христианских юношей, отобранных от родителей, воспитанных в истинной вере и в преданности султану. Подобно верным псам, денно и нощно стерегли покой своего владыки - жестокого султана Мехмеда, прозванного Фатихом-завоевателем.

Напротив янычар, в прилегающем к коридору открытом помещении для стражи, коротали время охранники приглашенных на совещание визирей. В том числе Олег Иваныч. В кольчуге. В атласных синих шальварах. Алый плащ с плеча. На ногах крепкие чарыки из сыромятной кожи. Эфес длинной сабли приятно холодил руку.

Нет, Олег Иваныч по-прежнему оставался невольником. Но теперь уже - военным слугой Гасана-эфенди, типа русских боевых холопов.

Почему магрибинец доверился первому встречному? Да потому же, почему несколько лет назад доверился Олегу Иванычу игумен Вежищской обители Феофилакт, будущий Феофил-владыко. Никто был тогда Олег Иваныч, и звали его никак. Потому всем был Феофилакту обязан, во всем зависел. А значит, предан был, аки пес. Точно так же и аль-Магриби думал. И не только он. Сам султан Мехмед Фатих, да продлит Аллах его годы!

Все эти истории о бывших рабах, достигнувших высших должностей в Империи Османлы, - вовсе не досужие россказни. Именно такие люди - из грязи в князи вознесенные Аллаха и султана волею - и есть самые верные. Потому что зависят полностью от того, кто вознес их. Конечно, с течением времени чувство благодарности и признательности исчезает неизвестно куда. Возникает тайное желание встать на место хозяина... И очень часто такие желания исполняются. Надо только быть энергичным, коварным, жестоким. Чем коварнее, тем лучше. Потому как хозяин тоже не дурак - и подобные мысли слуг своих враз просекает. Ну а тогда - смерть. И дай Боже, чтоб в бою иль от кинжала, от яда. Куда хуже, если казнить будут: сдерут с живого кожу, сварят в кипятке, посадят на кол. Поэтому вовремя тему просечь нужно. О том, что тот, кто тебя возвысил, знает о том, что ты... Ну, и так далее. Высокая политика, в общем. Из тех, что на крови, предательстве и лжи делаются.

Предавшийся размышлениям Олег Иваныч почувствовал вдруг, как кто-то настойчиво тянет его за рукав. Оглянулся - смуглый мальчишка-слуга. Рожица холеная, хитрая, на пальцах перстни.

- Ты - тот, кого называют Ялныз Эфе? Олег Иваныч кивнул, вспомнив свое новое прозвище.

- Идти! Надо!

По коридору - приглушенные ковром шаги. В комнату охраны заглянул Гасан-эфенди, в длинной золоченой накидке-джаббе и всегдашнем белом тюрбане.

Олег Иваныч поклонился.

Мальчишка о чем-то быстро заговорил с магрибинцем, то и дело закатывая глаза к потолку. Выслушав его, Гасан-эфенди кивнул и, повернувшись к Олегу, произнес несколько простых слов: "идти", "помогать", "дворцовая стража", "утром - здесь".

Олег Иваныч кивнул. Понял, мол. Уж эти-то слова он знал, спасибо Ивану. Или, как его теперь, Ягану-аге.

Из комнаты для заседаний выходили и другие сановники-нишанджи, давая указания охране.

Видно, либо заседание продлится до утра, либо будет иметь место пир с обильными возлияниями. В общем-то мусульмане вина не пьют, Коран запрещает. Однако тот же Гасан-эфенди ведь имел, черт, тайный винный погребок, иногда изрядцр прикладывался - от слуг ничего не утаишь, как ни пытайся. Так почему б и султану не усладиться с верными визирями дивана? И совсем не обязательно вином, можно и кальянчиком обкуриться до белых чертиков. Олег Иваныч как-то попробовал - Яган-ага угостил по дружбе - крыша враз улетела, не хуже, как с водки!

Вообще он понемногу привыкал к своей новой жизни. Не то чтоб она ему сильно нравилось, а просто пока выхода иного не было. Нет уж, вовсе не собирался Олег Иваныч принимать ислам, делать карьеру на султанской службе и заводить гарем! Хотя никого в том не разубеждал - ни Ивана, ни Гасана-эфенди, ни прочих. К чему разубеждать-то? Чтоб на каменоломни сослали во Фракию, в Румелию по-здешнему? Нет уж. Пусть лучше видят в нем нового человека из магрибского клана Гасана-эфенди. Здорового беспринципного карьериста. Главное сейчас - выиграть время. А уж затем - бежать! Олег уже знал - куда. С инспекцией Гасана-эфенди проехаться по дальним вилайетам, граничащим с болгарскими, или мустьянскими, или валашскими землями. Помнил, что где-то здесь они, недалеко. Рассказывал как-то Гришаня о валашском воеводе Владе Цепеше, по прозвищу Дракула. Именно с турками воевал Дракула-колосажатель. Даже, кажется, при этом же султане Мехмеде. Значит, не так и далеко Валахия. А потом и до Польши с Литвой рукою подать. А уж там-то дорожки знакомые. Ох, Новгород, Господин Великий! Красивы твои храмы, белоснежны стены, велик, величав Волхов!

Хотя и Стамбул-Константинополь - городишко не из последних. Олег Иваныч даже как-то привязался к шумному яркому мегаполису, привольно раскинувшемуся на берегах Босфора, между Востоком и Западом. Нет, вернее, так: и на Востоке, и на Западе. И в Европе, под сенью неприступных башен Румелихисары, и в Азии, прикрываемый Анадолухисары-крепостью. А залив Халич - византийский Золотой Рог? С его искрящимися, нежно-палевыми водами. Древние византийские стены. Мосты. Районы Пера и Галата - с болгарами, армянами, греками, генуэзцами, французами - кто там только не жил! В общем, ежели повелителю правоверных султану Мехмеду Фатиху, да продлит Аллах его дни, придет в буйную голову начать борьбу с комополитизмом - Перу и Галату следует выжечь дотла. Правда, тогда не будет у Империи Османов ни ремесленников, ни торговцев. Да и полководцев, и ученых, и сановников тоже не будет. Что, те - турки, что ли? Как бы не так. Называют себя, правда, лояльно - "османлы", но на самом деле... Ну, типа, как в Штатах, там тоже одна нация-"американцы". Нет, никогда не будет Мехмед, знающий несколько языков, математику, астрономию, философию, подобной дуростью заниматься. Тем более сын его, Баязид, считающий самыми полезными в государстве людьми ученых, поэтов, мистиков... ну, а самыми вредными - военных, кровопроливателей проклятых. Этот Баязид, по слухам, весьма глубокомысленный юноша...

Эх... Олег Иваныч покачал головой, следуя за юным слугой по извилистым коридорам дворца. Сколько же еще дел предстоит в Новгороде! И ведь, право дело, свадьба скоро! Его личная, между прочим, свадьба. С Софьей. Краса-боярыня, да ведь и умна! Латынь, немецкий, экономику знает. Эх... Грустно стало вдруг Олегу Иванычу в роскошном султанском мире. Грустно и одиноко. Где-то сейчас Гришаня? Вот еще одна проблема - с отроком. Совсем не собирался Олег Иваныч один деру давать. Нет! Обязательно нужно разыскать Гришу. Тем более что подобные возможности, даст Бог, похоже, скоро появятся. И тогда...

- Пришли, эфенди! - Мальчишка кивнул на узкую дверь и растворился в темных, выстланных мягкими коврами, коридорах.

Олег Иваныч толкнул дверь, вошел.

Комната представляла собой нечто среднее между офисом и средней руки борделем. Покрытый зеленым бархатом стол с чернильным прибором и перьями, забранные тяжелыми портьерами стены. Низкая широкая тахта, обитая лиловым шелком. По углам - бронзовые курительницы с благовониями. Пахло чем-то сладким, возбуждающим, манящим. В золоченой клетке, подвешенной над столом, пересвистывались пестрые птицы. В комнате никого не было.

Олег Иваныч осмотрел курительницы, щелкнул пальцами по позолоченным прутьям клетки и уселся на тахту, вытянув ноги. Кому-то он был зачем-то нужен? Подождем...

Скрипнула дверь. Вошел давешний проводник-мальчишка, остановился в дверях, зачем-то выглянул в коридор и, приложив палец к губам, схватил Олега Иваныча за руку: "Идем!"

Снова коридоры - темные, кривые, запутанные. Несколько раз останавливались, кого-то пропускали, от кого-то таились. Свернули, поднялись вверх по узенькой лестнице, еще чуть-чуть прошли, остановились перед свисающим с потолка до пола тяжелым покрывалом.

Проводник скрылся за покрывалом. Пахнуло жаркой сыростью и сладким запахом благовоний. Баня у них там, что ли? Или тайная опиекурильня? Хотя почему тайная?

И тут же высунулась из-за покрывала тонкая детская рука - тот же пацан, уже почему-то полуголый, снова схватил Олега Иваныча за руку. Потащил куда-то...

Неожиданно просторное помещение, куда они вошли, заполнено паром, идущим от небольшого бассейна. Жаровни вокруг бассейна курились сладким синевато-зеленым дымом. Окон не было, но ярко горели светильники - штук восемь-десять. Пол устлан коврами. Рядом с бассейном - низкое ложе, убранное золотистой парчой. На ложе, подложив под голову руку, в одной лишь набедренной повязке возлежал жирнющий толстяк с нездоровой кожей, давешний Олегов знакомец Ыскиляр-каны, главный султанский евнух. Двое мальчиков с накрашенными губами старательно чесали толстяку пятки, а стоявший у изголовья проводник помахивал веером из павлиньих перьев. Черт знает что!

Увидев Олега Иваныча, Ыскиляр-каны залучился самой сладкой улыбкой. Перекатываясь жиром, уселся на ложе, гостеприимно кивнул на место рядом с собой.

Олег Иваныч сел. Отхлебнул шербету из золоченой чашки, по знаку евнуха мгновенно принесенной кем-то из мальчиков. Толстяк довольно закивал, зыркнул на мальчиков - те дисциплинированно испарились, как и не было. Ыскиляр-каны проводил их глазами и, томно вздохнув, придвинулся ближе к гостю. И вдруг положил тому руку на колено и потянулся толстыми губами к губам Олега Иваныча, да так, что тот еле отделался от столь страстного поцелуя. Впрочем, евнух тут же повторил атаку.

Олегу Иванычу даже не было особо противно, скорее - смешно. Впервые в жизни его снимали, как гулящую девку. И кто? Страшный кастрированный толстяк! Треснуть, что ли, ему по кумпо-лу? Хоть вон той серебряной плевательницей... или курительницей...

Ыскиляр-каны с неожиданной прытью спрыгнул с ложа и принялся танцевать, что-то гнусаво напевая и виляя толстыми бедрами. По мнению коварного соблазнителя, этот зажигательно-сексуальный танец уж непременно должен произвести большое впечатление на строящего из себя полнейшую невинность гостя. Тот, правда, уже в открытую ржал - ну не мог удержаться, зрелище было то еще! Особенно - окончание танца, когда, томно подняв глаза к потолку, толстяк не лишенным изящества жестом скинул с бедер повязку и повернулся к Олегу Иванычу жирной необъятной задницей... Которую так хотелось хорошенько пнуть. Что Олег Иваныч и сделал.

Взвизгнув, главный евнух султанского гарема, уважаемый Ыскиляр-каны, завалился прямо в бассейн, подняв тучу брызг.

Надо думать, утонуть он не успеет. Чертов хор мальчиков-зайчиков наверняка отирается где-то поблизости. Вот пусть и вытаскивают своего хозяина, а Олегу Иванычу, пожалуй, пора отсюда!

Иван, Яган-ага, услыхав рассказ, смеялся до слез. Потом посерьезнел:

- Страшного врага ты нажил себе, Олег! Хранитель гарема Ыскиляр-каны вхож к султану. Многие ищут его дружбы. И... многие находят. Понимаешь теперь, каким способом, да?

М-да. Надо, по возможности, держаться от султанского двора подальше.

А не получилось подальше. Хозяин, Гасан-эфенди, повсюду таскал за собой своего нового телохранителя. Видно, лестно было. Слухи о победе над зинджем Эфрузом, интимным другом любвеобильного евнуха Ыскиляра-каны, распространились по Стамбулу быстро. Многие даже специально приходили к усадьбе магрибинца в Ускюдаре взглянуть на Ялныза Эфе - одинокого храбреца.

А "одинокий храбрец" тосковал. Не получалось пока разузнать о Гришане, даже подать о себе весточку в Новгород через какого-нибудь европейского купца не получалось. Нет, были у Ивана знакомые итальянцы, греки, евреи. Только вот на север никто из них ехать не собирался - ни в Венгрию, ни в Валахию, ни тем более в Польшу. Уж слишком опасно. В Валашской-то земле, по заведенной воеводой Владом традиции, сначала на кол посадят, а уж потом слушать будут.

Так и шли дни. Тягуче, уныло, скучно. Дом - султанский дворец - дом. Даже с инспекцией аль-Магриби никуда не ездил, не говоря уж о том, чтоб на войну какую собраться. То ли вообще войн не было, то ли не те это были войны, в которых важному нишанджи поучаствовать не стыдно.

Пару раз Олег Иваныч сталкивался во дворце с Ыскиляром-каны. Евнух лишь плевался да шипел, словно змею увидел. Впрочем, никаких пакостей не делал - и на том спасибо. Прошло уже недели полторы с той самой встречи в бассейне, когда Олег Иваныч вновь заступил в ночной караул - Гасан-эфенди был приглашен на ночное заседание дивана. Заниматься важными государственными делами, надо полагать. Под жаркое из баранины, гашиш с опиумом да танцы живота, исполняемые специально обученными арабскими невольницами.

Душных, наводящих тоску коридоров на этот раз, слава Богу, не было. Телохранители прибывших сановников прохаживались в саду, занимавшем большую часть внутреннего двора. Апельсиновые деревья, стройные кипарисы, оливы, тщательно подстриженные кусты, посыпанные нежным белым песком дорожки, обширный пруд, беседки с позолоченными крышами. И тишина. Полнейшая. Говорили, что в этом саду, в одной из беседок - никто не знал, в какой, - любил читать арабские стихи наследник, принц Баязид. Потому - никакого вертепства в саду не допускалось. Охранникам строго-настрого приказано следить за своими хозяевами - мало ли, в сад подышать выйдут, так чтоб не шумели, - а буде понадобится, тихонько уводить их домой, пользуясь гостевыми носилками.

В числе других охранников, Олег Иваныч прохаживался взад-вперед вдоль северной стены дворца - уходить дальше в сад не разрешалось - и думал. Все о том же. О Софье, о побеге, допрежь которого необходимо разыскать Гришу, в чем давно обещался помочь Иван... нет, теперь уже точно - с недавних пор правоверный мусульманин Яган-ага. Яган уже не таскал носилки - по протекции Гасана-эфенди назначен офицером в артиллерийский полк, где и проявлял свои способности. Потихоньку сбывались мечты бывшего рязанского холопа.

Не всем невольникам так везет, как Ивану-Ягану или, скажем, Олегу Иванычу. Можно и в каменоломни угодить, и к какому-нибудь бедняку-ремесленнику. Вот уж хуже нет, как к бедняку попасть - и кормить толком не будет, и работать заставит на износ, до седьмого пота. Такие хозяева за полгода немногих своих рабов до смерти доводили, потом снова на рынок шли, торговались до седьмого пота, выгадывали, кто подешевле. Так и Гришаня мог попасть, несмотря на ум свой да ученость. Языка-то турецкого не знает, впрочем, по-тюркски тут только анатолийские пастухи болтали, кто поважнее - больше на арабском и даже греческом. В общем, смесь какая-то получалась, только знатным людям понятная. А знает Гриша греческий? Кажется, нет. Латынь только да немецкий. Ни то ни другое здесь не катит. Тем более - уж арабского точно не знает. Вот и попадет к какому-нибудь бедняку-скареду. Или, того хуже, к извращенцу типа Ыскиляра-каны. Что ж тянет, Иван-то? Мало, что ль, у него знакомых на невольничьем рынке? Друг, называется. Надо поторопить бы.

Закутанная в легкую накидку - елдирме - скользнула меж апельсиновыми деревьями изящная женская тень. Видение в шелковом светло-зеленом халате-энтари. Из-под чадры - чаршафа - выбивались темные пряди. Набрав из фонтана воды в серебряный высокий кувшин, обернулась - понятно, на чужих мужиков взглянуть хоть одним глазом - и то дело. Вообще-то не должно быть сегодня в саду никаких женщин. Видно, старшая султанская жена дала промашку - послала, как обычно, за свежей водичкой. Не посмотрела, кто там, в саду, шляется. А одна из младших жен - судя по фигурке, соблазнительные обводы которой отнюдь не скрывали полупрозрачные одеяния, это именно младшая жена - так и смотрела, так и смотрела. Уж больно долго воду в кувшин набирала. Вон, уж через край льется, вода-то, а она все стоит, пялится. На мужиков, да не на всех!

Олег Иваныч мог бы поклясться, что прекрасная пэри смотрела только на него. И поворот головы, и - точно-точно! - блеск глаз под невесомым чаршафом... Набрав наконец воды, пэри, покачивая бедрами, нарочно прошла мимо мужиков, хоть ко дворцу-то был и более прямой путь. Ужо, нагорит ей от старшей жены, ежели проведает та. Или от евнуха - толстого развратника Ыскиляра-каны. Олег Иваныч услышал шуршание шелка... - Пан Олег? Кто это прошептал-то? Неужели... Ну, точно! Прекрасная пэри с серебряным кувшином. - У стены беседка. Жди. Осторожен будь. Захлопнулась резная дверца. Олег Иваныч незаметно осмотрел других охранников - слышал ли кто разговор? Нет, не должны бы. Слишком далеко, да и голос пэри был тих, как шепот песка. Он выждал время. Незаметно нырнул в кусты жимолости. Никто и не заподозрил ничего. Только вышедший к фонтану мальчик с накрашенными губами бросил на мощную фигуру Олега Иваныча быстрый взгляд. И сразу же отвернулся, ушел. Олег Иваныч, таясь, обогнул олеандры. Вот и беседка. Тишина. Никого вокруг. Лишь ветер лениво шевелит листьями.

В беседке стояла низенькая широкая скамейка из крепкого бука, покрытая стеганой ватной накидкой с вытканными серебряными нитками цветами. По поддерживающим крышу столбам, по самой крыше вилась изящная вязь арабесок. Журчал ручей. Пахло мятой и апельсинами. Она появилась неслышно, словно видение. Молча села рядом, сбросила на пол чаршаф. Точеное, словно из белого мрамора, лицо. Вьющиеся темные волосы. Глаза серыми искрами...

- Пани Гурджина! - ахнул Олег Иваныч. - Вижу, узнал.

Еще бы не узнать! Пылкая польская красавица Гурджина Злевска, по слухам, любовница самого короля Казимира. Город Троки в Литве. Неудачное новгородское посольство. Дуэль со шляхтичем Кшиштофом Ольшанским - хорошим парнем оказался потом шляхтич. И романтическое знакомство с Гурджиной, закончившееся свиданием в ее спальне... Олег Иваныч не считал тогда, что так уж виноват перед Софьей - даже и помолвлен тогда не был. И насчет Гурджины не планировал никаких отношений. Но вот - неожиданно встретил ее здесь, во дворце султана Мехмеда! Как? Откуда?

Не надо было и спрашивать. Гурджине хотелось выговориться. Невеселая, в общем-то, история. Обычная, в общем-то. Ссора с престарелым монархом. Южный городок Каменец недалеко от Днестра - спорный меж Литвой и Польшей. Молодой любовник и постылый муж, старый пан Злевский. Романтический побег на неоседланной лошади... И татарский аркан как завершение сцены. Затем понятно: рынок в Крыму, Стамбул, сераль султана. Наложница. Красивая полька некоторое время пользовалась благосклонностью султана - что вызывало жуткую ненависть остальных жен, числом около трехсот. Правда, ненависть была недолгой: через какое-то время султан переключился на молодую сирийку. Теперь уже ненавидели ее. И, странное дело, Гурджина тоже испытывала к юной сопернице далеко не самые лучшие чувства. Так и жила - на положении прислуги - всеми забытая, никому не нужная, под пристальным надзором евнухов. Попробуй заведи с кем какие шашни - вмиг головенку отрубят! Пустая, никому не нужная жизнь...

Пани Гурджина вдруг бросилась на грудь Олегу и горько заплакала. Олег Иваныч не знал, что и делать. Принялся утешать, произносить какие-то успокаивающие слова, гладить... Ласки довольно быстро перешли в бурные поцелуи. Пани Гурджина была женщиной пылкой, к тому же истосковавшейся. Да и Олег Иваныч - мужчина не старый. Гурджина скинула все свои невесомые одежды - елдирме и энтари, оставшись в одних прозрачных шальварах. Она похудела с момента их последней встречи, но грудь была по-прежнему высока и сейчас вздымалась в порыве возникшей страсти. В пупок было вставлено украшение - небольшое золотое кольцо с изумрудом.

- Давай же, давай! - со стоном шептала полька. - Может, то последнее, что мне осталось.

Не в силах больше сдерживаться, Олег Иваныч стащил с Гурджины шальвары...

А потом все, как в дурном сне. Сцена номер два: те же и муж. Вернее, его доверенное лицо - Ыскиляр-каны, главный евнух гарема. За его спиной - целая когорта воинов дворцовой стражи и - где-то рядом - злорадная детская рожица с накрашенными губами...

Олег Иваныч не успел даже саблю схватить, как был связан и брошен в подземную тюрьму. С неверной султанской наложницей - он успел увидеть - обошлись довольно тактично: никто и грубого слова не сказал. Ну, может, потом накажут? Только не хотелось бы, чтоб сильно... Ну, попал кур в ощип! Все беды от баб. Правда, что греха таить, не очень и раскаивался Олег Иваныч, прямо скажем, не очень. Ну не чувствовал себя виноватым перед его султанским величеством, ну ни капли! Плевал Олег Иваныч на султана с высокой башни! С Румелихисары или там с Анадолу-хисары, которая повыше! Вот перед Софьей немножко стыдно было, да и то, честно говоря, не очень. Ну, явно нуждалась несчастная женщина в утешении. Вот он и утешил, как смог...

Глава 4

Новгород - Стамбул - Эгейское море. Сентябрь-октябрь 1472 г.

Гляну на море -

В памяти лодка.

Гляну на дерево -

В памяти облако.

Ну, а если я гляну на пристань?

Октай Рифат

В узкие окна закат Красного золота бросил.

Выступил сумрачный ряд Тел, наклоненных у весел.

В. Брюсов. Гребцы триремы

Пролетело короткое новгородское лето. Вот уж и Новый год пришел, сентябрь месяц, на который венчание назначено - Олега Иваныча с боярыней Софьей. Осень еще не успела вступить в свои права - совсем по-летнему светило-жарило солнце.

Из церкви Николая Чудотворца на Нутной улице вышла девчонка. Посмотрела вокруг серыми глазищами, платок с головы сняла, на плечи накинула. Ветер живо волосы разметал - черные, как вороново крыло. Невесела была девица-краса, по щекам слезы дорожки проложили.

- Не горюй, Ульянка, - догнала ее вышедшая из той же церкви женщина - крупная, дородная, про каких говорят - бой-баба. - Найдется твой Гриша, обязательно найдется! Молись только.

- Так уж я молюсь, тетя Настена. Да вот толку пока...

- Не плачь, что ты! Вон, пойдем лучше калик послушаем.

По Нутной улице в направлении Славны, звеня бубенцами, шли слепцы с одноглазым поводырем.

По пути останавливались, обычно у какой-нибудь церкви, заводили песни: длинные, унылые, жалостливые. Особой популярностью пользовались две темы: о "злых татаровях" и "о пожаре московском". Первую слушали с ненавистью, вторую - сочувственно, но все ж с небольшой долей злорадства, типа, так вам, московитам, и надо. За спесь вашу, за гонор, за подлости.

У церкви Николая Чудотворца калики затянули про "злых татаровей":

Как пожгли поганые славен Алексин-град,

Полегли все, не осталося

Ни старца, ни воина,

Ни дщери, ни отрока...

Ульянка и Настена встали средь окружившей слепцов толпы. Слушали... Потом полезли за мелкой монетой. Бросали слепцам, те кланялись. Один из слепцов уж очень знакомым показался Ульянке. Подошла ближе, взглянула пристально... Ну, точно - Нифонтий! Подмастерье из мастерской ее покойного батюшки, вощанника Петра. А может, не он. Похож просто. Ульянка схватила слепого за руку:

- Нифонтий, ты ли?

Тот вздрогнул, повернул к девчонке лицо с черной повязкой на месте глаз:

- Ульянка... Вощанника Петра дочь...

Отошли в сторону, поговорить. Так и узнала Ульянка о встрече слепцов с Гришаней под Алексином, о том, как пожгли город татары, никого не осталось.

- Совсем-совсем никого? Может, и спасся кто?

- Может, и спасся. Только тех, кто спасся, татары сразу похватали - и в рабство. Так что ежели спасся твой Гриша - так, не иначе, у татар он.

- У татар... - Ульянка вздохнула.

- Ну и что же, что у татар? - встряла Настена. - Их всяко выкупить можно - и Гришу, и Олега Иваныча. Только знать бы точно... Вот что. Скажи-ка, Нифонтий, а как бы вызнать, в полоне наши аль нет?

Нифонтий почесал бороденку. Криком подозвал одноглазого поводыря, пошептался с ним о чем-то...

- Говорят, Аксай-бек под Алексином большой полон взял, - отпустив проводника, сообщил Нифонтий. - Человек он у татар не последний. Кроме Аксай-бека, еще были отряды Каюм-хана и Адыгея-мурзы. Это - кто поважнее, ну а всякой шушеры татарской - без числа. Впрочем, шушера все одно полонянников в общий счет предъявить должна, для дележу справедливого.

Настена вздохнула:

- Как ты сказал-то, Нифонтий? Кабум-кан? Тьфу, не запомним имен их богомерзких... Ульянка, сбегай-ка домой за писалом да берестою.

- Да зачем же бегать, тетя Настена? Нешто не запомнить? Аксай-бек, Каюм-хан и Адыгей-мурза. Проще простого. Только одни мы ничего не вызнаем. Идем-ка к Софье-боярыне!

- Ой! Вот так и запросто - к боярыне? Чай, не званы.

- Пошли, пошли... Уж она обрадуется! И что делать - сообразит, подскажет.

- Ну ладно, пойдем. Только я к боярыне заходить не буду, на улице постою, у ограды.

...К концу месяца боярыня Софья получила первые известия через знакомых поволжских купцов. По всем приметам - здоровый светлобородый мужчина с родинкой на щеке и синеглазый отрок - оказались в полоне Аксай-бека. Ни у Каюм-хана, ни у Адыгея-мурзы людей с подобными приметами не было. А отрок и мужчина с родинкой были сразу же уведены в Кафу на продажу торговым представителем бека Аттамиром-мирзой.

- Так что ищите своих родичей в Константинополе, - тряхнул крашенной охрой бородой купец. - Из Кафы туда - прямая дорога. Если живы - выкупите. Но деньги готовьте немалые!

- Да что деньги... Уверенности нет, вот что худо. Кабы наверняка знать, что они там. А то ведь Константинополь - не близкий свет.

- Что ж... И то узнать можно. Только не сразу. - Купец бросил хитрый взгляд.

Боярыня вытащила из калиты золотой рейнский гульден, мгновенно исчезнувший в складках халата торговца.

- За скорые вести получишь столько же. Только смотри не обмани, для тебя же хуже будет.

- Что ты, любезная госпожа! Испокон веков мы, Кабеевы, в Новгороде торговали честно и славно. И отец мой, и дед, и...

- Короче, жду вестей! - оборвала боярыня. - И чем скорее - тем лучше... И дороже!

Дороже - это хорошо... Был у купца в Кафе давний знакомец, Хамид аль-Гариб, купец из Леванта... Только жив ли, старый бродяга? Если жив - дело сладится.

Сев в возок, Софья велела ехать с Торга домой, на Прусскую. Рысью понеслись холеные кони, колеса запрыгали на стыках дубовых уличных плашек. Прямо в глаза боярыне сверкнуло, отразившись в куполе Софийского храма, солнце. Прямо в глаза, полные слез и боли.

Подземная тюрьма султана представляла собой глубокую земляную яму, накрытую круглой крышкой из крепких толстых досок. В середине крышки небольшое отверстие, через которое раз в день или два опускали вниз сухари и воду. Сквозь это отверстие и проникал в яму тусклый далекий свет. Вокруг страшная вонь, от которой у Олега Иваныча сперва даже сперло дыхание. Но потом ничего, привык и не обращал больше внимания. Соседи по несчастью были разными. Полуголые, буйные, заросшие волосами дервиши, время от времени бросающиеся в неосторожно приблизившихся к отверстию в крышке стражников калом. Тихие, забитые крестьяне, брошенные сюда за неуплату налогов. Армянские купцы, чем-то не угодившие султану. Старик-еврей, вся вина которого заключалась в кредитовании одного из османлы-бейлербеев, который, по здравому размышлению, решил сгноить старика в тюрьме и не платить никаких долгов. Два рыночных вора-карманника - молодые парни, и в тюрьме не потерявшие присутствия духа и бесшабашной веселости. Олегу Иванычу они нравились больше других, жаль, язык он почти не знал, а то бы тоже посмеялся над историями, которые в изобилии рассказывал один из воров. Судя по тому, как ржал его напарник, истории очень смешные. Настолько, что даже на губах старика-еврея появлялась иногда слабая улыбка. Хихикали и купцы, и крестьяне. Только дервиши были заняты более важным делом - молились и выли. Ужас, до чего достал этот вой! Дать им всем по башке, что ли?