начнем, тем меньше горб, он же у вас пухнет, как бешеный...
гангрена... Мне не очень верится.
проведешь.
домами напротив. Вдали грохотал первый трамвай.
лететь -- летите. Но уж тогда имейте совесть сознаться: хочу улететь. И
никто вам слова худого не скажет...-- скулы у него запрыгали, и вдруг он
хлопнул ладонью по столу, выкрикнув с болью: -- Но мы должны остановить
отток, должны! Ведь если так пойдет, здесь, может, вообще никого не
останется, кроме безнадежных алкоголиков и большого начальства!
шофером ждет в проходном дворе, распоряжайтесь.
Евграфович,-- о вашей семье позаботятся. В этом можете быть уверены, товарищ
Пойманов.
кресла у меня за спиной. Кресло освобожденно пискнуло. Оно пищало одинаково
и когда его сдавливали, и когда его освобождали.
Евграфович и, не глядя на меня, чуть горбясь, вышел из комнаты. Через
секунду в коридоре лязгнула дверь и стало совершенно тихо. Только
отдаленный, пробуждающийся шум улиц нарастал.
Поправил бумаги на столе, завязал тесемки на папке с недочитанной
диссертацией. Все было на своих местах -- стеллажи, книги, в карандашнице
еще чуть дымилось. Розовый свет захлестывал стены. Я поднял трубку и тут же
положил обратно на безмолвные рычаги. Телефон снова был отключен.
переполненные трамваи и троллейбусы, вежливо притормаживая в узостях, птицей
перелетая мосты. Александр Евграфович вновь попытался закурить; плотный
бьющийся поток из полуоткрытого окна сметал пламя зажигалки, и Александр
Евграфович, пощелкав немного, с неприязненным лицом закрутил стекло вверх до
упора.
по рангу. Он протянул пачку; дал огня. Затянулись мы одновременно.
Курить было неудобно -- машину колотило на латаном асфальте, упругая спинка
сиденья то и дело, как боксер в грушу, била меня по горбам, и я мазал
фильтром мимо рта.
ночью "Беломорина" на губе.
Александр Евграфович. Я промолчал. Нас с силой повезло по сиденью вправо --
"Волга" слетела с Ушаковского моста, нырнув под только что зажегшийся желтый
свет, и зарулила, почти не тормозя, на Приморский проспект. Сколько было
связано с этим местом, с этим поворотом даже -- здесь всегда отдых был
близко впереди, залив, необозримые песчаные пляжи с валунами, чистые леса...
Слева тянулись за узкой зеркальной полосой Невки зеленеющие Острова;
мелькнула, утопая в разливах сирени, прибрежная беседка с эхом, которую
когда-то показала мне жена -- накатывала ночь, беседка плыла, медленно
рассекая серую воду и серое небо, я ломал цветущие ветви и говорил: "О!", и
потолок беседки отвечал: "О!", и жена отвечала: "Ого!"
опоздал, и нас кинуло вверх на плохо подогнанном, перекошенном
канализационном люке.
слизнул седой хвостик пепла.
час.
Александр Евграфович. Я усмехнулся кривовато, а Володя вдруг громко
рассмеялся и на короткий миг обернулся к нам, вспышкой показав веселое
смуглое лицо.
сплошной поток...
Залив прокис, в озерах то гепатит, то менингококк...
Народ в Сосновом Бору в ХЖО купается, и ничего...
Могильник.
на дороги опять так вздули! Кто может столько выложить, кроме мафиози? И,
главное, все как в прорву улетает, вы посмотрите на покрытие! Это же
убийство, а не покрытие! Частники сейчас от машин избавляются...
Александр Евграфович,-- то, что улеты -- это какая-то приспособительная
реакция. Эскулапы наши считают, будто заболевают те, у кого оказались
исчерпанными адаптационные возможности. Если жарко -- человек непроизвольно
потеет. Если холодно -- непроизвольно начинает стучать зубами и
подпрыгивать. Ну, а если сил нет как хреново -- непроизвольно взлетает абы
куда... Так, примерно.
сигарету и, уже не спрашивая и не дожидаясь просьбы, протянул мне пачку. Я
закурил. Во рту щипало и жгло,-- Ведь сердце кровью обливается! Царь жал,
душил, голодом морил -- сидели смирненько, трудились. Сталин жал, душил,
голодом морил -- сидели, коммунизм строили с пеной у рта. А теперь, когда
всем бы действительно навалиться плечом к плечу... полетели. Пташки!
накапливаются, накапливаются... оседает, оседает стронций в костях, и вроде
даже привычно с ним, подумаешь -- обычное дело: стронций, без него вроде и
никак уже... а потом все-таки: бац!
корпусом повернувшись ко мне, произнес Александр Евграфович.-- Скажите
честно. Что называется, не для протокола. Вы действительно считаете, что...
что наша жизнь -- это... извиняюсь... стронций?
ответа не дождется.-- У них там есть и другие теории! В апреле группа
медиков из Лос-Анжелеса опубликовала статью, где доказывается, что наши
улеты -- это начало некоего грандиозного, глобального процесса
перемешивания. Генофонд вида ощутил региональное закукливание генной
информации и пытается его парировать. Дескать, в условиях нашего
стремительно меняющегося техногенного мира человек не успевает развиваться
синхронно со своими произведениями, приспосабливаться к ним, и чтобы
подстегнуть приспособление, надо усилить мутагенный фактор; а что для этого?
-- для этого как можно быстрее и хаотичнее перемешивать расы, народы...
вот там обыватели быстро разобрались, что к чему. Зар-разы сытые! Как
представили себе, что, ежели так, скоро тоже начнут взлетать из своей Айовы,
из Новой Зеландии своей, и опускаться у нас в Нечерноземье, или, извиняюсь,
в Кулундинской степи... Ведь от страха офонарели! От наших там шарахаются
сейчас -- заразиться боятся. Позавчера,-- он совсем почернел и буквально
грыз фильтр,-- позавчера был первый достоверно зафиксированный случай линча.
Близ Кальтаджироне парнишка сел, даже крылья не отвалились еще. Зверье... Не
приближаясь ближе чем на сорок метров, его спалили из армейских огнеметов, и
потом еще минут десять прожаривали труп и почву кругом, пока кости не
истлели! Мы случайно сняли со спутника...
предрассветно взлетевшую сегодня. Потом я представил Кирю.
дважды делала представления нашему правительству. Чтобы мы как-то их
оградили... Дошли до того, что намекнули даже...-- он мотнул головой,
сгоряча не в силах связно подбирать слова.-- В общем, чтобы силы ПВО страны
сбивали улетчиков над границей. Сами они мараться на государственном уровне
не хотят -- но дрейфят! И, понимаешь ли, мы же сами, нашими же МИГами чтоб