Айзек АЗИМОВ

ЛАККИ СТАРР И БОЛЬШОЕ СОЛНЦЕ МЕРКУРИЯ

1. ДУХИ СОЛНЦА

Лакки Старр со своим маленьким другом Джоном Бигменом Джонсом, а
также молодой инженер, шедший впереди, поднимались к воздушному шлюзу,
служившему выходом на поверхность Меркурия.

Да-а... Скучать не приходится, подумал Лакки.

Он прилетел на Меркурий всего лишь час назад и нигде, кроме ангара,
побывать не успел. Бумажные формальности и осмотр его "Метеора",
произведенный местными техниками, - вот, собственно, и все пока
впечатления. Да, еще этот Майндс, Скотт Майндс, инженер, ответственный за
Световой Проект. Он явно поджидал Лакки и сразу предложил прогуляться по
поверхности Меркурия - "в целях ознакомления с достопримечательностями",
как было добавлено.

Лакки, конечно же, умилился такому объяснению. Он внимательно
рассматривал лицо инженера, маленький, будто срезанный, подбородок, нервно
дергающийся рот и глаза, тревожно бегающие, глаза, которые неизменно
ускользали от прямого взгляда. Во всем этом присутствовала несомненная
тревога, обеспокоенность, во всяком случае.

Ну что ж, достопримечательности так достопримечательности... Может
быть, прогулка с этим Майндсом прояснит хоть что-то в здешних проблемах,
так озаботивших Совет Науки...

Что до Бигмена Джонса, то он готов был следовать за Лакки куда, когда
и для чего угодно. Правда, едва они начали облачаться в скафандры, брови
его удивленно взметнулись: скафандр Майндса был украшен кобурой, из
которой торчал приклад крупнокалиберного бластера. Лакки, перехватив
вопросительный взгляд, кивком успокоил друга.

Когда инженер, а вслед за ним Лакки и замыкающий шествие Бигмен
очутились на поверхности, то в этой внезапной, почти кромешной тьме они,
на какое-то время потеряв друг друга из виду, видели только яркие звезды,
равнодушно глядящие сквозь ледяной вакуум.

Первым ожил Бигмен. Здешняя гравитация почти не отличалась от родной
марсианской. И чернота ночей с такими же немигающими звездами вдалеке -
была для него привычной.

- О! Да я, кажется, кое-что начинаю различать! - бодрым дискантом
известил он своих спутников.

Лакки, который тоже успел освоиться в темноте, думал тем временем о
странном свете - не свете даже, а легкой дымке, мерцающей над как попало
раскиданными бледно-молочными скалами. Нечто подобное ему приходилось
видеть на Луне, с ее двухнедельной ночью. Тот же безысходно-унылый пейзаж,
те же голые и невообразимо холодные скалы, не знающие ни ветра, ни инея,
та же молочность. Но Луна-то освещается Землей, чье сияние в 16 раз ярче
полнолунного света, - того самого, на который так славно воется собакам.
Здесь же попросту нет ни одной близкой планеты...

- Этот свет - звездный? - Лакки начисто отметал такую возможность, но
все же спросил.

- Нет, сэр. Обычное свечение короны Солнца. - В голосе чувствовалась
усталость человека, вынужденного без конца разъяснять очевидное.

- Ах да! - Лакки усмехнулся и хлопнул себя по лбу. - Ну разумеется,
корона! Как же я сразу не догадался!

- Не догадался? - переспросил Бигмен, не очень-то понимающий, о чем
идет речь. - Продолжайте же, Майндс!

- А вы бы лучше обернулись. И посмотрели на то, что у вас за спиной.

Оглянувшись, Лакки тихо присвистнул, а Бигмен и вовсе вскрикнул.
Только бывалый Майндс стоял тихо.

Изломанная линия горизонта казалась процарапанной по краю жемчужного
неба. Каждая деталь рельефа отчетливо видна. А на высоте примерно одной
трети расстояния до зенита небо мягко светилось огромными изогнутыми
лентами.

- Вот так, мистер Джонс, выглядит корона, - сказал Майндс.

Даже глубочайшее изумление, которое овладело Бигменом, не смогло
подавить сложного комплекса чувств, связанных с представлениями о
приличиях.

- Зовите меня, пожалуйста, Бигменом! - сердито бросил он и лишь затем
воскликнул: - Солнечная корона, да? Ого! Ничего себе! Не предполагал я,
что эта штука окажется такой здоровенной!

- Миллион миль в диаметре, даже чуть больше. И учтите, что мы в
данный момент находимся на Меркурии, ближайшей к Солнцу планете, всего в
30 миллионах миль от светила. Вы, кажется, с Марса, если не ошибаюсь?

- Да, я родился и вырос там, - последовал полный и гордый ответ.

- Так вот, если бы вы сейчас посмотрели на Солнце, оно оказалось бы в
36 раз больше и ярче, чем то, которое освещало ваше детство. Настолько же,
естественно, ярче и крупнее выглядит отсюда корона.

Лакки кивнул и подумал о том, что применительно к Земле 36 меняется
на 9, а корону оттуда увидишь только при полном затмении...

Ну что ж, Майндс, кажется, не обманул их. Обещанные
достопримечательности существовали на самом деле, и еще какие... Лакки
мысленно заполнил корону спрятавшимся за горизонтом Солнцем, и от этого
воображаемого зрелища перехватило дыхание.

Майндс между тем продолжал говорить:

- Они называют этот свет Белым Духом Солнца!

- Белый Дух? - удивился Лакки. - Звучит неплохо! Даже, я бы сказал,
красиво!

- Красиво?! - взвился вдруг Майндс. - Не сказал бы! На этой планете
только и знают, что болтать о духах! Веселенькое местечко, нечего сказать!
Все наперекосяк! И шахты рушатся, и... - Туг его голос, не выдержав
возмущения, прервался.

С чего это мы так раскипятились? - подумал Лакки, после чего вслух
спросил:

- Майндс, мы могли бы узреть сей феномен? Я имею в виду Белого Духа.

- Да, конечно, тут неподалеку... Особенно, если принять во внимание
меркурианскую гравитацию. Кстати, советую вам глядеть под ноги. Тропинок
тут нет, а свет короны весьма коварен. Так что давайте-ка лучше включим
фонари. - Майндс нажал кнопку, и луч, брызнувший из шлема, осветил
желто-черную мешанину грунта.

Зажглись еще два фонаря, и неуклюжие фигуры двинулись вперед. Толстые
подошвы ботинок не производили ни малейшего шума, и только вибрация
воздуха в скафандрах отмечала шаги.

Майндса продолжала душить все та же злость.

- Ненавижу! - хрипел он сквозь зубы. - Ненавижу Меркурий! Я торчу
здесь шесть месяцев - целых два меркурианских года! - и мне все
осточертело! Кто мог подумать, что за шесть месяцев не будет сделано
ни-че-го! Ровным счетом. Ну просто все не так на этой планете! Она самая
маленькая. Она ближе всех к Солнцу. Она обращена к нему только одной
стороной. Там, - он указал рукой на сияние, - всегда жарко, там такое
пекло, что плавится свинец и кипит сера! А в той стороне, - снова взмах
рукой, уже в противоположном направлении, - единственная во всей Системе
планетная поверхность, которую Солнце не освещает никогда и не греет,
разумеется. Замечательно, что там говорить!

Он умолк, чтобы наверняка перепрыгнуть шестифутовой ширины трещину,
след древнего катаклизма, который никак не мог затянуться без ветра и
смены погоды. Прыжок получился неловким - типичный прыжок беспомощного
землянина, на минуту оторванного от искусственной гравитации, имитирующей
земную.

Бигмен не преминул презрительно цокнуть языком, прежде чем, как и
Лакки, вместо суетливого прыжка, просто широко шагнуть.

Они продвинулись еще на четверть мили, пока Майндс, внезапно
остановившись, не сообщил:

- Это можно увидеть отсюда и именно сейчас.

Он резко выбросил обе руки вперед, что помогло ему избежать падения
на спину. Лакки с Бигменом после нескольких коротких подскоков, гасящих
инерцию, остановились как вкопанные.

Майндс выключил фонарь и пальцем указал вперед, на небольшое белое
пятнышко, которое было намного ярче всего солнечного света, посылаемого на
Землю.

- Мы на вершине Черно-Белой горы, - продолжил инженер. - Наилучшее
место для наблюдений.

- Черно-Белая - это название? - уточнил Бигмен.

- Да. Причем весьма точное. Как видите, терминатор делит ее на две
почти равные части. Употребленный мною термин применяется для обозначения
границы между светом и тенью.

- Знаем! - Бигмен вспылил, минуя, как всегда, промежуточные стадии. -
Грамотные!

- Так вот... Их два, этих пятна. Еще одно, точно такое же, можно
видеть над южным полюсом. У экватора граница света и тени то поднимается,
то опускается на 700 миль, меняя направление движения каждые 44 дня.
Здешняя полумиля в сравнении с этим - сущий пустяк. Вот почему
обсерватория размещена у северного полюса, а не где-то в другом месте...
Однако вернемся к нашей горе. Нетрудно заметить, что сейчас освещена
только верхняя ее часть. Позже, когда Солнце опустится еще ниже, тень
затопит всю гору.

- Остается уже только вершина, - отметил Лакки.

- Да, пара футов, которые вот-вот погрузятся в темноту. А через двое
земных суток свет возвратится вновь.

Пока Майндс живописал картины природы, белое пятно сжалось до точки,