ВОЛЬФГАНГ ХОЛЬБАЙН

ВРАГ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Хольбайн Вольфганг

X 75 Враг рода человеческого. Роман/Перевод с нем. В.А.Сухановой; художник А.А.Шуплецов. - Смоленск: Русич, 1996. - 576 с. - (Сокровищница боевой фантастики и приключений).

ISBN 5-88590-561-4

Четыре человека волей обстоятельств становятся свидетелями невиданной катастрофы, в результате которой на свободе оказывается заключенное в древнем монастыре существо, именующее себя "Князем Тьмы". Высвобожденная сила обрушивает на Землю поистине апокалиптические катаклизмы. Кто виновен в приближении неотвратимой катастрофы - враг рода человеческого или сам человек?

И упала с неба большая звезда,

горящая подобно светильнику, и

пала на третью часть рек и на

источники вод...

... и многие из людей умерли от

вод, потому что они стали горьки.

АПОКАЛИПСИС 8:10,11.

В самом начале весны неожиданно вернулась зима. Ночь напролет шел дождь. Казалось, что в природе начинается новый потоп. А как только в ночном сгустившемся сумраке появились первые проблески рассвета - если, конечно, можно было назвать рассветом серо-свинцовые размывы на затянутом облаками небе, похожие на чернильные пятна на размокшей потемневшей промокательной бумаге, - дождь стал еще холоднее. С неба вперемешку с ледяными каплями сыпался теперь колючий снег. А когда взошло солнце - размытое тусклое пятно, пошел настоящий снег. Жидкая слякоть на дорогах превратилась в вязкую трясину, в которой поблескивала ледяная крупка, похожая на толченое рассыпанное стекло.

Салид ненавидел эту страну. Или, скорее, не саму страну, а зиму. Да, он ненавидел зиму с ее холодами, затруднявшими передвижение, и сыростью, когда у человека возникало странное ощущение, что он дышит под водой. Страна сама по себе была ему совершенно безразлична. Ему не было до нее никакого дела, точно так же, как и до других стран и населяющих их людей в этом холодном сыром регионе мира. Салид убил тридцать или даже пятьдесят - да, скорее всего именно пятьдесят - жителей этого континента, не испытывая к своим жертвам никакой ненависти. Многих из них он даже не знал. Ненависть лишает человека силы, ослабляет его. Ненависть - деструктивное, ущербное чувство, оно очень часто разрушает не только тех, против кого направлено, но и того, в чьей душе вспыхивает.

Салид ибн Юсуф, больше известный под именем Абу эль-Мот, под которым он прославился во многих странах Западной Европы, войдя в десятку наиболее кровавых террористов, разыскиваемых полицией всего мира, действительно не знал, что такое настоящая ненависть. Он никогда не испытывал этого чувства, и это было хорошо. Ненависть сродни пламени, моментально вспыхивающему, не только неизбежно пожирающему самое себя, но и затуманивающему взор, застящему реальность. Салид повидал на своем веку немало хороших людей, которые умирали во имя целей, не стоящих того. Сам он действовал из убеждений, а убеждения - великая сила, сила, поддерживающая человека в жизни и придающая ему энергию, а не ослабляющая его. Салид убивал, потому что должен так поступать. При этом он руководствовался тем же расчетом и теми же побудительными мотивами, которые заставляли шахматиста передвигать фигуры на доске во время шахматной партии и иногда жертвовать ими. Салиду нравилось рассматривать то, что он делал, как своего рода игру - шахматную партию, разыгрываемую на доске огромных размеров. В ней было, конечно, задействовано фигур намного больше чем тридцать две, и игра проходила не на поле из шестидесяти четырех клеточек, а на куда более обширном пространстве, однако правила ходов и контрходов, атак и контратак, действия и противодействия были общими. Салид оказался неплохим шахматистом, он, правда, не хватал звезд с неба, но играл вполне сносно. Кроме того, на его стороне всегда было огромное преимущество: хотя Салид вынужденно придерживался некоторых правил, он мог также эти правила определять - и навязывать своим противникам. Может быть, именно по этой причине он до сих пор действовал так успешно, или, по крайней мере, именно это являлось причиной того, что Салид был опасен. Он убивал не под влиянием эмоций, а как машина - действуя методично, безжалостно и равнодушно.

При этом Салид вовсе не был типичным террористом - насколько вообще можно говорить о типичности среди представителей этого рода занятий. Он был одним из трех сыновей зажиточного палестинского торговца, которого, впрочем, нельзя назвать по-настоящему богатым. В детстве и юности Салид не знал нужды и не страдал от несправедливости и бесправия - по крайней мере, он не испытывал их на самом себе, поскольку его отец умел ладить со всеми втянутыми в конфликт сторонами: и с израильтянами, и с бойцами движения освобождения Палестины. Отцу Салида нельзя было отказать в изрядной ловкости, свойственной, пожалуй, только арабским торговцам - он умело лавировал вместе со своей семьей, обходя всевозможные опасности, связанные с родовыми, религиозными, политическими, мировоззренческими и другими столь же принципиальными противоречиями, которые человеку, не принадлежащему к исламскому миру, просто непонятны. И при этом он успешно вел свои дела. Причем - и что самое удивительное! - он ни разу не навлек на себя гнев ни одной из враждующих сторон.

У Салида была счастливая юность, ему позавидовали бы девяносто девять процентов его земляков сверстников. Деньги, женщины, путешествия - нельзя сказать, чтобы все это сыпалось на Салила как из рога изобилия, но он ни в чем не нуждался. Но вместе с тем в его душе царила пустота.

Однажды утром он проснулся в дешевом гостиничном номере в Тель-Авиве, взглянул на спящую рядом с ним дешевую проститутку, ощущая во рту неприятный привкус от выпитого вчера дешевого виски, и спросил себя: неужели это все, что он хочет иметь от жизни? Неужели единственной целью для него является получать все радости жизни по дешевке и тем довольствоваться? И теперь, когда Салид иногда задумывался над тем, в какой момент так резко изменилась его жизнь и пошла по совсем другому руслу, чем жизнь его двух братьев и друзей юности, ему казалось, что решение было принято именно тем утром. Хотя еще долго внешне все оставалось по-старому - если быть точнее, несколько лет. Но именно в то утро с вершины сорвался первый камешек - такой маленький, что никто из окружающих даже не услышал звука его падения, однако этого камешка было достаточно для того, чтобы вызвать лавину.

Салид вытер левой рукой, одетой в перчатку, лицо и поморщился, почувствовав, что его борода заиндевела на жутком холоде. Салид был - по крайней мере, по среднеевропейским меркам - обаятельным мужчиной и умело этим пользовался уже не раз. Его друзья утверждали, что он похож на молодого Омара Шарифа. Враги не оспаривали это утверждение, но никогда не упускали возможность прибавить, что ему недостает обаяния Шарифа и его светских манер, зато взгляд Салила, по их мнению, был коварен, как у крысы. Ну что ж, крыса так крыса, сейчас Салид ощущал себя чертовски замерзшей крысой.

Хотя, с другой стороны, внезапная перемена погоды играла на руку ему и пятерым его соратникам, которые сидели здесь со вчерашнего вечера и дрожали от пронизывающего холода. Дождь и холод разогнали редких в этой безлюдной местности пешеходов, и, пожалуй, не стоило опасаться того, что сюда в ближайшее время хоть кто-нибудь забредет или заедет. Единственная дорога протяженностью в два с половиной километра, ведущая к военной базе, окруженной колючей проволокой, была опасна и трудно проходима даже в хорошую погоду, а сейчас ее так размыло, что надо было обладать отвагой, граничащей с безрассудством, для того чтобы осмелиться свернуть на нее - если, конечно, твой автомобиль не снабжен воздушной подушкой или приспособлением сродни тем, которые используются на канатных дорогах.

Салид и пятеро членов его террористической группы пришли сюда пешком двенадцать часов назад. Возвращаться им придется по другой дороге, потому что они заминировали подъездной путь на тот случай, если кто-нибудь все же отважится подвергнуть испытанию тормоза и амортизаторы своего автомобиля, свернув на эту лесную дорогу. Этому смельчаку несладко придется, хотя, с другой стороны, он не будет долго мучиться.

Сейчас все шесть террористов имели жалкий вид. Их подбитые мехом парки1 потемнели и отяжелели от сырости, а осунувшиеся лица были багровыми от холода. Никому из них в прошедшую ночь не удалось уснуть больше чем на час. Их брюки, сшитые из военной пятнистой камуфляжной ткани, покрылись коркой льда и так задубели, что при каждом движении похрустывали, словно фольга. Но несмотря на это Салид был доволен: дождь смыл все следы, а снег, который валил крупными хлопьями уже полчаса, укрыл золу и угли маленького костерка, разведенного ими пару часов назад. Теперь все было шито-крыто, и ничего не выдавало их присутствия здесь.

Оружие у террористов было в полном порядке - четыре русских автомата Калашникова, американский М-16 и снайперская винтовка немецкого производства, хорошо пристрелянная Салидом и снабженная им дополнительно высокоэффективным глушителем и прибором ночного видения. Эту винтовку с оптическим прицелом Салид выбрал неспроста. Дело в том, что он взял себе за правило расправляться со своими жертвами их же собственным оружием - эта привычка была одной из немногих слабостей, которые он позволял себе. Если оружие, произведенное в стране его очередной жертвы, было с точки зрения Салида несовершенно, он обычно усовершенствовал его. Салид - единственный из всех - не надел сейчас капюшон своей парки, несмотря на пронизывающий холод, хотя, может быть, в большей степени, чем его приятели, страдал от стужи. Он не делал ни малейшего усилия для того, чтобы спрятать лицо от обжигающего ветра.

- Они приближаются.

Салид встрепенулся и взглянул покрасневшими воспаленными глазами в южном направлении. Затем он потянулся за портативным радиопередатчиком, лежавшим на толстом суку дерева рядом с ним, но руки Салида занемели от холода, и передатчик упал прямо в слякоть. Салид негромко выругался на родном языке и стащил зубами рукавицу с правой руки, под ней была надета кожаная перчатка. Нагнувшись, Салид вытащил передатчик за антенну из вязкой слякоти. Тщательно вытерев его о свою куртку, он нажал кнопку вызова.

- Свора вызывает гончего пса. Повторите!

У Салида был голос под стать его внешности один раз встретившись с этим человеком, невозможно было забыть ни то, ни другое. Он так чисто говорил по-немецки, как будто вырос в этой стране, но точно так же свободно он владел и полудюжиной других иностранных языков.

- Они приближаются, - повторил все тот же голос по рации. - На полчаса раньше, чем мы рассчитывали, но все же это именно они. Они только что проехали мимо меня. Едут довольно быстро.

Салид нахмурился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь не соблюдал правил игры, - а в соответствии с ними машина должна была появиться здесь получасом позже. Если же учесть неблагоприятные погодные условия, то столь раннее прибытие ожидаемой машины выглядело еще более подозрительным. Несколько секунд Салид не сводил сердитого взгляда с рации. Затем он кивнул, встал и сказал:

- Хорошо. Оставайся там, где ты сейчас находишься, и смотри в оба.

Он выключил рацию и сунул ее в карман куртки. Остальные террористы с уважением поглядывали на Салида: он пользовался у них непререкаемым авторитетом. И хотя они слышали его разговор по рации и поняли, в чем дело, никто из боевиков не тронулся с места до тех пор, пока их главарь не махнул рукой и не сказал:

- Начинаем.

Террористы немедленно отреагировали на это слово, показав тем самым то, что за плечами у них многолетняя военная служба - каждый из боевиков прошел нелегкую школу муштры и военной выучки. Быстро, без лишних слов они разобрали свое оружие, загасили о снег сигареты и спрятали окурки в карманы. Их движения были стремительны, но слегка неловки. Ночь, проведенная на холоде, дорого стоила им, руки и ноги у террористов затекли, и мышцы утратили обычную эластичность. Но Салид знал, что, когда начнется операция, его ребята будут действовать как хорошо отлаженные смертоносные машины. Впрочем, в его глазах они и являлись таковыми - никак не больше.

Тихо, почти бесшумно они покинули место, где провели эту ночь, не оставив после себя следов, кроме угасшего костерка и затоптанного кое-где, превратившегося в грязную кашицу снега. Но непрекращающийся дождь со снегом позаботится о том, чтобы стереть и эти немногие свидетельства пребывания здесь террористической группы.

Они пошли по заснеженному лесу метров сто, прежде чем Салид, который возглавлял шествие, вышел на дорогу и остановился. Он вынул из кармана небольшую коробочку, на которой виднелась одна-единственная красная кнопка и горела маленькая сигнальная лампочка. Салид нажал на кнопку, и красный огонек сменился зеленым. Мина с дистанционным управлением была обезврежена на время. Прищурившись, Салид взглянул на бегущую вниз горную дорогу, по обочинам которой тянулись густые заросли деревьев. Мокрый снег налип на сучья и ветви, отяжелевшие от него и образовавшие над неширокой лесной дорогой зеленовато-белый купол. Сквозь сомкнувшиеся кроны почти не проникал свет пасмурного утра. В лесу было очень тихо, как это обычно бывает после сильного снегопада, и до слуха притаившихся террористов отчетливо доносился шум мотора приближающегося грузового автомобиля, хотя он был еще довольно далеко от ближайшего поворота дороги.

Салид снял свою винтовку с предохранителя и опустился на одно колено. Он подвигал левой ногой, пока его колено не достигло твердой почвы, утонув в неглубоком слое холодного снега и разрыв мягкий мох. Затем Салид навел винтовку на то место, где с минуты на минуту должен появиться грузовик. Он целился с руки без упора, хотя винтовка вместе со всеми приспособлениями весила больше двадцати фунтов. Салид поудобнее перехватил винтовку, добиваясь того, чтобы ствол, на дуло которого был надет массивный глушитель, не перетягивал и не дрожал.

Шум мотора медленно приближался. Прошла минута, за ней другая... и вот наконец из-за поворота показалась машина - тяжелый военный грузовик, кузов которого был выкрашен в цвета НАТО, а пятнистый тент из камуфляжной ткани потемнел, набряк от воды и прогнулся. Хотя дворники работали быстро и равномерно, убирая влагу с лобового стекла, трудно было рассмотреть обоих мужчин, сидевших в кабине. Даже двойные покрышки машины с трудом справлялись на раскисшей лесной дороге. Грузовик качало из стороны в сторону, порой колеса буксовали и из-под них летели комья грязи. Мотор протестующе ревел, поскольку шофер вел машину на первой или второй скорости. Из радиатора поднимался белый пар, похожий на дыхание состарившегося дракона, который, пыхтя и задыхаясь, с трудом идет по своему заколдованному царству.

Винтовка слегка дрогнула в руках Салида, и его палец лег на курок, но Салид все еще выжидал. И только когда грузовик оказался в десяти метрах от него, он выстрелил два раза подряд. Рев мотора полностью заглушил звук выстрелов.

В течение последующих двух или трех секунд казалось, что ничего не произошло. Грузовик продолжал медленно продвигаться, буксуя в раскисшей слякоти, словно больное стонущее чудовище, которое никто в мире не может остановить. Но тут его внезапно занесло и он остановился, чуть не перевернувшись. Мотор пронзительно взревел и затих, негромко работая на холостом ходу. Из-под капота и сквозь проржавевшую решетку радиатора повалил густой пар, он медленно стелился вдоль дороги.

Салид снова вскинул оружие, прицелившись в смутно видневшегося за ветровым стеклом человека. Тот зашевелился, яростно выругался по-английски и, открыв дверцу, спрыгнул на землю. Человек был одет в темно-зеленую военную форму, он сразу же утонул по щиколотку в грязи. Все еще яростно чертыхаясь и с трудом продвигаясь по трясине, в которой вязли ноги, человек устремился к передним колесам. Он нагнулся, опираясь левой рукой на радиатор, и тут же снова громко выругался, увидев, что обе передние покрышки лопнули. Сердито сопя, человек в военной форме встал на колени и, взявшись обеими руками за колесо, попытался сжать его, хотя это было совершенно бессмысленно.

В этот момент снова раздался тихий приглушенный выстрел, и на лобовом стекле грузовика появилось пулевое отверстие, окруженное сеточкой мельчайших трещин. Сидевший в кабине человек смешно подпрыгнул и обмяк на сиденье. Все это произошло так быстро и тихо, что солдат, возившийся с колесом, ничего не заметил.

Вскоре, однако, настала и его очередь. Дуло винтовки повернулось в его сторону, замерло на мгновение, и снова - в четвертый раз - раздался тихий звук смертоносного выстрела. Солдат, сидевший на корточках, начал падать вперед, ударился лицом о колесо и повалился на бок.

Все четыре выстрела были сделаны в течение всего лишь одной минуты.

Салид выпрямился, подошел к дверце водителя и рывком распахнул ее, держа винтовку наперевес. Но стрелять ему больше не потребовалось. Шофер - совсем молодой парнишка, которому едва ли исполнилось двадцать лет, - лежал, наклонившись вперед, уронив голову на руль. На его повернутом в сторону Салида лице застыло удивление. Из маленького круглого отверстия на лбу между глаз едва сочилась кровь, но зато у парня практически отсутствовал затылок - на его месте в черепной коробке зияла огромная рана величиной с кулак, из которой в холодном воздухе подымался парок.

Салид забросил винтовку на сиденье пассажира, вытащил труп из кабины и быстро обыскал карманы. Найдя маленькое удостоверение в пластиковой обложке, он спрятал его в свой карман. Два других террориста подхватили труп и оттащили его подальше в лес так, чтобы убитого не было видно с дороги. Впрочем, не было никакой необходимости прятать трупы. Террористам требовалось полчаса для того, чтобы скрыться с места преступления.

Операция завершилась быстро, отлаженно и четко - боевики были хорошо обучены. Пока двое из них прятали трупы, вторая пара принесла большие, напоминающие огнетушители, металлические баллоны, в которых находилось сжатое под большим давлением быстро сохнущее пенистое вещество, способное прочно заклеить резину простреленных покрышек. И хотя те были довольно плохо надуты, грузовик все же мог преодолеть короткую дистанцию. Баллоны закинули в кузов, и один из террористов, прежде чем сесть за руль, сломал дворник над простреленным лобовым стеклом.

Мотор грузовика взревел, и машина тяжело тронулась с места, покачиваясь и буксуя. Выбравшись на нетронутый белоснежный участок дороги, она снова замерла.

С того момента, когда прозвучал первый выстрел, прошло ровно две минуты.

Пока приятели Салила ликвидировали следы нападения и убийства, сам он быстро снял парку и брюки из камуфляжной ткани и оказался в темно-синей военной форме сержанта ВВС США. Сев за руль старого "форда" и положив на колени винтовку, Салид нажал на педаль сцепления и газа и провел ладонью по лицу, вытирая влажный лоб и бороду, в которой поблескивал лед. Сильно прищурившись, он напряженно смотрел на дорогу, хотя мало что мог разглядеть сквозь простреленное лобовое стекло грузовика. Кроме того, снегопад усилился, а щеточка на дворнике была сломана, и только его стержень, словно издеваясь, быстро ходил из стороны в сторону. Салид занервничал. Все вроде бы шло точно по плану, и у него не было никаких причин нервничать, однако он нервничал - и это само по себе уже тревожило и раздражало его. Что-то все же было не так. Салид не знал, в чем тут дело, он даже представить себе не мог причины своей нервозности, но у него было отчетливое ощущение того, что надвигалась беда.

Машина скатилась еще на десять-двенадцать метров по обледеневшей скользкой дороге, идущей под гору, и ее начало заносить на обочину. Бреннер нажал на тормоз. На протяжении следующих пяти или шести метров спуск довольно пологий, и это расстояние можно было бы преодолеть на машине, но риск свалиться в кювет с обледеневшей обочины представлялся Бреннеру слишком большим, и он предпочел остановить свой "мицубиси" здесь. Эти пять-шесть лишних метров, которые придется теперь пройти пешком, ужасно злили его, хотя он убеждал себя в том, что все равно предстоит долгий пеший переход в пять или шесть километров - и это в лучшем случае. Если не повезет, то его прогулка может растянуться на все десять километров. И это в сильный снегопад, на холодном ветру, в летних туфлях, брюках и легкой куртке. Бреннер с тоской думал о теплом пальто и перчатках, забытых им в гостиничном номере во Франкфурте. Собственно говоря, он вовсе не забыл их, а оставил лежать в своей комнате совершенно сознательно. Однако уже по дороге в подземный гараж он вспомнил о том, что в последние дни сильно похолодало и, казалось, вернулась зима, но главной чертой его характера была неимоверная лень - в этом-то все и дело! Он просто поленился еще раз подняться в лифте в свой номер за теплой одеждой. В конце концов, решил он, в его машине прекрасно работает отопительное устройство. Хотя, с другой стороны, бензобак его "мицубиси" был почти пустым... Одним словом, Бреннер, которому предстояло проехать всего лишь сто километров, положился на Бога и свою кредитную карточку, действующую в странах Евросообщества, и в шесть часов утра отправился в путь.

Но его надежды не оправдались. Бреннер слишком поздно понял, что, избежав такого незначительного неудобства, как подъем в лифте в свой номер за пальто, он навлек на себя куда более существенные неприятности. И теперь ему предстояла многочасовая прогулка по заснеженным Тавнским горам. Кроме того, в карманах оставленного пальто находился бумажник с документами, чековой книжкой и большой суммой наличных денег. В маленьком портмоне, которое всегда лежало в кармане сиденья, Бреннер обнаружил лишь свою золотистую кредитную карточку и семь марок наличными.

Пять марок он уже истратил на сигареты, что же касается кредитной карточки... то она сама по себе не стоила того пластика, на котором была напечатана. На первой автозаправке, которая встретилась Бреннеру на пути, автомат выдачи наличных денег по кредитным карточкам был сломан. На второй подобный автомат еще не успели установить. А тем временем стрелка прибора, показывающего расход горючего, неумолимо продолжала падать. В конце концов Бреннер съехал с шоссе, надеясь найти автозаправку, на которой можно было бы расплатиться с помощью кредитной карточки, или банк, на худой конец какое-нибудь почтовое отделение, где бы ему выдали при предъявлении этого дерьмового кусочка пластика наличные деньги.

Но его мытарства только еще начинались. Бреннер не нашел подходящей автозаправки. Он не нашел ни банка, ни даже почтового отделения. Точнее говоря, он не обнаружил в округе ни деревушки, ни городка. Свернув с шоссе, Бреннер оказался в незнакомой, а главное совершенно безлюдной местности, где он не встретил ни одного щита или вывески. У Бреннера было такое чувство, как будто он внезапно попал в другое измерение - в параллельный мир, где существовали деревья, дороги, снег, но не было людей. И бензина. Бензобак был пуст, все, баста. Стрелка уже добрых пять минут находилась ниже отметки "0". Но несмотря на это Бреннер вновь повернул ключ зажигания, пытаясь завести двигатель. Результат был таким, какого и ожидал водитель: стартер делал свое дело, но двигатель упорно молчал. В бензобаке тем временем, должно быть, образовался вакуум.

- Чего ты добиваешься? - спросила Астрид, наморщив лобик.

Бреннер тут же послушно выключил зажигание, преодолевая сильное искушение взглянуть на темноволосую девушку, сидевшую рядом с ним в машине. Второй роковой ошибкой, совершенной им сегодня, было то, что он изменил своим правилам и взял проголосовавшую на дороге пассажирку. Ему просто стало очень жаль эту девушку, одиноко стоявшую на обочине и дрожавшую от холода. Пальцы на руке, которой она голосовала, были такими же синими, как и ее губы, а большие темные глаза напоминали глаза испуганной лани. Но теперь взгляд сузившихся глаз Астрид был жестким и недоверчивым. Время от времени она опускала свою правую руку в карман куртки и что-то там нащупывала. По предположению Бреннера, у нее там был баллончик со слезоточивым газом, нож или какая-нибудь подобная глупость. Глупая телка. Впрочем, Бреннер мог ее понять: такая юная, привлекательная девушка, путешествующая автостопом, несомненно подвергает себя огромному риску. И все же в глазах Бреннера она была глупой телкой.

- Похоже, кончилось горючее, - вяло сказал он.

- Да, похоже на то, - кивнула Астрид и крепче сжала в руке то, что находилось у нее в кармане.

- Бензобак моей машины действительно пуст, - раздраженно сказал Бреннер. Однако Астрид, по-видимому, не понимала того, что он сейчас находился в самом скверном расположении духа и готов был на ком угодно сорвать зло. - Что ты, собственно, воображаешь себе?

У девушки хватило ума ничего не отвечать на этот вопрос, но ее взгляд был многозначительным. Бреннер в ярости вырвал резким движением ключ зажигания и сунул его в карман своей куртки. Он давно уже выключил дворники, и переднее стекло покрылось до половины ледяной коркой, льдинки крошились, падая на капот и прочеркивая на стекле извилистые линии, которые тут же затягивались тонкой пленкой. В тот момент, когда Бреннер вынул ключ зажигания, отопление перестало работать, и Бреннеру показалось, что он уже ощущает поток холодного воздуха, проникающего в салон автомобиля, хотя этого просто не могло быть при плотно закрытых окнах и дверцах.

- Похоже, дальше нам следует продолжить наш путь пешком, - заметил он.

- Нам? - переспросила Астрид и вынула правую руку из кармана. Бреннер окаменел на долю секунды, но тут же пришел в себя. Какой же он был идиот! Астрид достала всего лишь пачку "Мальборо" и зажигалку. Закурив, она предложила ему сигареты и пожала плечами, когда он отказался.

- Почему - нам?

- Я понятия не имею, сколько времени мне понадобится для того, чтобы добраться до ближайшей автозаправки, - ответил Бреннер. - Может быть, несколько часов. Если ты останешься в машине, ты просто замерзнешь. На улице сейчас чертовски холодно.

Астрид зажгла свою зажигалку и глубоко затянулась. Дым ел глаза, и они слезились.

- А почему бы нам просто не подождать здесь? - спросила девушка, сдерживая кашель и протирая слезящиеся глаза. - Рано или поздно мимо проедет какая-нибудь машина, и мы сможем ее остановить.

- Ты в этом уверена? - спросил Бреннер, указывая рукой на нетронутый снежный покров, устилавший дорогу перед ними. Трудно было различить, где кончалась проезжая часть и начиналась узкая обочина, вдоль которой тянулся лес. - Похоже, что местность здесь не особенно густо населена.

С этими словами Бреннер тряхнул головой, сжал зубы и решительно открыл дверцу машины. Хотя мороз был не таким ужасающим, каким он себе его представлял, но все же холод пробирал до костей. В такую стужу легко замерзнуть.

Стараясь не задумываться над тем, что он делает, Бреннер опустил левую ногу на землю - вернее, прямо в лужу ледяной воды, у которой, как нарочно, остановилась его машина. Вода тут же хлынула в полуботинок, она была такой обжигающе-холодной, что Бреннеру стало больно. Бреннер еще сильнее сжал зубы, преодолевая сильнейшее искушение отдернуть ногу и снова сесть в машину. Вместо этого он попытался найти для правой ноги место посуше. Изогнувшись в смешной позе, он выбрался из машины и заковылял к багажнику.

Как этого и следовало ожидать, запасной канистры - подобно пальто, перчаткам и бумажнику - тоже не было в наличии. Прекрасно. По крайней мере, ему не придется тащить эту штуковину до автозаправки.

Астрид тоже вышла из машины и теперь рылась в своем рюкзаке, сшитом из джинсовой ткани, поставив его на крыло автомобиля. Бреннер еле удержался от того, чтобы сказать своей попутчице, что металлические застежки ее рюкзака могут поцарапать лак на его машине. Вместо этого он закрыл все дверцы и запер машину. Астрид следила за ним боковым зрением, пряча усмешку, а затем достала из рюкзака что-то серое и бесформенное.

- Неужели ты боишься, что кто-нибудь придет сюда с канистрой бензина и угонит твою машину? - спросила она.

- У меня в машине хороший радиоприемник, - проворчал Бреннер и спросил: - Что ты делаешь?

Бесформенная серая масса оказалась шерстяным вязаным пуловером, в котором Астрид могла утонуть, как в большой ночной рубашке, и который самому Бреннеру - если судить на глазок, - был велик размеров на восемь. Астрид рывком вытащила наконец весь объемистый свитер из рюкзака, и при этом из него на капот и прямо в снег посыпалось все содержимое. Теперь уже Бреннер не сомневался в том, что лак на его машине будет поцарапан.

- На вот. Надень это, - сказала девушка и начала собирать в рюкзак рассыпавшиеся предметы.

Бреннер заколебался. Очень уж безобразно выглядел этот пуловер, но, с другой стороны, ресурсы тепла его собственного организма были уже исчерпаны. Стоя перед выбором: надеть ли этот нелепый свитер и стать посмешищем в глазах окружающих, или получить воспаление легких, Бреннер остановился на первом, решив, что переживет как-нибудь возможные насмешки.

Он облачился в пуловер и помог девушке упаковать ее рюкзак - при этом капоту его машины снова был нанесен ощутимый ущерб. Наконец оба тронулись в путь. Еще целых сто метров - вплоть до следующего поворота - горная дорога была довольно пологой, а затем начался подъем, который нельзя было назвать крутым. Дорога была извилистой, за спуском следовал новый подъем, и казалось, что ей не будет конца.

- Куда, черт возьми, ведет эта проклятая дорога? - не выдержала Астрид уже через полчаса. - В Сибирь?

В ее голосе все еще слышались агрессивные нотки, которые начали раздражать Бреннера уже через десять минут после их знакомства, а на одиннадцатой вывели его из себя. Если Бреннер по своему возрасту и не годился ей в отцы, то, во всяком случае, был достаточно взрослым для того, чтобы на дух не переносить заносчивое поведение этой шестнадцатилетней, только что вступившей в пору половой зрелости девицы, которая, по-видимому, искренне изумлялась, почему никто в целом мире не желает замечать, что только она одна знает истину в последней инстанции.

- Понятия не имею, - ответил Бреннер после небольшой паузы. У него болела нога, и он не имел ни малейшего желания разговаривать, а холод тем временем стал совершенно нестерпимым. Без пуловера Бреннер уже давно бы замерз. Но несмотря на это, он продолжал задавать себе один и тот же вопрос: зачем он взял с собой эту девицу?

- У тебя нет случайно карты? - спросила Астрид, подливая масла в огонь.

- Конечно, есть, - ответил Бреннер, закипая. - И притом превосходная. Дорожный атлас, изданный Всеобщим германским автоклубом. Последнее издание.

- В багажничке для перчаток?

- Я держу его в боковом кармане водительского кресла, чтобы всегда был под рукой, - ответил Бреннер.

Астрид засмеялась. И хотя ее вопрос разозлил Бреннера - вернее, его разозлила необходимость признания того, что он допустил еще один промах, не взяв с собой дорожный атлас, - этот смех разрядил возникшее между ними напряжение. Но тут Астрид снова заговорила:

- В конце концов, где-то же должен быть хоть какой-нибудь городок. Или по крайней мере указатель. Ты знаешь, хотя бы приблизительно, где мы сейчас находимся?

- Не имею ни малейшего понятия, - признался Бреннер. - Я свернул с шоссе на первом попавшемся повороте, - он поморщился. - Кто-то говорил мне, что стоит только съехать с шоссе, как сразу же встретишь автозаправку.

- Сразу же? - с сомнением переспросила Астрид. Она закурила на ходу, и на этот раз Бреннер не стал отказываться от предложенной сигареты. Астрид дала ему прикурить.

- У тебя нет денег? - внезапно спросила девушка.

Бреннер нес ее рюкзак, который с каждым шагом казался ему все тяжелее и тяжелее. Он перебросил его на другое плечо и спросил между затяжками:

- С чего ты взяла?

- Я просто задала тебе вопрос: почему ты свернул, имея почти пустой бак, с оживленного шоссе, на котором можно купить столько бензина, сколько захочешь?

Бреннер рассказал девушке о своем забытом в гостиничном номере пальто и о том, какие неожиданные последствия имело это обстоятельство. Во время его рассказа Астрид понимающе кивала головой.

- Ах эта дерьмовая пластиковая карточка! - горячо воскликнула она. - Эта штука однажды разорит и погубит нас всех!

- Какая интересная мысль, - заметил Бреннер. - Где ты ее вычитала?

Астрид растерянно взглянула на него, и Бреннер продолжал:

- Я хочу, чтобы ты мне объяснила, как ты это себе представляешь. Каким образом "эта дерьмовая карточка" может разорить и погубить всех нас?

Астрид бросила на Бреннера сердитый взгляд:

- Да катись ты!

- Не могу. Слишком холодно, - ответил он.

- Кто ты такой, собственно говоря? - спросила девушка. Похоже, она колебалась, не зная, как быть: приходить в ярость или нет. - Вшивый банкир или кто-нибудь в этом роде?

- Я хотел бы быть банкиром, - ответил Бреннер. - Но, к сожалению, я не банкир. Я всего лишь ничтожный страховой агент, который старается навязать людям ненужные полисы, - он рассмеялся. - Кстати, он делает это в частности и для того, чтобы иметь возможность купить себе дерьмовую буржуазную машину, на которой он сможет подвозить таких пассажирок, как ты.

- Должно быть, твои дела идут плоховато, - заявила Астрид. - Иначе ты захватил бы с собой пару лишних марок для того, чтобы заправить бак, - она бросила окурок в снег на обочину узкой дороги и тут же снова полезла в карман за другой сигаретой. - Неужели ты действительно обиваешь людские пороги?

- Нет, конечно, - с наигранной обидой в голосе сказал Бреннер. - Я региональный инспектор страховой...

- Ну хорошо, хорошо, я тебе верю, - Астрид поморщилась и убрала привычным жестом с лица прядь своих темных волос, подстриженных до плеч.

"Если бы эти волосы были немного ухоженней, - подумал Бреннер, - а еще лучше, если бы они были модно подстрижены, да к тому же, если бы заменить очками в модной оправе эти круглые проволочные очки в духе Джона Леннона, то девица была бы очень даже ничего".

- Такой напыщенный вздор несут только агенты, обивающие чужие пороги, - добавила девушка.

- Зачем ты это делаешь? - не выдержал Бреннер.

- Что именно?

- Почему ты так себя ведешь.? Я понимаю, ты злишься на меня за то, что из-за меня попала в такой переплет. Но ведь дело не в этом, не так ли? Ты была сердита уже в тот момент, когда садилась в машину.

- Когда-когда?

- Я не упрекаю тебя. Я просто задаю себе вопрос: почему юная девушка бродит одна по безлюдной, Богом забытой местности посреди зимы и наезжает на каждого, кто решается подвезти ее. У тебя был горький опыт?

- Возможно, - Астрид избегала его взгляда, и пропасть между ними заметно увеличилась.

- Ты не хочешь рассказать мне об этом?

- Это еще зачем?

- Да так, просто у нас много свободного времени, - отозвался Бреннер и показал рукой вдаль. Дорога вновь шла под уклон, но это был прямой, как стрела, участок пути протяженностью в три или четыре километра. Перед глазами путников расстилался нетронутый снежный покров. По всей видимости, их ожидала чертовски долгая прогулка. Было очень холодно.

При нормальных обстоятельствах, пожалуй, ничего на свете не могло расстроить желудок Маккормака, если не учитывать, конечно, хороший свинг на боксерском ринге или другую подобную атаку. Но когда садишься вместе со Стайпером в какое-нибудь транспортное средство, снабженное двигателем, невольно совершаешь отчаянно дерзкий поступок. А если это средство передвижения еще и летает, то твой героический поступок граничит с безрассудством. Поэтому Маккормак, сидевший в вертолете "Апач" вместе со Стайпером, никак не мог назвать нынешние обстоятельства нормальными.

Желудок Маккормака только-только начал успокаиваться, как вдруг Стайпер без всякого предупреждения послал вертолет в штопор - намереваясь, по всей видимости, просто сделать правый поворот, - и издал такой восторженный вопль, которому позавидовал бы любой индеец. У Маккормака перехватило дыхание от ужаса, и он закашлялся, чувствуя, как ремни сиденья впились в его тело, а желудок переместился к самому горлу.

- Стайпер! - прохрипел он. - Вы что, с ума сошли?

- Капитан? - Стайпер так широко улыбнулся, что уголки его рта исчезли за краями большого шлема. И тут же вертолет накренился в другую сторону и совершил еще один маневр, который Маккормак квалифицировал как тройную петлю Мебиуса.

- Лейтенант Стайпер! Сейчас же прекратите свои глупости! - простонал он.

Маккормак с удовольствием накричал бы сейчас на Стайпера, но он не отваживался на такое из боязни, что весь его завтрак при этом окажется на приборной панели.

- Сейчас же остановите вертолет! - потребовал он.

- Слушаюсь, сэр.

Маккормак слишком поздно понял, что опять совершил ошибку. Еще пять минут назад он отдал бы свою правую руку на отсечение, споря о том, что транспортное средство, подчиняющееся общим законам аэродинамики, нельзя затормозить на полном ходу, как какой-нибудь бешено мчащийся автомобиль с пронзительно взвизгивающими при резком торможении колесами. Но Стайпер доказал обратное.

Двигатель "Апача" взревел, его передняя часть накренилась вниз, и вертолет целую секунду, показавшуюся Маккормаку вечностью, почти вертикально висел в воздухе, а затем - когда Маккормак уже не сомневался, что они в следующую долю секунды полетят камнем вниз, - машина рывком заняла прежнее горизонтальное положение.

- Приказ выполнен, сэр, - усмехнулся Стайпер. - Я остановил вертолет.

Маккормак со стоном схватился за голову и сглотнул слюну, имевшую неприятный кислый привкус. Ему удалось обуздать свой гнев. В конце концов, его ведь предупреждали. Однако он не придал значения не только этим предостережениям, но и сочувственным взглядам других офицеров утром накануне вылета. О Стайпере уже давно шла дурная слава, все считали его совершенно чокнутым - если мягко выражаться. Перечень жалоб и взысканий, в рапортах о которых, поданных за два последних года на имя военного коменданта Рамштайна, упоминалась его фамилия, был не намного короче, чем телефонный справочник Нью-Йорка. Если бы Стайпер не был к тому же - по чистой случайности - одним из лучших вертолетчиков ВВС США, то его, по всей видимости, уже давно бы расстреляли, арестовали и заперли в сумасшедший дом - причем именно в такой последовательности. По мнению Маккормака, этот парень ничего другого и не заслуживал.

- Это просто фантастическая машина, сэр, - продолжал Стайпер, видя, что Маккормак молчит. - Я летал на многих типах вертолетов, но этот - моя любимая игрушка.

Его глаза сияли, как у ребенка, мечтающего о новой игрушечной железной дороге. "Все, что о нем говорили, сущая правда, - решил Маккормак. - Парень действительно с большим приветом".

- Разрешите напомнить вам, лейтенант, - резко сказал он, - что эта игрушка является собственностью Соединенных Штатов Америки и стоит двадцать миллионов долларов...

- Почти двадцать восемь, сэр, - поправил его Стайпер, но Маккормак пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:

- Кроме того, мы нарушили в воздушном пространстве дружественного нам государства по меньшей мере дюжину законов и предписаний. Вы представляете, лейтенант, что могут подумать о нас, американцах, находящиеся внизу люди, наблюдающие за вашими фокусами?

- Ничего, сэр, - отозвался Стайпер. - Там внизу никто не живет. Кроме нескольких крестьян да лесников.

Из застекленной кабины неподвижно зависшего над землей вертолета был хорошо виден гористый массив. Вихри снега вздымались вокруг машины, находящейся в центре эллипса диаметром приблизительно в тридцать метров, - летчики могли хорошо рассмотреть только это пространство, остальная местность терялась за белесой пеленой. Маккормак подумал сердито, что Стайпер прав. Они находились над лесом на высоте четырехсот метров, и если даже там, внизу, кто-нибудь жил, то он вряд ли мог видеть вертолет. Но от этой мысли Маккормаку не стало легче.

- У меня жена и дети, лейтенант, - поморщившись сказал он. - И моя семья ждет меня сегодня вечером домой целого и невредимого. Вы меня поняли?

- Так точно, сэр, - ответил Стайпер. Глуповатая ухмылка исчезла с его лица, но в глазах светилась насмешка. Маккормак спросил себя, станет ли этот Стайпер хоть когда-нибудь взрослым человеком. Вероятно, этого не произойдет никогда.

- Кроме того, - продолжал он, - мы здесь не ради собственного удовольствия. Мы должны выполнить задание. Поэтому оставьте ваши дурацкие шуточки и выводите этот ящик на положенный курс, - сказав это, Маккормак тут же испуганно спохватился и торопливо прибавил: - Но только медленно. У нас еще есть время.

Стайпер и не подумал скрывать свое разочарование. Однако повиновался приказу. "Апач" мягко тронулся с места и взял курс на восток.

Маккормак не спускал глаз со Стайпера - тем более что кроме свинцово-серого неба и тянущихся внизу на протяжении полумили однообразных заснеженных лесов и полей, ему больше нечего было рассматривать. "Еще пару дней такого снегопада, - подумал Маккормак, - и вся территория Средней Германии утонет по пояс в глубоком снегу". От этой мысли он даже поежился. Маккормак был техасцем и за все двенадцать лет службы здесь, в Рамштайне, не мог припомнить дня, когда бы не тосковал по родным местам. Конечно, и на его родине зимой выпадал снег, но зимы там были совсем другие - холодные, сухие и короткие. Как, впрочем, совсем другим было и лето - жарким, продолжительным и тоже сухим. Там и в помине не было подобной слякотной погоды, когда, кажется, природа девять месяцев в году сама не знает, чего хочет. И вот этот вылет явится, вероятнее всего, его последним вылетом над территорией Германии. Еще одиннадцать дней, считая сегодняшний, и срок его службы подойдет к концу. Не пройдет и двух недель, как он вместе со своей женой усядется на террасе маленького ранчо в Техасе, которое они купили за деньги, доставшиеся ему в наследство, и насладятся полным покоем. Прощай, старая добрая Германия! Прощай, армия! Прощайте и вы все, мерзавцы, подобные этому Стайперу! Хотя Маккормак скорее всего соскучится по ним уже через три месяца.