куда-то ушел. Осталась она одна, и тоска одолела ее еще пуще. Какая она ни
была умница, но после всего, что случилось, у нее, конечно, руки
опустились. Тут, чтобы как-нибудь развлечься, она так, случайно, заглянула
в глубь пагоды, - чего только там не было! Что парча или шелка! Там стояли
бесчисленные ящики со всякими сокровищами - драгоценными камнями, золотым
песком. От всего этого даже у храброй девушки екнуло сердце.
либо вор, либо разбойник!"
страшно, и она почувствовала, что больше здесь ей не выдержать ни минуты.
В самом деле, если она попала в руки к преступнику, кто знает, что еще
ждет ее впереди?
кто-то ее хрипло окликнул. Само собой, она испугалась, - ведь она думала,
что в пагоде нет ни души. Глядит - какое-то существо, не то человек, не то
трепанг, сидит, свернувшись, между нагроможденными кругом мешками с
золотым песком. Оказалось, это монахиня лет шестидесяти, сгорбленная,
низенькая, вся в морщинах, с гноящимися глазами. Догадалась ли старуха,
что задумала девушка, нет ли, только она вылезла из-за мешков и
поздоровалась вкрадчивым голосом, какого нельзя было от нее ожидать, судя
по ее виду.
выдаст свое намерение убежать отсюда, будет худо, и потому волей-неволей
облокотилась на ящик и нехотя повела обычный житейский разговор. Старуха
сообщила, что живет у этого человека в служанках. Но стоило девушке
завести разговор о его ремесле, как старуха почему-то умолкала. Это
тревожило девушку, к тому же монахиня была глуховата и сто раз
переспрашивала одно и то же. Все это девушку расстроило чуть не до слез.
Киёмидзу распустились вишни, о том, что закончена постройка моста Годзё,
монахиня задремала, должно быть, от старости. А может быть, это случилось
оттого, что отвечала девушка довольно лениво. Тогда девушка, улучив
минуту, тихонько подкралась к выходу, прислушалась к сонному дыханию
старухи, приоткрыла дверь и выглянула наружу. На улице, к счастью, не было
ни души.
вдруг вспомнила об узорчатой ткани и о шелке, которые получила утром в
подарок, и тихонько вернулась за ними к ящикам. И вот, споткнувшись о
мешок с золотым песком, она нечаянно задела за колено старухи. Сердце у
нее замерло. Монахиня испуганно открыла глаза и сначала никак не могла
понять, что к чему, но затем вдруг как полоумная вцепилась ей в ноги. И,
чуть не плача, что-то быстро забормотала. Из тех обрывков, которые
улавливала девушка, только можно было понять, что если, мол, девушка
убежит, то ей, старухе, придется плохо. Но так как оставаться здесь было
опасно, то девушка вовсе не склонна была прислушиваться к таким речам. Ну,
тут они в конце концов и вцепились друг в друга.
подняли шум, что мыши чуть не попадали с потолочных балок. К тому же
старуха дралась как бешеная, так что, несмотря на ее старческую немощь,
совладать с ней было нелегко. И все же, должно быть, сказалась разница в
летах. Когда вскоре после того девушка с узорчатой тканью и шелком под
мышкой, задыхаясь, выбралась за дверь пагоды, монахиня осталась лежать
недвижимой. Об этом девушка услыхала уже потом - ее труп, с испачканным
кровью носом, с ног до головы осыпанный золотым песком, лежал в полутемном
углу, лицом вверх, точно она спала.
населенные места, зашла к знакомому в Годзё-Кёгоку. Знакомый этот тоже
сильно нуждался, но, может быть потому, что она дала ему локоть шелка,
принялся хлопотать по хозяйству: приготовил ванну, сварил кашу. Тут она
впервые облегченно вздохнула.
сквозь занавеску на вечернее солнце. Только что между ним и заходящим
диском солнца промелькнули с громким хохотом несколько похоронных
факельщиков, а тени их еще тянулись по мостовой...
улице вдруг поднялся шум и раздались злобные крики: поглядите, вот он, вот
он! А так как девушка чувствовала себя замешанной в темное дело, у нее
опять сжалось сердце. Вдруг тот вор пришел рассчитаться с ней? Или за ней
гонится стража? От этих мыслей каша не лезла ей в горло.
зеваками, торжественно шли пять-шесть стражников; их сопровождал начальник
стражи. Они вели связанного мужчину в рваной куртке, без шапки.
По-видимому, поймали вора и теперь тащили его, чтоб на месте выяснить
дело.
склоне Годзё? Когда она увидела его, ее почему-то стали душить слезы. Так
она мне сама говорила, но это не значит, что она в него влюбилась, вовсе
нет! Просто, когда она увидела его связанным, у нее сразу защемило сердце,
и она невольно расплакалась, вот как это было. И вправду, когда она мне
рассказывала, я сам расстроился...
бедности?
благодаря тому, что продала узорчатую ткань и шелк. Выходит, Каннон-сама
сдержала свое обещание!
ветер в бамбуковой роще. Улица опустела.
кружки выпачканные глиной руки. Оба они как будто чувствовали, что и в
заходящем весеннем солнце, и в их настроении чего-то не хватает.