Пол АНДЕРСОН

ЗВЕЗДНЫЙ ЛИС

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КАПЕРСТВО И РЕПРЕССАЛИИ

...Король заставил бить в барабан,

король заставил бить в барабан...

- пел кто-то по-французски.

Гуннар Хейм остановился как вкопанный. некоторое время он стоял,
озираясь в поисках источника голоса, звучавшего в темноте.

Чтобы увидеть всех этих дам.

И первая, кого он увидел...

Голос доносился откуда-то издалека, изрядно заглушаемый грохотом
машин на берегу у доков. Но лишь один человек этой ночью в Сан-Франциско
мог изобразить подобную пародию на эту злую старую балладу.

...очаровала его душу.

Тра-та-та! Тра-та-та! Тартата-та-та!

Хейм пошел на звук голоса. Он еще не утратил способности двигаться
быстро и бесшумно, когда нужно. Через мгновение он услышал звон и сердитое
дребезжание струн.

Тра-та-та! Тра-та-та! Тратата-тата!

Справа от него темной стеной громоздились пакгаузы. В этот час, когда
до рассвета оставалось не так уж много времени, город тускнел, утопая в
тумане; лишь над крышами виднелась розовая дымка, да башни дворца на
Ноб-Хилл светились грудой далеких огней. Слева, словно лоснящийся дракон,
лежала грузовая субмарина, покрытая лунной чешуей, но возле нее не было ни
людей, ни роботов - портовых грузчиков. Гавань, гладкая и блестящая,
напоминала эбеновое дерево. Горы на восточном берегу, в нескольких
километрах от порта, образовывали темный массив, усыпанный искусственными
звездами. настоящие звезды были весьма тусклыми, равно как и защитный
спутник, быстро поднимавшийся над горизонтом - словно все светила
удалились от планеты, утратившей силу. Луна находилась в полуфазе возле
зенита. Сквозь сырой осенний воздух невозможно было различить светлое
пятно Аполло Сити на ее темной стороне.

Маркиз, скажи, ты ее знаешь?

Кто такая эта прелестная дама?

И маркиз отвечал:

Сир, это моя жена.

Траа-та-та! Тра-та-та! Тратата! Та-та!

Хейм обогнул сарай у пирса и увидел менестреля. Тот сидел на пале
лицом к воде, еще более жалкий и маленький, чем ожидал увидеть Хейм. Его
пальцы с таким остервенением дергали двенадцать струн, словно он сражался
с врагом, а лицо, освещенное луной, было мокро от слез.

Хейм остановился в тени, у стены. Он не должен был прерывать песню. В
Салуне Звездолетчиков сказали, что малый этот - пьяница и дикарь.

И, истратив последний пенни, он заявил, что будет петь за выпивку, -
сказал Буфетчик. - Я ему объяснил, что у нас здесь ничего такого не
принято. Тогда он заорал, что пел так на дюжине планет, а вся беда Земли в
том, что его просто не хотят слушать. Я еще сказал, что через несколько
минут по видео будет показан стриптиз и что завсегдатаи хотят именно
этого, а не какой-то там чужеземной чепухи. Ну, а он мне в ответ - что
будет петь звездам или что-то вроде этого - бред душевно больного, одним
словом. Я и велел ему убираться, пока его не выкинули. Он и ушел. Это было
с час назад. Ваш друг, что ли?

- Возможно, - ответил Хейм.

- О, ну тогда вы могли бы пойти поискать его. Он может нарваться на
неприятности. Не ровен час - его завывание привлечет охотников за легкой
добычей.

Хейм кивнул и залпом допил вино. Секция Благоденствия в любом большом
городе была небезопасна для одиноких ночных прогулок. Даже полиция
западных стран не предпринимала почти никаких попыток контролировать тех,
кого еще до рождения заменили машины. Она ограничивалась тем, что
удерживала это бешенство и никчемность в границах отведенного ему района,
в достаточном удалении от домов тех людей, чьи способности были нужны
обществу. Предпринимая вылазки в субпопуляцию лишних людей, Хейм всегда
брал с собой станнер. И временами ему приходилось пускать его в ход.

Однако, некоторые здесь его знали. Хейм сказал им, что он -
звездолетчик в отставке (что-либо, более близкое к правде, было бы просто
неблагоразумно) - и вскоре его уже считали вполне подходящим в компании
для выпивки и картежной игры, более свойским парнем, чем многие из
космофлота, появлявшиеся и исчезавшие перед их безразличным взором.

Хейм помахал рукой нескольким своим знакомым, одни из которых были
грубыми дикарями, а другие давно поддались безнадежности, и вышел из бара.

Поскольку менестрель, должно быть, пошел к порту. Хейм тоже
направился туда, постепенно ускоряя шаг. Сначала он не ставил себе целью
непременно отыскать того парня, просто это был повод еще для одного
путешествия по трущобам. Но по мере того, как он шел, в его сознании вдруг
стали вырисовываться возможные последствия встречи с "певцом".

И теперь, когда его поиски увенчались успехом, услышанная песня
что-то затронула в нем, и он почувствовал, как участился пульс. Этот
незнакомец, возможно, и самом деле кое-что знал о происшествии среди тех
созданий.

Королева заставила ее сделать букет

из прекрасных цветов лилий.

И аромат этого букета убил маркиза.

Когда старая легенда, тоже повествующая о тирании, предательстве и
смерти, подошла к концу, у Хейма созрело решение.

Тра-та-та! Тра-та-та! Трата-та-та!

Наступила тишина, нарушаемая лишь плеском воды и бесконечной
пульсацией того огромного мотора, каким был город. Хейм сделал несколько
шагов вперед.

- Добрый вечер! - сказал он.

Певец вздрогнул, сделал прерывистый вдох и повернулся, Хейм улыбаясь,
вытянул вперед руки ладонями вверх.

- Я не причиню вам зла, - сказал он. - Просто наслаждался вашим
концертом. Не будете возражать, если я составлю вам компанию?

Менестрель ожесточенно протер глаза. Затем тонкое лицо с заостренными
чертами все обратилось в оценивающий взгляд. В таком месте, как это,
трудно было сохранить невозмутимость при встрече с Гуннаром Хеймом. Рост
последнего достигал почти двух метров, а ширина плеч соответствовала
росту. Черты его лица были грубоваты и просты. В красновато-каштановых
волосах, несмотря на сравнительно молодой возраст, 45 лет, блестела
седина, бровь пересекал зигзагообразный застарелый шрам. Но одет он был
весьма прилично - в плащ с высоким воротником и брюки, по последней моде
заправленные в мягкие полуботинки. Капюшон его плаща был откинут назад.
Он, по всей видимости, не имел оружия при себе.

- Что ж, - певец нервно передернул плечами. - Здесь не частная
территория. - По-английски он говорил быстро, но с большим акцентом, чем
по-французски.

Хейм вытащил из кармана плоскую бутылку с виски.

- Не желаете ли со мной выпить сэр?

Менестрель схватил бутылку. Смакуя каждый глоток, он произнес
сначала: "Ах", потом: - Простите мне мои дурные манеры, мне страшно
хотелось выпить. - Он поднял бутылку. - Прозит, - снова отпил и вернул ее
Хейму.

- Прозит, - Хейм сделал большой глоток и сел на камень причала,
прислонившись к палу. Все выпитое сейчас и ранее бурлило в нем вместе с
нарастающим возбуждением. Это была попытка сохранить расслабленное
состояние.

Менестрель слез с пала и сел рядом с Хеймом.

- Так значит, вы не американец? - спросил он. Голос его слегка
дрожал: он явно старался изобразить спокойствие и безучастность, в то
время как на его лице с высокими скулами стыли слезы.

- Вообще-то по натуре я американец, - ответил Хейм. - Мои родители
были норвежцами. Но я родился на Гее, Тау Цети 2.

- Что?

Лицо менестреля, как и надеялся Хейм приняло выражение крайне
заинтересованного человека. Он насторожился, выпрямился.

- Вы астронавт?

- Служил в военном флоте, лет пятнадцать назад. Мое имя - Гуннар
Хейм.

- А я... Андре Вадаж. - Тонкие пальцы исчезли в рукопожатии Хейма. -